Очерк 1
До начала ХVIII века на территории г. Искитима историками постоянных
населенных пунктов и наличия оседлого населения не выявлено. Впервые
русские служилые люди оказались в низовьях реки Берди после Ирменского
сражения в августе 1598 года, когда отряд помощника тарского воеводы Андрея
Воейкова «на плотах по Оби и за Обью рекою, по лесам искал Кучума и нигде не
нашел». С середины ХVII века здесь за передвижениями воинственных
кочевников наблюдала «разъезжая» станица томских казаков.
Приблизительную дату основания на территории Искитима первого
русского поселения — деревни Шипуновой (Шепуновой) необходимо привязать ко
времени сооружения Бердского (Бердевского) острога: не только крестьяне, но и
служилые люди не рисковали селиться вдали от крепостей. Известный
специалист по истории Азиатской России периода феодализма Н.А. Миненко
указывает на то, что острог был заложен между 1702 и 1709 г.г. Первая
«искитимская» деревня была построена казаками Фадеем, Спиридоном и Лукой
Шепуновыми, происходившими из служилых людей ишимских «слобод»
(укрепленных городков) и жившими в двух родовых деревнях Шепуновых.
Томская воеводская канцелярия приписала их к Бердскому острогу. Шепуновы
были беломестными казаками, то есть должны были кормиться «с пашни», так
как не получали денежного жалованья. «Приказчик» (комендант) острога был
обязан в короткий срок закрепить за своими подчиненными земельные угодья
для земледелия, звериного и рыбного промыслов. Таким образом, д. Шепунова
была основана в первом десятилетии ХVIII века, после 1702 года.
В этот период появляются д. Кривощекова (на территории будущего г.
Новосибирска), построенная сразу после I703 года служилыми человеком
Федором Креницыным (по прозванию Кривощек, имел на лице шрам от
сабельного удара), и д. Морозова (видимо, основана потомком томского
служилого человека «литовского списка» Якова Морозовского), существовавшая
на территории Искитимского района уже в 1708 году.
Сибирские деревни XVII-XVIII в.в. были малолюдными. Много было
поселений – «однодворок», состоявших из одного хозяйства («двора»). Видимо, у
Шепуновых была дружная семья, и томские воеводы при направлении отряда
служилых людей на Бердь учли желание Фадея, Спиридона и Луки служить
вместе.
В современной понимании термина «деревня» казачьи и крестьянские
селения Сибири XVII-XVIII в.в. представляли необычное явление. В 1699 году
русское правительство направило в Сибирь указ Петра I, требовавший все
деревни, «которые на опасных местах стоят», уже в обязательном порядке
превратить в маленькие крепости со сторожевыми башнями, «рогатками»,
«надолбами», валом и рвом. Летом полевые станы на пашне и сенокосе
оборудовались «временными острожками» с бойницами и частоколом или
«специальными бревенчатыми «клетками». Царский указ обязывал крестьян (не
говоря уже о служилых людях, всегда вооруженных) обзавестись ружьями,
порохом, свинцом, боевыми копьями с железными наконечниками. В
дальнейшем подобные распоряжения неоднократно подтверждались и
дополнялись. В марте 1758 года из Барнаульского завода в канцелярию
ведомства Бердского острога, в состав которого входили деревни Шепунова,
Койнова и Чернодырова (более позднее название — Черноречка), поступило
подтверждение о необходимости поголовного вооружения приписных крестьян
огнестрельным и холодным оружием, а также о росписи их по сотням и
назначении «ко збору из деревень мест… если когда от неприятеля… нападение
последует,..». В схватках с противником жители могли также использовать для
защиты всякое дреколье (копья всех видов, бердыши, багры, дубины) и «протчее
зловредное орудие».
На рубеже XVII-XVIII в.в. Томский уезд являлся пограничным, Бердский
острог располагался на его южной границе, а укрепленная деревня Шепунова (на
высоком левом берегу Берди, в 30 км к югу от крепости) была передовой
сторожевой заставой местного военного гарнизона. Шипуновские казаки-
разведчики призваны были вести наблюдение за местностью речными (на
лодках) и конными разъездами, при приближении джунгарских отрядов и
немирных кочевников — оповещать коменданта, мобилизовывать койновских и
чернодыровских крестьян, устраивать засеки. Станичная служба «искитимских
пограничников» в первой половине XVIII века была наполнена опасностями и
приключениями.
Деревни Койнова и Чернодырова, основанные вольными колонистами из
числа государственных крестьян (ссыльных в Новосибирское Приобье до 1773
года не селили), были зарегистрированы уже во время переписи 1719 года. Их
первопоселенцы Иван и Ларион Койновы занимались хлебопашеством, охотой,
рыболовством, огородничеством. Вероятно, их родиной является территория
Среднего Урала. Деревня Вылкова впервые упоминается в исторических
документах в начале 80-х г.г. XVIII века. К началу XIX века в д. Койновой
размещался «станец» (почтовая станция), на котором размещались дома
ямщиков и постоялый двор.
