Скачать книгу в: *.doc; *.pdf
———————————————————————————————————

Краткая история

№ 1-го

сибирскаго казачьяго

ЕРМАКА ТИМОФЕЕВА

п о л к а.

Цѣна 75 коп

О М С К Ъ

~~~~~~~~~~

Типогр. Штаба Омск. в окр.

1907.

О Г Л А В Л Е Н I Е. Стран.

Предисловие. . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Высочайшiя грамоты Сибирскому казачьему войску, его

полкамъ и сотнямъ. . . . . . . . . . . . . . . . 5

I. Трехсотлѣтiе Сибирскаго казачьяго войска . . . . . . . . . 10

II. Образованiе пограничныхъ линiй и станицъ . . . . . . . . 15

III. Служба и воинская повинность . . . . . . . . . . . 20

IV. Въ Киргизской степи и на Средне-Азiатской окраинѣ . . . . . 28

V. Въ Хивинском походѣ . . . . . . . . . . . . . . 33

VI. Въ Сыръ-Дарьинской области . . . . . . . . . . . . 39

VII. Въ Каканскомъ походѣ . . . . . . . . . . . . . . 45

VIII. В зимнемъ походѣ . . . . . . . . . . . . . . . 51

IX. В Джамскомъ походѣ . . . . . . . . . . . . . . 57

X. В Кульджинскомъ походѣ . . . . . . . . . . . . 61

XI. В оккупацiонномъ отрядѣ . . . . . . . . . . . . . 67

XII. На Китайской границѣ . . . . . . . . . . . . . . 71

XIII. Посѣщение Войска Августѣшимъ Атаманомъ . . . . . . . 76

XIV. Пѣсни Сибирскаго казачьяго войска и его Ермака Тимофеева полка 82

На смерть Ермака: Ревѣла буря, дождь шумѣлъ . . . . . . . 11

Выпьемъ первый бокалъ . . . . . . . . . . . . . 13

Ой на гори да женци жнутъ . . . . . . . . . . . . . 16

Рано утромъ весной . . . . . . . . . . . . . . . 22

Напутствiе казачки . . . . . . . . . . . . . . . 26

Что вы, братцы, прiуныли . . . . . . . . . . . . . 31

Шашка: Не грусти моя родная . . . . . . . . . . . . 32

Мы давно сжились съ степями . . . . . . . . . . . . 38

Гдѣ мой конь вороной . . . . . . . . . . . . . . 43

На штурмъ Андижана: Ну-ка песенку споемъ . . . . . . . . 49

Источники . . . . . . . . . . . . . . . . . 91

Предисловiе

Казачьи полки вѣками комплектуются из однѣхъ и тѣхъ же станицъ, даже из однихъ домовъ, почему каждое событiе в жизни полка, у многихъ станичниковъ, часто связано со службой сына, брата, отца или дѣда, а иногда и цѣлыхъ станичныхъ обществъ. Благодаря этимъ особенностямъ отбыванiя военной службы, казаки, какъ в полку, так и в станицахъ, всегда интересуются прошлым своего Войска и полка; но не многiе его знаютъ и это потому, что въ Сибирскомъ войскѣ до сих пор нѣт в печати ни Войсковой, ни полковыхъ исторiй.

Это обстоятельство и желанiе хотя сколько нибудь познакомитъ станичниковъ съ ихъ далекимъ прошлымъ, побудили меня приступить къ составленiю „Краткой Истории № 1 Сибирскаго казачьяго Ермака Тимофеева полка“ и тут же отмѣтить главнѣйшiе пѣриоды трехвѣковой службы Сибирскаго войска, которое въ прошломъ году праздновала этотъ юбилей, а в нынѣшнемъ, 1907 году, исполнится 25 лѣтъ с техъ поръ, какъ 1-й полкъ носит имя славного завоевателя Сибири атамана Ермака Тимофеевича.