Архивы сохранили для потомков фамилии старожилов «искитимских»
деревень:
— в д. Шепуновой — Кузивановы (переселенцы из Зауралья) и Тумашевы
(ближайшие потомки, исправлявшего в 1747 году в Бердском остроге должность
старосты, казачьего сына Федора Тумашева и сотника Ивана Тумашева,
происходящих из потомственных томских служилых людей «литовского списка»);
— в Койновой — Дедигуровы, Коноваловы (под г. Тарой до сих пор
существуют населенные пункты Коновалово и Коновалиха; в Томске известен
род служилых людей Коноваловых, в 1701 году в одной из слобод Тарского уезда
служил казак Иван Коновалов, Коноваловы служили и в Чаусском остроге),
Паутовы (прибыли из д. Паутовки с р. Тары в Чаусский острог, где продолжили
службу, построив две деревни Паутовы), Суворовы (в 1717 году крестьянин Яков
Суворов проживал в д. Гуселъниковой Тюменского уезда), Еремины (проживали
в трех деревнях Ереминых на Ишиме и Таре, основали во второй половине XVIII
века в Бердском ведомстве д. Еремину);
— в Чернодыровой — Сибирцевы (из коренных «насельников» Тарского
уезда, живших в двух родовых деревнях Сибирцевых), Костылевы (в 1701 году в
д. Сеиткуловой Верхней Тарского уезда зарегистрирован сын тобольского
священника Пронька Ларионов сын Костылев, поверстанный в казаки; Костылевы
населяли одноименную деревню на востоке Тарского уезда), Батеневы
(родственники служителя Барнаульского завода), братья Бабиковы;
— в Вылковой — Вылковы и Саланины.
Материалы по генеалогии искитимских старожилов подтверждают данные
историков о массовом переходе торгово-промышленных людей и черносошных
крестьян с Русского Севера в Зауралье в течение XVII века и о дальнейшем их
расселении по Сибири. Необходимость обороны и освоения новых земель
обусловила верстание многих северян и их сыновей на военную службу в
местные гарнизоны. Основной поток русских первопоселенцев на Берди пришел
из их родовых деревень в бассейнах рек Ишима и Тары, а также из Томского
Приобья, где их старшие родственники служили в острогах и слободах.
Некоторые из них (Паутовы, Коноваловы) осели на время в деревнях Чаусского
ведомства. Данные ономастики, русской этимологии и диалектологии
подтверждают северорусское происхождение искитимских «насельников»
(Коноваловых, Суворовых, Паутовых, Бабиковых).
Среди населения Новосибирского Приобья XVIII века встречались
служилые люди «по прибору», разночинцы (потомки сибирских служилых людей
XVII века) и крестьяне … дворянского происхождения. В течение XVII столетия
русское правительство ссылало в Сибирь польско-литовских военнопленных.
Ввиду нехватки в Сибири военных специалистов, дворяне Польского королевства
принимались на службу с зачислением в особый разряд «литовского списка». Так
оказались в Бердском остроге, а потом и в д. Шепуновой потомки томского
служилого человека «литовского списка» Тумашева. Возможно, их предка-
шляхтича звали Томашем (большинство «иноземцев» в России получало со
временем русские имена и прозвища). Ввиду постоянного сокращения в течение
XVIII века численности сибирских служилых людей, многие из них потеряли
службу, стали городскими обывателями, перешли в крестьянское сословие. Тем
не менее, потомки искитимских первопоселенцев Шепуновых, Койновых,
Вылковых «с товарищи» не только расселились по окрестным деревням, но
сохранили дух землепроходцев и внесли свой вклад в дальнейшее освоение
Западной Сибири, в частности, в исследование Алтая.
В 1717 — I718 г.г. отряд служилых и «охочих» казаков, сформированный из
«казачьих детей», крестьян и прочих жителей Бердского ведомства, под началом
кузнецкого сына боярского Тимофея Безносова уже строил новый Бикатунский и
Белоярский остроги. Позднее Паутовы и Шепуновы осели в д. Паутовой под
Бикатунской крепостью. Шепуновы также увековечили свою фамилию на картах
Алтайского края (дважды) и Сузунского района Новосибирской области (дважды),
построив еще несколько деревень. Вылковы основали два селения (на р.
Кулунде и под г. Рубцовском). Уже в 1736 году один из Койновых оказался на р.
Карасуке, где прожил два года, а С.П. Коновалов — в Малышевской слободе.
Степан Пахомович был не чужд науке: в 1742 — 1743 г.г. он оказывал «геодезии
поручику» Ивану Шишкову помощь «в сочинении ланкарт и в описании
географическом» Кузнецкого уезда. Койновы построили на Алтае в ведомстве
Белоярского острога д.д. Койнову и Ново-Койнову. В с. Ново-Койнове еще в
середине ХХ века жили их потомки. В 1819 году должность старшины Бурлинской
волости (Западный Алтай) исправлял О. Коновалов. Другой Коновалов, житель с.
Тогурского основал «с товарищи» д. Инкину (Колпашевский район Томской
области), а Еремины — одноименную деревню в Ординской волости.
Будущие искитимские землепроходцы были хорошо знакомы между собой
еще в XVII веке (на Ишиме, Таре и Томи), их потомки укрепили родственные
связи на Берди и, направившись на Алтай, постарались поселиться компактно в
долине Кулунды, построив новые деревни Шипунову, Вылкову, Костылеву. Да и в
междуречьи Карасука и Бурлы Койновы и Коноваловы оказались почти
одновременно не случайно, передавая друг другу вести о заповедных землицах.
Верными сподвижниками Шепуновых стали внуки польских гусар Тумашевы,
пустившие прочные корни в Сибири и построившие «сузунскую» деревню
Шипунову.
Замечательные слова о вышеописанном времени сказал писатель-сибиряк
В.Г. Распутин: «…Сейчас, когда каждый шаг и каждое дело сибирских строителей
и покорителей мы без заминки называем подвигом, нелишне бы помнить нам и
нелишне бы почаще представлять, как доставались начальные шаги и дела
нашим предкам… Для осознания их изнурительного подвига не хватает
воображения, оно, воображение наше, не готово следовать теми долгими и
пешими путями, какими шли сквозь Сибирь эти герои».
Ярким подтверждением высказывания прославленного прозаика является
родословная Шипуновых. Еще в 1610 году двинянин, торговый человек
Кондратий Куркин и промышленный человек Осип Шипунов ходили на кочах на
рыбный промысел по Енисею. Их флотилия достигала устья реки. В своем
обращении к тобольским воеводам промышленники, кроме указания на то, что
рыба в Енисее водится «всякая, такова ж, что и в Волге», предупредили
начальных людей об опасности иноземного проникновения в Сибирь морем и
предложили закрыть Северный морской путь. Возможность этого была велика,
если вспомнить, что в то время в уездах Средней России и Москве хозяйничали
польские оккупанты, а русские служилые люди задерживали в Архангельске
иностранных шпионов. Такой патриотический шаг Куркина и Шепунова (в ущерб
собственной торговле) вызвал даже осуждение коллег — торгово-промышленных
людей, которым Северный морской путь был бы также закрыт.
Не менее примечательна дальневосточная эпопея служилого человека
Гаврилы Шипунова. В середине ХVII века он принял участие в амурских
экспедициях илимского сына боярского Ерофея Хабарова. Таким образом, в
течение ста с небольшим лет представители рода Шипуновых прошли всю
Сибирь: от Ишима до берегов Байкала, вышли на Амур, достигли Северного
Ледовитого океана на севере и Алтайских гор на юге.
Уже в первой половине XVII столетия в память об одном из Батеневых,
дошедшем до Енисея и участвовавшем в изучении Восточной Сибири, назван
горный хребет длиной около 100 км (ныне — Батеневский кряж в Хакассии).
Не смотря на то, что часть многочисленных потомков первопроходцев
Сибири вошла в различные сословия (чиновничество, купечество, мещанство,
крестьянство), многие представители старинных казачьих фамилий XVII — XVIII
в.в. продолжили традиции военной службы. Причем некоторые из них оказались
в станицах не только 2-го и 3-го военных отделов Сибирского казачьего войска,
но и Оренбургского казачьего войска (далее — ОКВ).
Последнее объясняется следующим историческим обстоятельством. 11
февраля 1736 года, в целях ликвидации последствий Башкирского восстания
1735 — 1737 г.г., Императрица Анна Иоанновна указала генерал — поручику А.И.
Румянцеву и статскому советнику И.К. Кириллову: «Для поселения при
Оренбурге и в других городах легких войск: принять Вам… из Сибирских ближних
городов казачьих и Дворянских детей невёрстанных, и не положенных в
подушной оклад до 1000…». Зачисленные на службу сыновья сибирских дворян и
казаков уже в январе 1737 года поступили «в ближайшее ведение» тайного
советника В.Н. Татищева и были поселены на Исетской укрепленной линии,
составив Исетское казачье войско, включенное позднее в ОКВ.
Поэтому в 40-х г.г. XIX века только в д. Коноваловой Петровской станицы 8-го
полкового округа ОКВ мы находим казаков Коноваловых, Вагановых,
Колмогоровых, Койновых, Шибановых, Бродниковых, Смолиных, Худяковых,
Печенкиных, Усольцовых, а в 1822 — 1827 г.г. в Уйской станице ОКВ — станичного
атамана Коновалова. Но эти же фамилии хорошо знакомы историкам сибирского,
енисейского и забайкальского казачества. Таким образом, сибирские казачата
приняли деятельное участие в формировании на Южном Урале нового,
Исетского войска, станицы которого в XIX веке вошли в состав 2-го военного
отдела ОКВ.
В 1787 году на Иртышской линии в должности командира сотни линейных
сибирских казаков в Изылбашском станце служил сотник Иван Тумашев, в
Ямышевской крепости — пятидесятник Андрей Коновалов. Бабиковы,
происходящие из тарских и тюменских служилых людей ХVII века, достигли
офицерских чинов. В 1864 — 1865 г.г. в Семипалатинске проходил службу
прапорщик Бабиков, в 1-ю мировую войну во 2-м и 6-м Сибирских казачьих
полках — войсковой старшина (позднее — полковник) А.П. Бабиков, уроженец
Николаевской станицы Омского уезда. В 6-м же полку в 1919 году командовал 1-
й сотней подъесаул Г.П. Паутов.
История родов «искитимских» казаков XVIII века подтверждает общую
тенденцию в поведении представителей войскового сословия: не смотря на
всевозможные казачьи тяготы, они не только с готовностью снова поступали на
военную службу, но и всеми способами добивались этого. Где бы не
оказывались разночинцы (потомки сибирских служилых людей XVII века) и
сыновья, племянники, внуки казаков XVIII столетия в результате записи в
податные сословия или рекрутского набора на солдатскую службу: во внутренних
уездах Сибири или на Сибирских линиях, — они всегда помнили о своем
происхождении и при малейшей возможности возвращались в родное Войско.