Из всѣхъ полковъ Сибирскаго войска вѣковая служба 1-го полка обращаетъ на себя особенное вниманiе. За это говоритъ уже одинъ перечень мѣстностей, въ которыхъ побывали казаки его въ мирное и военное время, в составѣ отрядовъ или отдѣельных командъ. В Акмолинской, Семипалатинской и Семирѣченской областяхъ нѣт, кажется, уголка, который не былъ бы имъ неизвѣстенъ: они по всѣм направленiямъ изъѣздили Сыръ-Дарьинскую Самаркандскую и Ферганскую области: побывали в Кызылкумской пустынѣ, на Аму-Дарьѣ, в Хивѣ и в Туркменских степяхъ, у самой границы Персии: были и в Бухарѣ, на Алтаѣ, въ Кашгарѣ и даже проникали въ нагорный Каферистанъ. Въ послѣднее время они изучили нашу границу съ западнымъ Китаемъ и не разъ находились въ пограничныхъ провинцiяхъ Китайской имперiи. Наконецъ в 1904 – 1905 годахъ в составѣ командъ, высланныхъ изъ Войска для пополненiя убыли въ 4-мъ и 7-мъ полкахъ Сибирской казачьей дивизiи, казаки 1-го полка участвовали въ Русско-Японской войнѣ.

Этот перечень походовъ, стоянокъ и разного род а командировокъ казаковъ Ермака Тимофеева полка служилъ мнѣ, между прочим, и программой при составлении его Исторiи.

Вѣроятно не многимъ станичникамъ извѣстно и то, что до посдѣдняго времени Сибирское войско точно не знало своего служебного старшинства. Нѣкоторые полагали, что его надлежитъ считать с того времени, когда Сибирскiе казаки окончатѣльно осели на нынѣ занимаемой ими территорiи, т.е. съ 1716 года, когда была заложена Омская крѣпость при устьѣ рѣки Оми на правомъ берегу Иртыша, гдѣ теперь городъ Омскъ.

Между тѣмъ историческiе данныя о Сибири указывали на болѣе продолжительную службу Сибирскихъ казаков своим Царям в Россiи.

На это обстоятельство въ 1901 году обратилъ вниманiе бывшiй Войсковой Наказной Атаманъ генералъ-лейтенантъ Сухотинъ, и тогда же поручилъ генералъ-маiору Катанаеву составить историческую записку о службѣ казаковъ Сибирскаго войска. Генерал Катанаевъ представилъ „Краткiй историческiй очеркъ службы Сибирскаго войска“ и привелъ в немъ выписки из таких архивныхъ документовъ, которые давали ему право сказать, что „нынѣшнее Сибирское казачье войско есть плоть отъ плоти и кровь отъ крови тѣх из Сибирских казаковъ, которые болѣе 300 лѣтъ тому назадъ, во главе с атаманом Ермаком Тимофеевымъ прибыли въ Сибирь и начали ее покоренiе“.

Трудъ генерала Катанаева былъ представленъ Военному министру съ особымъ заключениемъ генерала Сухотина, который ходатайствовалъ о признанiи за Сибирскимъ войском трѣхвековой службы.

Съ неменьшимъ сочувствiем отнесся к этому представленiю и бывший Военный Министръ генералъ-адъютантъ Куропаткинъ. По его распоряженiю „Исторический очеркъ службы Сибирскаго войска“ был переданъ на рассмотрѣнiе Ученаго Комитета Главного Штаба и тамъ вполнѣ присоединились къ заключенiю генерала Катанаева.

Когда такимъ образомъ установлено было, что нынѣшнiе казаки Сибирскаго войска потомки сподвижниковъ завоевателя Сибири атамана Ермака Тимофеева, Государь Император, 6-го декабря 1903 года, пожаловалъ войску Войсковое Георгiевское знамя, съ означенiем на немъ годов „1582 – 1903“ и тѣмъ самымъ закрѣпилъ за Сибирскимъ войскомъ служебное старшинство съ 1582 г.

Несомнѣнно не многим извѣстен и другой не менѣе важный актъ в жизни Сибирскаго войска, совершившiйся в 1904 году по такъ называемому вопросу о „десятиверстной полосѣ“, которая тянется по лѣвому берегу Иртыша и вдоль Прѣсногорьковской линiи.