Знало о происхождении различных этнографических групп казачьего населения и
русское правительство, проводившее в течение XIX века в их отношении мудрую
политику, сочетая интересы государства и устремления верноподданных
Государей, будь то перевод запорожских казаков и их потомков в Кубанское
казачье войско, переселение уфимских, самарских и алексеевских служилых
людей в ОКВ или верстание на казачью службу сибирских разночинцев из числа
горожан, солдатских детей и государственных крестьян линейных уездов.
Восстановленные в правах станичники быстро приобретали навыки военной
службы, а патриотического казачьего духа, как я их героическим предкам —
пионерам Сибири, им было не занимать.
Очерк 2
Первые поселения, обнаруженные на земле Искитимского района,
датируются IV — III тысячелетиями до н.э. и относятся к эпохе неолита («нового
каменного века»). Археологи Т.Н. Троицкая, В.И. Молодин и В.И. Соболев в
справочнике «Археологическая карта Новосибирской области» называют в
округе с. Завьялово три стоянки первобытных людей, на которые указывают
найденные на них «керамика» (фрагменты глиняных сосудов), каменные отщепы
и орудия из кремня (топоры, ножи, скребки, наконечники стрел и т.д.).
Памятники бронзового века представлены городищами археологических
культур: ирменской, относящейся к XI — VII в.в. до н.э. (с.с. Быстровка и
Лебедевка), и завьяловской (VIII — VI в.в. до н.э.), названной по искитимскому
селу Завьялово. В двух селениях раскопаны бронзовые наконечники стрел,
керамика, каменные и металлические застежки, каменные грузила для
рыболовецких сетей. Еще одно городище эпохи поздней бронзы располагалось
недалеко от железнодорожной станции Сельской.
У Быстровки археологами были обнаружены два могильника
большереченской культуры (VI — I в.в. до н.э.), свидетельствующие о
существовании в ее окрестностях и поселения. У Завьялова построили свое
городище северные лесные племена — представители кулайской культуры (III в.
до н.э. — III в.н.э.), также относящейся к раннему железному веку.
В течение IV — X в.в. (развитой железный век) вблизи Завьялова жили
носители верхнеобской культуры. Исследователи обнаружили зернотерки,
точила, глиняный сосуд.
Но наличие на территорий современного населенного пункта какого-то
древнего городища отнюдь не означает права первого вести свое
летоисчисление от последнего. Поэтому вызывает крайнее удивление,
например, официальное решение властей г. Бишкека о существовании города на
протяжении 40 тысяч лет, после открытия киргизскими археологами на его земле
стоянки людей древнего каменного века. Основным критерием датировки
населенного пункта является непрерывность жизнедеятельности на его
территории какого-либо селения (группы поселений). Летоисчисление ведется от
самого древнего из них. При этом, конечно, не надо впадать в другую крайность.
В настоящее время г. Новосибирск датирован 1893 годом, то есть годом
основания выселка с. Кривощековского и Гусевки, поселка строителей
железнодорожного моста через Обь. Один из краеведов идет «еще ближе» и
исчисляет историю столицы Сибири только с 1903 года, когда Государь
Император Николай II даровал Ново-Николаевскому поселку статус безуездного
города.
Установление современного официального летоисчисления
административного центра Новосибирской области произошло в ходе борьбы
мнений двух групп местных историков, занимающихся двумя различными
периодами сибирской истории: периодом феодализма и периодом капитализма.
Признание у городского начальства получила точка зрения специалиста по
истории сибирского крестьянства периода капитализма Л.М. Горюшкина. Но
более убедительной датой «рождения» Новосибирска является 1708 год, когда
впервые упоминается в исторических документах д. Кривощекова, построенная
томским служилым человеком Федором Креницыным (по прозванию Кривощек).
В 1893 году это селение продолжало существовать в качестве с. Большого
Кривощековского. В это же время на земле будущего города располагался еще
целый ряд деревень, основанных еще в XVIII столетии. Эта позиция отражена в
работах сибирских историков Ю.С. Булыгина, М.М. Громыко, Т.С. Мамсик.
Не позднее конца XIII века на территории области появляются родо-
племенные союзы барабинских и чатских татар. Районом обитания последних в
XVII — XVIII в.в. явилось Новосибирское Приобье, в том числе и искитимская
земля. Их основными занятиями были скотоводство, охота (особенно на пушных
зверей, шкурки которых использовались для уплаты «ясака» и в качестве денег),
рыбная ловля (железными крючками, сетями и «мордами»), мотыжное
земледелие (сеяли в основном ячмень, полбу, овес) и собирательство.
Чатские татары находились в вассальной зависимости от сибирского хана,
в XVII столетии приняли русские подданство. Во время набегов «белых
калмыков» (воинственных кочевников Алтая) и от других врагов они укрывались
в «крепостях», имевших естественные преграды (обрывы, овраги) и
оборонительные сооружения (рвы, валы, бастионы). На территории
Искитимского района располагалось на берегу Оби одно такое городище —
Бердское, находящееся ныне под волнами Обского моря.
Чаты управлялись знатными людьми — мурзами. Документы по истории
Сибири XVII века сохранили имена трех мурз — Тарлавы, Кызлана и Бурлака. C
1630 года мурза Бурлак находился на русской службе в Чатском городке.