Установленiе 10-верстной полосы относится к 1765 году, когда начальникъ пограничныхъ линiй въ Сибири, генералъ-поручикъ Шпрингеръ, предписалъ комендантамъ крѣпостей на Иртышской и Прѣсногорьковской линiяхъ „отнюдь не допускать киргизъ кочевать ближе десяти или, по крайней мѣрѣ, пяти верстъ от линiи“. Затѣмъ въ 1839 году, въ виду частыхъ споровъ между казаками и киргизами изъ-за пользованiя землями этой полосы, бывшiй генералъ-губернаторъ Западной Сибири, князь Горчаковъ, приказалъ фактически отмежевать внѣшнюю грань 10-верстной полосы, за которую не переходили-бы киргизы, что и было исполнено топографомъ Кокоулинымъ.

Съ тѣх поръ земли 10-верстной полосы, въ количествѣ до 13500 квадратныхъ верстъ, находились во временномъ пользованiи Сибирскаго казачьяго войска. Но въ послѣднее время возникъ вопросъ: не слѣдуетъ- ли передать ихъ а казну, о чемъ особенно настаивали представители министерствъ Государственныхъ Имушествъ и Внутреннихъ Дѣлъ. И здесь генералъ Катанаевъ отстоялъ интересы родного ему Войска; онъ доказалъ, что земли 10-верстной полосы принадлежатъ Сибирскому войску по праву. Его горячо поддержалъ бывшiй Войсковой Наказной Атаманъ генералъ Сухотинъ.

Результатомъ этихъ докладовъ было то, что Государственный Совѣт призналъ справедливымъ оставить за Сибирским войскомъ большую часть земель этой полосы, о чемъ объявлено въ 1904 году и подтверждено особой Высочайшей грамотой, данной Сибирскому казачьему войску 23 апрѣля 1906 года.

При составленiи „Краткой исторiи Ермака Тимофеева полка“ я пользовался источниками, которые указаны въ особомъ приложенiи.

Н.Симоновъ.

1 января 1907 года.

г. Омск.

БОЖIЕЮ МИЛОСТIЮ,

М Ы, А Л Е К С А Н Д Р Ъ В Т О Р Ы Й

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССIЙСКIЙ,

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй,

и прочая, и прочая, и прочая.

НАШЕЙ 1-ой сотнѣ 1-го коннаго полка Сибирскаго казачьяго войска.

Въ ознаменованiе особеннаго М о н а р ш а г о благоволенiя НАШЕГО, за

оказанные подвиги мужества и храбрости 1-ю сотнею 1-го коннаго полка Сибирскаго

казачьяго войска, во время Коканского похода, при штурмѣ города Андижана 1-го Октября

1875 года, Всемилостивѣйше жалуемъ сотнѣ сей знаки на папахи съ надписью „за штурмъ

г. Андижана 1-го Октября 1875 года“.

П о в е л е в а е м ъ: знаки сiи носить по установленiю.

„АЛЕКСАНДР“.

Въ Варшаве,

26-го Августа 1876 года.

БОЖIЕЮ МИЛОСТIЮ,

М Ы, А Л Е К С А Н Д Р Ъ В Т О Р Ы Й,

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССIЙСКIЙ,

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй,

и прочая, и прочая, и прочая.

НАШЕЙ 2-ой сотнѣ 1-го коннаго полка Сибирскаго казачьего войска.

Въ ознаменованiе особеннаго М о н а р ш а г о благоволенiя НАШЕГО, за

оказанные подвиги мужества и храбрости 2-ю сотнею 1-го коннаго полка Сибирскаго

казачьяго войска, во время Коканского похода, при штурмѣ города Андижана 1-го Октября

1875 года, Всемилостивѣйше жалуемъ сотнѣ сей знаки на папахи съ надписью „за штурмъ

г. Андижана 1-го Октября 1875 года“.

П о в е л е в а е м ъ: знаки сiи носить по установленiю.

„АЛЕКСАНДР“.

Въ Варшаве,

26-го Августа 1876 года.

БОЖIЕЮ МИЛОСТIЮ,

М Ы, А Л Е К С А Н Д Р Ъ В Т О Р Ы Й,

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССIЙСКIЙ

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй,

и прочая, и прочая, и прочая.

НАШЕЙ 4-ой сотнѣ 1-го коннаго полка Сибирскаго казачьего войска.