Известен и один из его сыновей — Сургаян Бурлаков. В XIX — XX в.в. чатские
татары продолжали обитать в Новосибирском Приобье. В начале XX столетия в
искитимской деревне Горевке, входившей тогда в состав Локтевской волости
Барнаульского уезда, жили Бурлаковы – возможные потомки одного из чатских
вождей, мурзы Бурлака.
В течение XVII века чаты и их отдельные территориальные объединения
выступали во время вооруженных пограничных конфликтов то на стороне
томских воевод, то на стороне «кучумовичей» — непримиримых потомков хана
Кучума. Военно-политическая обстановка обострилась в середине 30-х годов
XVII столетия, после возникновения в Западной Монголии Джунгарского ханства,
правители которого претендовали на сибирские земли.
Построенные тарскими служилыми людьми в начале XVII века,
Барабинский и Убинский острожки были вскоре сожжены ясашными татарами,
калмыками и кучумовичами. Русское правительство, не желавшее начинать
войну, не разрешило тобольским воеводам восстановить разрушенные и
возводить новые поселения. Сибирские служилые люди возобновили
сооружение острогов (Умревинского, Чаусского, Бердского) на новосибирской
земле только в начале XVIII столетия.
Но главными противниками русских людей в Сибири были не оседлые
татары, а западно-монгольские племена воинственных калмыков. «Черные
калмыки» (ойраты) кочевали в верховьях рек Ишима и Оми, «белые калмыки»
(телеуты) — на Алтае, подчинив себе барабинских и чатских татар, превращенных
в двоеданцев. Калмыки, не проживая на территории Новосибирской области,
совершали на нее постоянные набеги с целью сбора ясака. Рассматривая
Барабу и Новосибирское Приобье как свои владения, кочевники не только не
допускали в них русских, пресекая все попытки сибирских воевод обосноваться
на юге, но и совершали походы далеко на север, до Тары и Томска.
В 1631 году отряд тобольских служилых людей самовольно взял штурмом
Чингис-городок (находился у современного села Чингисского Ордынского
района). Погибшего в бою чатского мурзу Тарлачку (Тарлаву) воевода русского
войска, тобольский сын боярский Яков Тухачевский, стремившийся привести
татарскую знать к присяге царю без кровопролития, забрал у казаков трофейные
«миткали да епанчу белую и того Тарлавка те миткали велел обвив похоронить и
над его могилою лошадь велел резать и поминать, а служилым людям около
могилы велел стоять с ружьем и отдать последние воинские почести
побежденному противнику». Таким образом, сын смоленского дворянина
Тухачевский выказал свое рыцарское отношение к мужеству сибирского князя.
Один из первых сибирских историков, тобольский сын боярский Семен
Ремезов в своей знаменитой «Чертежной книге Сибири» 1701 г. не называет ни
одной деревни на искитимской земле. И это не смотря на то, что в его «атласе»
указываются даже отдельные «избушки» некоторых жителей Томского уезда.
В соответствии с Именным Указом царя Петра от 26 ноября 1718 года в России
была проведена подушная перепись населения, в документы которой и были
внесены названия первых искитимских селений и фамилии их жителей:
Атаманова и Бороздина (затоплены во время строительства Обского
водохранилища), Гуселетова (к сожалению, на карту современной Сибири
нанесено только алтайское Гуселетово более поздней постройки, чем
одноименное искитимское село), Детлева (более позднее написание — Дятлова,
также исчезнувшая с карты), Морозова, Тулинская (также затопленная),
Чернодырова (позднее — д. Черноречка), Шадрина.
Видимо, п. Барабка ведет свое происхождение от д. Барабинской записи
1719 года. Томский историк И.А. Воробьева указывает, что все Барабинки и
Барабки основаны барабинскими татарами. Но в первой половине XVIII века в
Тобольском подгородном уезде местному Знаменскому монастырю
принадлежала д. Барабинская, профессор Томского Императорского
Университета Д.Н. Беликов отмечает в 1782 году в Томском уезде по р. Ине
юрты Барабины. Более правдоподобной является версия о строительстве
Барабинской и других одноименных деревень на Оби, Томи и Берди
представителями местного татарского населения (тюменскими, томскими или
чатскими татарами). Например, по данным томского историка Н.Ф. Емельянова,
д. Барабинская — при Томи и Черной сооружена «гулящими людьми» (недавними
переселенцами, еще не положенными в подушный оклад) и чатскими татарами.
Тем более, что слово «бараба» присутствует не только в наречии барабинцев, но
и в других тюркских языках. Допустима и следующая трактовка: искитимская
Барабка была возведена и названа выходцами из томской деревни Барабинской,
пришедшими на Бердь с первым потоком поселенцев с севера.
В когорту первых искитимских селений XVIII столетия, возможно, следует
включить и д. Каменскую, зафиксированную переписью 1719 года, но на
территории Новосибирского Приобья и в XVIII веке, и в настоящее время
существуют не одна, а две деревни Каменки (в Искитимском и Новосибирском
районах).
Кто же были они, строители первых искитимских деревень?
Первопоселенцем д. Атамановой был, возможно, томский служилый человек,
ближайший родственник тарского сына боярского И. Атаманского, что не
удивительно, так как одним из основных источников пополнения военных
гарнизонов Томского уезда, в состав которого входило и ведомство Бердского
острога, был «корпус» тарских военно-служилых людей.