Въ ознаменованiе особеннаго М о н а р ш а г о благоволенiя НАШЕГО, за

оказанные подвиги мужества и храбрости 4-ю сотнею 1-го коннаго полка Сибирскаго

казачьяго войска, во время Коканского похода, въ дѣлѣ противъ неприятѣля въ ночь съ

4-го на 5 -е октября 1875 при селении Хакы-Хаватъ, В с е м и л о с т и в ѣ й ш е

жалуемъ сотнѣ сей Георгиiевскiя серебряныя трубы съ надписью: „за дѣло при селенiи

Хакы-Хаватъ въ 1875 году“.

П о в е л е в а е м ъ: трубы сiи употреблять на службу НАМЪ и Отечеству съ вѣрностiю и

усердiемъ, Россiйскому воинству свойственными.

„АЛЕКСАНДР“.

Въ Варшаве,

26-го Августа 1876 года.

БОЖIЕЮ МИЛОСТIЮ,

М Ы, Н И К О Л А Й В Т О Р Ы Й

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССIЙСКIЙ,

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй,

и прочая, и прочая, и прочая.

НАШЕМУ Сибирскому казачьему войску.

Въ 1882 году исполнилось 300 лѣтъ с того достопамятнаго для Государства Россiйскаго дня, когда Сибирская Ермакова вольница прощена Московскимъ Царемъ и признана Царскою служилою ратью, получившей впослѣдствiи наименованiе Сибирскаго казачьяго войска. За весь этот болѣе чѣмъ трехсотлѣтнiй перiодъ Сибирскiе казаки вѣрою и правдою служили Всероссiйскому Престолу и расширяли и охраняли границы Государства Россiйскаго въ Сибири. Нынѣ , в ознаменованiе трехвѣковой доблестной службы Сибирскихъ казаковъ, В с е м и л о с т и в ѣ й ш е жалуемъ вѣрнолюбезному Сибирскому казачьему войску НАШЕМУ войсковое Георгiевское знамя, съ надписью вокругъ знамя: “Доблестному Сибирскому казачьему войску, за отлично усердную, боевыми подвигами ознаменованную службу”, съ означенiемъ на знамени годовъ „1582 – 1903“ и с присоединенiем къ сему знамени орденской Александровской ленты. Да свидѣтельствуетъ потомству сiя священная хоругвь о трехвѣковой доблестной службѣ Сибирских казаковъ и о неизмѣнномъ къ нимъ благоволенiи НАШЕМЪ, которое они стяжали себѣ горячей преданностью Престолу и Отечеству.

„Н И К О Л А Й“

Въ Царскомъ Селѣ 6-го Декабря 1903 года.

Военный министръ, Генералъ-Адьютантъ Куропаткинъ.

Въ Министерстве Иностранныхъ дѣлъ записана подъ № 492.

БОЖIЕЮ МИЛОСТIЮ,

М Ы, Н И К О Л А Й В Т О Р Ы Й,

ИМПЕРАТОРЪ И САМОДЕРЖЕЦЪ ВСЕРОССIЙСКIЙ,

Царь Польскiй, Великiй Князь Финляндскiй,

и прочая, и прочая, и прочая.

НАШЕМУ вѣрнолюбезному и доблестному Сибирскому казачьему войску.

Съ того славнаго для Государства Россiйскаго времени, когда Сибирская дружина Ермака, покоривъ Сибирское царство, была признана Царскою служилою ратью, Сибирскiе казаки в продолженiи слишкомъ трехсотъ лѣтъ ревностно и беззавѣтно преданно служили своимъ Царямъ и Отечеству.

Являясь на Восточной окраинѣ Царства Русскаго надежнымъ и грознымъ оплотомъ противъ хищническихъ набѣговъ азiатскихъ народовъ, Сибирскiе казаки со славою участвовали также въ поступательныхъ движенiяхъ Нашихъ войскъ въ Средней Азии.

И нынѣ, в ниспосланныхъ волею Всевышняго Отечеству Нашему тяжкихъ испытанiяхъ войны съ Японией, Сибирскiе казаки, свято внемля завѣту своихъ славныхъ предковъ, продолжали служить вѣрою и правдою Царю и Родинѣ.