Уроженцами Тарского уезда были и основатели д.д. Бороздиной,
Гуселетовой, Шадриной: в 1701 году в одной из тарских слобод служили казаки Г.
и Д. Гуселетовы, в д. Шадриной на р. Оше находились дворы стрельца С.
Шадрина и стрелецкого сына А. Шадрина. В XVII столетии в Тюмени также
служили конные и пешие казаки Шадрины, в Томске — Юрий Шадрин и его сын
Иван, десятник пеших казаков, а в Тобольске — стрелец Кузьма Бороздин. В
Томске был известен и служилый человек Дружинка Прокофьев сын Шадра.
Один из Шадриных основал в середине XVII века на р. Исети заимку, выросшую в
Шадринскую слободу (ныне — г. Шадринск), населенную во второй половине XVII
столетия служилым людом (казаками и драгунами).
Чрезвычайная распространенность в Сибири топонима «Каменская» не
позволяет уверенно говорить об обстоятельствах создания искитимской
Каменки: зачастую одноименные поселения получали название по речкам
Каменкам, имевшим каменистые берега. Тем не менее, за Уралом обнаруживаем
и многочисленных служилых людей Каменских. Огненными буквами записан в
сибирскую историю подвиг приказчика Белослудской слободы, верхотурского
сына боярского Федора Каменского, заживо сгоревшего с защитниками городка,
женщинами и детьми в слободском храме во время осады его калмыками в 1662
году. В Верхотурском уезде службу продолжил его сын Федор Федорович.
Попавшие в русский плен, дворяне Каменского повета Речи Посполитой также
были зачислены в сибирские служилые люди «литовского списка»: А.
Каменского-Длужика отыскиваем в середине XVII века в Якутии, Максима
Каменского — в 1666 году в Енисейске.
Более определенно можно сказать о строителях д. Морозовой. В Таре в
1635 — 1648 г.г. служил конный казак рейтарской сотни Федор Мороз (Морозов), в
Томске в том же столетии – «литвин» Яков Морозовский, в конце века в
Туринском уезде — казак Иван Морозов, а в Тобольске — Семен Морозов. В 1724
году в Кузнецком уезде находим казачьего десятника И. Морозова. Д. Морозова
впервые упоминается в историческом документе в 1708 году.
Возможно, д. Тулинскую заложил пятидесятник тарских конных казаков
Иван Тульский или кто-то из его младших родственников. Видимо, д. Дятлову
соорудили Дятловы, родовые одноимённые деревни которых зафиксированы
писцовыми книгами в Рязанском уезде.
Современная историография умалчивает о первопоселенцах д. Черно-
дыровой, но среди ее старожилов второй половины XVIII — начала XIX в.в.-
крестьяне братья Бабиковы, Алексей Сибирцев, Петр Костылев и сын служителя
Барнаульского завода Кирило Батенев. В 1672 году в военном гарнизоне Тюмени
числился служилый Семен Бабиков, в 1701 году на р. Оше в д. Скатовой
Тарского уезда жили казак черкасской сотни А. Бабиков, конный казак И.
Бабиков, казачьи дети Д. и А. Бабиковы. Тарские и ишимские старожилы
Костылевы, скорее всего, пришли в Сибирь из Архангельского уезда. Деды
Бабиковых, вероятно, прибыли из Вологды. Не исключено, что Батеневы
происходят из Рязанской земли. Слово «батеня» в рязанских говорах означает:
батя, отец. Так обращались не только дети к отцу, но и односельчане к
уважаемому земляку, мудрому старику. Еще в середине прошлого века на юго-
западе Тюменской области существовала д. Батени. В третьем томе «Истории
Сибири» в начале XX столетия упоминается енисейское село Батени.
Первые искитимские деревни были построены служилыми людьми,
ставившими свои усадьбы на лучших земельных участках Бердской округи.
Дятловы, наверняка, принадлежали к войсковому сословию, основатели д.
Барабинской также могли быть «прибраны» на службу. Между 1702 и 1707 г.г. на
Бердь прибыли из Томска, Кузнецка, других сибирских городов первые казаки,
ставшие строителями нового острога и самых ранних искитимских деревень.
Особенно много служилых людей происходит из Тарского уезда, который,
подобно Томскому, являлся приграничным и имел важное стратегическое
значение. В Таре и Томске был сосредоточен цвет русских войск Западной
Сибири.
Деды некоторых тарян участвовали в походе на Обь еще в 1598 году, в
составе отряда помощника тарского воеводы А. Воейкова. Возможно, они
запомнили обильные зверем и птицей, обские леса и реки, полные рыбы.
Длительное время в XVII веке население Тарского уезда состояло
исключительно из служилых людей «по прибору», то есть на Таре не было ни
крестьян, ни посадских людей. Местные воеводы постоянно вынуждены были
решать хлебную проблему, так как служилые люди, получая денежное, хлебное и
солевое жалованье, не стремились обзаводиться пашнями и заниматься
земледелием. В Тарском уезде отсутствовали внутренние источники хлебных
запасов: не было крестьян и некого было обкладывать хлебным налогом.