За столь самоотверженную, неутомимую и вѣрную службу объявляемъ доблестному Нашему Сибирскому казачьему войску особое М о н а р ш е е Наше благоволенiе и подтверждаемъ И м п е р а т о р с к и м ъ словомъ Нашимъ нерушимость настоящего образа его служенiя, стяжавшего сему войску историческую славу и благодарность Отечества.

Оэабочиваясь же ныне укрѣпленiемъ за Сибирскимъ войскомъ предоставленныхъ ему земель, долженствующихъ служить въ будущемъ источникомъ для поддержанiя и рзвитiя войскового благосостоянiя, Мы признали за благо, въ виду особыхъ заслугъ войска передъ Престоломъ и Отечествомъ, пожаловать Сибирскому войску настоящую Нашу грамоту на укрѣпленiе въ вѣчное его владѣнiе указанных земель въ безспорныхъ ихъ границахъ, сохранивъ въ силѣ ограниченiя въ пользованiи ихъ нѣдрами, по отношенiю земель, отведенныхъ изъ состава Государственныхъ, установленныя въ § 136 положенiя о войскѣ 5-го марта 1861 года и ст. 204 устава горнаго, изд. 1893 года, а по отношенiю земель, отведенныхъ и ныне отводимыхъ изъ предѣлов Алтайского округа, вѣдомства Кабинета Нашего – установленныя положенiемъ о прѣделахъ правъ Кабинета Нашего на Нерчинскiй округъ 10-го апреля 1899 года, и съ темъ, чтобы по отношенiю киргизовъ, имѣющих зимовые стойбища въ предѣлахъ десятиверстной полосы, впредь до окончательного ихъ устройства, было сохранено в силѣ утвержденное 31-го декабря 1904 года мнѣнiе Государственнаго Совѣта и чтобы какъ существующiе, так и могущiе впредь возникнуть споры о владѣнiи войскамъ землѣ подлежали разсмотрѣнию въ общемъ установленномъ порядкѣ.

Въ ознаменованiе сего, и пребывая къ Сибирскому казачьему войску И м п е р а т о р с- к о ю милостию Нашею неизмѣнно благосклонны, благоволили Мы сiю грамоту Собственною Нашею рукою подписать и Государственной печатью утвердить повелѣли.

Дано въ Царском Селѣ в лѣто отъ Рождества Христова въ тысяча девятьсотъ шестое, Царствованiя же Нашего двѣнадцатое.

„НИКОЛАЙ“.

В Царскомъ Селѣ,

23-го Апрѣля 1906 года.

I.

Трехсотлѣтие Сибирскаго казачьяго войска.

Въ 1882г. исполнилось 300 лѣтъ съ того времени, какъ знаменитый атаманъ Ермакъ Тимофеевичъ покорилъ Сибирское Царство. Въ воспоминанiе этого событiя и для

увѣковѣченiя имени славнаго завоевателя Сибири, Императоръ Александръ III, 12 декабря 1882г., повелѣл № 1 полкъ Сибирскаго казачьяго войска наименовать: „Сибирским казачьим Ермака Тимофеева полком“ [1].

Трехсотлѣтiе само по себѣ знаменательное событiе, а въ жизни Войска и полка въ особенности. Къ сожаленiю мы не имѣем полной исторiи Ермака. Мы даже не знаемъ, кто был Ермакъ; съ этимъ вопросомъ до сихъ поръ не разобрались историки. Намъ только известно, что Ермак былъ на Волгѣ, откуда направился въ Сибирь с партiей казаковъ. Такъ по крайней мѣрѣ говоритъ одна из старинныхъ пѣсенъ и даже объясняетъ причину этого похода:

А и вы гой еси, братцы, атаманы казачiе!

Не корыстна у нас шутка зашучена;

И какъ намъ на то будетъ отвѣтствовать?