«Государевы» хлебные амбары пустели быстро. Единственный выход
правительство увидело в переводе значительной части тарских служилых людей
в категорию беломестных казаков, обязанных нести службу «с пашни». Но
возникла другая проблема: Тарский уезд уже на рубеже XVII — XVIII в.в. был густо
населен, и в условиях относительного перенаселения воеводам трудно было
подыскать беломестцам удобные для хлебопашества земли. Боевых,
обстрелянных калмыцкими стрелами, тарских казаков, лишенных денежного
довольствия и земельных угодий, в Зауралье уже ничего не задерживало. И они
занялись поиском службы в других сибирских гарнизонах. Их многочисленные
дети, племянники и внуки, десятилетиями ожидавшие верстания на «убылые»
места своих старших служилых родственников, также не видели перспектив на
родине.
Еще одной причиной ухода тарян вглубь Сибири была их принадлежность
к православию старого обряда. Д.Н. Беликов указывает, что скиты находились и
в лесах по р. Берди, в Таволгане. Старообрядцы шли на восток в поисках
«загадочного Беловодья, где будто бы во всем сиянии царит красота древнего
благочестия».
Так предки искитимцев входили в бурный восемнадцатый век. Им и их
потомкам предстояло участвовать в беспощадных схватках с неприятелем, в
сопротивлении чиновничьим гонениям, в созидательной работе во вновь
отстроенных селениях.
П Р И Л О Ж Е Н И Е 1
33 Веснина — 1700 — сер. XVIII в.
(Лягушникова)
К о м м е н т а р и й
Настоящая «Роспись» далеко не полна. В нее включены только известные
автору селения, и только такие, существование которых зафиксировано в
исторических документах XVIII — начала XIX в.в.. Заведомо не рассматривались
материалы о переселенческих поселках, хуторах, заимках, возникших во второй
половине XIX столетия, во время столыпинской реформы и в советскую эпоху.
Их количество исчисляется многими десятками и является предметом
отдельного исследования.
Чем же объясняется разнобой в датировке искитимских поселений?
Проблема в отношении практически всех старинных русских и сибирских селений
заключается в том, что ни власть предержащие, ни сами строители не
записывали годы возведения не только деревень, но и многих острогов, не
предполагая, что такая их недальновидность создаст перед их потомками и
историками упомянутое затруднение.
Первая попытка датировать сибирские города и села была сделана
составителями «Списка населенных мест Сибирского края» (Новосибирск —
1928). В «авторский» коллектив вошли «сотрудники подотдела демографии
СКСО под руководством зав. подотделом С.М. Пушкарева при участии
статистика-инструктора Е.Е. Локтиной». План и программа этого издания были
разработаны заведующим Сибкрайстатотделом Е. Ковалевым.
Несмотря на громкие названия должностей новоиспеченных
«статистиков», нельзя признать упомянутую пробу пера удачной. Никто из них не
имел ни высшего, ни тем более базового исторического образования. В
начальный период сталинского правления, когда нашей страной управляли на
местах в среднем и низшем звеньях «кухарки» (пусть даже и в штанах), когда в
головах народившегося советского чиновничества царила, по меткому
выражению М.А. Булгакова, полная «разруха», составители «Списка» 1928 года,
не рассмотрев ни одного документа по истории Сибири и не назвав ни одного
исторического источника в своем издании, опубликовали такой изумительный
«шедевр» псевдоисторического мифотворчества.
Скорее всего, при датировке большинства сибирских (и искитимских)
деревень новосибирские статистики использовали только «сказки, легенды,
басни» своих знакомых, выходцев из этих поселений, наводнивших в 20-е годы
прошлого века бывший безуездный городок Ново-Николаевск, провозглашенный
столицей советской Сибири. Новоиспеченные же горожане («выходцы») из
соображений «квасного патриотизма» стремились удревнить свои родные
селения, утверждая, что некоторые из них были построены еще во времена
Золотой Орды. Более осторожные «активисты», усвоив на уроках политграмоты
азы учения о классовой борьбе, смело применили полученные знания,
рассказывая о бегстве угнетенных русских крестьян из Европейской России в
Сибирь и об основании ими «вольных республик» на берегах Иртыша, Оби и
Енисея еще до похода Ермака.
В последние годы наконец-то были напечатаны специальные работы,
впервые правдиво осветившие страницы сибирской истории, рассказав о
постоянных (на протяжении ХVII — первой половины XIX в.в.) войнах русских
служилых людей с местными племенами и южными кочевниками. Русских
крестьян в Сибири не только до Ермака, но зачастую и в ХVII — XIX в.в., ждала
лютая смерть в дни очередного набега воинственных соседей или пожизненное
рабство (после перепродажи на Хивинском рынке) в Средней Азии.
Алтайский историк Ю.С. Булыгин отмечает: «Краеведы до сих пор
пользуются «Списком населенных мест Западно-Сибирского края», изданным в
1928 г. В этом списке дается датировка основания почти каждого населенного
пункта, но, за исключением ближайшего к нам периода, она спорна, не
подкрепляется источниками, либо совершенно фантастична».
Русская историческая наука, ввиду недостаточной источниковой базы, не
могла заниматься в полной мере ранней историей населенных пунктов. Мы до
сих пор не знаем даты строительства г. Москвы. 1147 год — это не год ее
воздвижения, а всего лишь год первого упоминания деревни Москвы в одной из
летописей, когда князь Суздальский Юрий Долгорукий остановился в ней
ненадолго после охоты.
В начале XX столетия в Томске вышли в свет издания Томского
Губернского Статистического Комитета: «Памятная книжка Томской губернии на
1904 год» и «Список населенных мест Томской губернии на I911 г.». Но в них не
приводится ни одной даты. Томские статистики оказались профессиональными и
порядочными людьми, не позволив себе никаких спекуляций на исторические
темы. Профессор Томского Императорского Университета Д.Н. Беликов и другие
местные историки не могли оказать коллегам содействия из-за отсутствия
необходимых документов.
Несомненной заслугой томского профессора явилось обнародование им в
книге «Первые русские крестьяне — насельники Томского края и разные
особенности в условиях их жизни и быта (общий очерк за XVII и XVIII столетия)»
очень любопытного «Списка населенных мест Колыванской области за 1782 г.»,
утвержденного правителем области Б.И. Меллером. Годы основания деревень в
нем не приводятся. Поэтому в «Росписи», применительно к материалам Д.Н.
Беликова, указывается первое упоминание деревни в «Списке» Меллера — 1782
год.
Во втором томе академической «Истории Сибири с древнейших времен до
наших дней» под редакцией А.П. Окладникова упомянуты лишь несколько
поселений ведомства Бердского острога. Ее авторы, молодые исследователи,
ставшие впоследствии корифеями сибирской исторической науки, в своем
обобщающем труде не могли рассматривать частные сюжеты из области
исторического краеведения. Использовав документы по истории Бердского
острога из фондов ГАНО, они фиксируют существование уже в 1782 году с.
Легостаевского, д.д. Шипкиной (ранний вариант названия с. Шибково), Мостовой,
Шипуновой, Китеревской и Суседовой. Под топонимом «Китеревская», судя по
всему, скрывается современная Китерня. Столь значительное видоизменение ее
наименования объясняется не только малограмотностью и частыми ошибками
писарей XVIII века, но и стремлением многочисленных поздних переселенцев в
Сибири видоизменить и укоротить названия старожильческих селений с
окончаниями на -ское, -ская, -ина, -ова на более привычные их российскому уху —
овка, -евка, как-то: Горевская — Горевка, Елбашинская — Елбаши, Мильтюшинское
— Мильтюш, Сосновская — Сосновка, Тулинское — Тула, Ургунская — Ургун и т.д.
Новосибирские краеведы, не имея доступа к московским и томским
архивам, не могли ознакомиться с источниками, содержащими достоверные
сведения по ранней истории области. Единственное, что могли предложить
сотрудники ГАНО и местных архивов, это пресловутый «Список» 1928 года и
выписки из него. К сожалению, и в настоящее время архивариусы выкладывают
перед любознательными селянами этот «шедевр» сталинских времен, забывая
зачастую предлагать квалифицированные работы сибирских историков по
краеведению. А ведь еще в 70 — 90-е г.г. прошлого столетия М.М. Громыко, Ю.С.
Булыгин, Н.Н. Покровский, И.А. Воробьева, Н.А. Миненко, Д.Я. Резун
опубликовали ряд замечательных научных и научно-популярных трудов, в
которых были размещены материалы по ранней истории Новосибирской
области, г.г. Новосибирска, Бердска, Тогучина. Основываясь на исторических
документах, подвергая последние источниковедческому анализу, Н.А. Миненко
впервые определила относительную датировку многих старожильческих
поселений на территории области.
Мы не считаем необходимым сопоставлять варианты датировок каждой
деревни, приведенные в «Росписи». Предлагаем это сделать самим читателям,
учитывая вышесказанное. Просим иметь ввиду лишь то, что упоминание точных
дат сооружения селений в документах крайне редко (это особо отмечается в
«Росписи»), посему приводимая дата — первое по времени упоминание
поселения в исторических источниках, обнаруженных Ю.С. Булыгиным, Н.Н.
Покровским, И.А. Воробьевой и Н.А. Миненко.
Автор настоящих строк локализует возведение на берегах Берди д.д.
Морозовой, Шепуновой, Койновой, Шадриной, Гуселетовой, Атамановой между
1702 и 1707 г.г. по следующим причинам. Эти деревни на карте С.У. Ремезова
1701 года не обозначены. Н.А. Миненко отмечает существование (не основание)
д. Морозовой в 1708 году. Следовательно, это селение, как и другие
(построенные служилыми людьми сразу после воздвижения Бердского острога в
своих казачьих «поместьях»), было возведено в указанный отрезок времени.
Если в 1707 году существовала д. Морозова, значит, была уже и крепость
(кузнецкий воевода казака Морозова направил на Бердь не на прогулку, а по
государеву делу). Но каким бы богатырем Морозов не был, в одиночку
укрепление он бы не построил. Казак пришел в составе отряда других бердских
первопоселенцев, основавших после сооружения острога свои заимки-деревни
(не позднее 1707 года).
Составитель «Росписи» и автор комментария А. Оборкин
С О К Р А Щ Е Н И Я
не упом. — не упоминается
б.г. — без указания года строительства деревни
CKCО — Сибирский краевой статистический отдел
ГАНО — Государственный архив Новосибирской области
Напечатано: 5-й разъезд. Историко-публицистический и литературно-художественный
альманах. – Искитим. – 2008. – 2008. – С.С. 18-35.