Въ Астрахани – жить нельзя,

На Волгѣ жить – ворами слыть,

На Яикъ идти – переходъ великъ,

Подъ Казань идти – грозенъ Царь стоитъ…

Въ Москву идти – перехватанным быть…

Пойдемте мы въ усолья къ Строгановым…

Это предложенiе Ермака было принято казаками волжско-камской вольницы,

которая в концѣ XVI вѣка, наводила страхъ на все Поволжье своими разбоями. Казаки двинулись вверхъ по р.Камѣ, въ предѣлы нынѣшней Пермской губернiи, где ихъ ласково приняли именитые бояре Строгановы. Они же посовѣтовали Ермаку оставить разбои и послужить Россiи въ честных бояхъ, чѣмъ и загладить свои вины перед Богомъ и Царемъ.

Въ то время Сибирскiй царь Кучумъ часто производилъ набѣги на наши восточныя окраины. Строгановы указали Ермаку на возможность завоеванiя Сибири.

Эта мысль понравилась атаману и онъ быстро снарядилъ дружину изъ 500 казаковъ и 300 разночинцевъ, съ которыми, 1 сентября 1851 г., пустился на лодкахъ вверхъ по реке Чусовой. Перевалив Уральскiе горы и спустивъ лодки въ р. Журавли, казаки достигли р. Туры. Здѣсь была первая встрѣча съ татарами, которыхъ дружинники обратили въ бѣгство.

Продолжая слѣдовать дальше, дружинники вышли въ р. Тоболъ, гдѣ татары устроили засаду: они перегородили рѣку толстыми бревнами и скрѣпили ихъ желѣзными цѣпями.

Чтобы пройти это мѣсто, Ермак высадилъ часть казаковъ на берегъ, а на каждый досчанникъ поставилъ по нѣскольку крестовинъ, и накинулъ на них казацкiе кафтаны с папахами.

Когда в таком видѣ лодки съ частью дружинниковъ подошли къ преградѣ, татары изъ засады осыпали ихъ стрѣлами. Но в это время казаки, предводимые Ермакомъ, по лѣсу обошли татаръ и снова разсѣяли ихъ ружейным огнемъ.

Такъ дружина Ермака одержала еще нѣсколько побѣдъ над многотысячными скопищами татаръ и другихъ инородцевъ, вооруженныхъ стрѣлами и копьями. Наконецъ она достигла р. Иртыша и овладѣла столицей Кучума Искеромъ.

Отсюда Ермакъ отправилъ посольство в Москву съ дарами и письмомъ къ Царю Ивану Васильевичу. „Бѣдные опáльные люди“, — писалъ он Царю, — „шли на смерть и присоединили къ Россiи великую державу во имя Христа и Великого Государя; теперь казаки ждутъ указа и воеводъ, чтобы сдать имъ царство Сибирское, а сами готовы умереть хоть на плахѣ, какъ ему, Государю, будетъ угодно“.

Но когда послы съ атаманом Кольцо прибыли въ Москву, Царь не только простилъ казакам всѣ вины их прежней вольности, которыя они искупили своею кровью, но еще пожаловлъ Ермаку титулъ князя Сибирскаго и послать ему въ даръ два дорогихъ панцыря, серебряный ковш, да с плечъ своихъ шубу.

Сознавая невозможность победить Ермака въ открытомъ бою, Кучумъ началъ искать случая заманить его в засаду, что и удалось ему исполнить. Онъ распустилъ слухъ, что татары задержали купеческiй караванъ, шедшiй к Ермаку съ подарками. Чтобы провести купцовъ въ Искеръ, Ермакъ с частью казаковъ пустился на лодкахъ по Иртышу, но, проѣздивъ весь день, никого не встрѣтилъ. На ночь казаки вышли на берегъ и расположились в шатрахъ. Въ эту роковую для нихъ ночь поднялся сильный вѣтеръ съ проливным дождемъ. Казаки, утомленные дневной работой съ веслами, крѣпко заснули.. Но въ эту бурю не спалъ их чуткiй врагъ. Татары скрытно подобрались къ шатрамъ и всѣхъ сонныхъ дружинниковъ перерѣзали. Остался в живыхъ только один казакъ, который и принес печальную вѣсть въ Искеръ.

При виде страшной рѣзни, Ермакъ было бросился въ воду, но неистово бушевавшiй Иртышъ не дал ему добраться до лодок и он утонулъ в ночь на 5августа 1854 г [2].

Память о безвременно погибшемъ атаманѣ Ермаке Тимофеевиче, до сих пор жива въ населенiи Сибири, а у казаков Ермака Тимофеева полка онъ воспѣвается в ихъ любимой пѣснѣ:

Ревѣла буря, дождь шумѣлъ,

Во мракѣ молнии летали;

Безпрерывно громъ гремѣлъ

И вѣтры въ дебряхъ бушевали….

Ко славе страстiю дыша,

Въ странѣ суровой и угрюмой,

На диком брегѣ Иртыша

Сидѣлъ Ермакъ, объятый думой.

Товарищи его трудовъ,

Побѣдъ и громозвучной славы,

Среди раскинутыхъ шатровъ

Безпечно спали средь дубравы.

“О, спите, спите”, мнилъ герой,

“Друзья под бурею ревущей!

“Съ разсветомъ гласъ раздастся мой,

“На славу, иль на смерть зовущiй!

«Вам нуженъ отдыхъ; сладкiй сонъ

«И въ бурю храбрыхъ успокоитъ;

«Въ мечтахъ напомнитъ славу онъ

«И силу ратников удвоитъ.

«Кто жизни не щадил своей

«Въ разбояхъ, злато добывая,

«Тотъ думать будет-ли о ней,

«За Русь святую погибая?

«Своей и вражьей кровью смывъ

«Всѣ преступленiя буйной жизни,

«И за побѣды заслуживъ

«Благословленiя отчизны –

«Намъ смерть не можетъ быть страшна,

«Свое мы дело совершили:

«Сибирь Царю покорена

«И мы не праздно въ мiрѣ жили!

Но роковой его удѣлъ

Ужé сидѣлъ съ героемъ рядомъ,

И съ сожалѣнiем глядѣлъ

На жертву любопытнымъ взглядомъ.

Ревѣла буря, дождь шумѣлъ,

Во мракѣ молнiи летали;

Безпрерывно гром гремѣлъ

И вѣтры въ дебряхъ бушевали.

Иртыш кипѣлъ въ крутыхъ брегахъ;

Взымалися сѣдые волны

И разсыпались съ ревомъ въ прахъ

Бiя о брегъ казачьи чёлны.

Съ вождемъ покой въ объятiях сна

Дружина храбрая вкушала;

Съ Кучумомъ буря лишь одна

На ихъ погибель не дремала.

Страшась вступить с героемъ въ бой,

Кучумъ к шатрам, какъ татъ презрѣнный,

Прокрался тайною тропой,

Татаръ толпами окруженный;

Мечи сверкнули в ихъ рукахъ –

И окровавилась долина,

И пала, грозная въ бояхъ,

Не обнажив меча дружина….

Ермакъ воспрянул ото сна

И гибель зря, стремится въ волны;

Душа отвагою полна,

Но далеко от брега чёлны!

Иртыш волнуется сильнѣй….

Ермакъ всѣ силы напрягаетъ –

И мощною рукой своей

Валы сѣдые разсѣкаетъ….

Плыветъ… ужъ близко чёлнока –

Но сила року уступила,

И, закипѣвъ страшнѣй, рѣка

Героя съ шумом поглотила.

Послѣ смерти Ермака, казаки под начальствомъ атамана Мещарика, оставили Искерь. Только в слѣдующем году они, вмѣстѣ с войсками, высланными изъ Москвы, довершили завоеванiе Сибири и с тѣх пор началось заселенiе этой обширной страны, которая теперь привлекаетъ к себѣ внимание всего свѣта.

Высочайшее повелѣние о наименованiи 1 полка Сибирскаго войска полкомъ Ермака Тимофеева было получено въ Культжѣ 15 декабря 1882 года. Здѣсь полкъ находился в составѣ отряда, сформированного по случаю передачи китайцамъ Кульджинского края, временно занятого нами в 1871 году.

На другой день послѣ молебна и парада, всѣ офицеры отряда и казаки собрались въ обширномъ бараке одной изъ сотенъ. Какъ когда-то Ермакъ неразлученъ былъ со своей славной дружиной, ѣлъ и пилъ съ ней изъ одного котла, такъ и въ этотъ достопамятный день для полка, офицеры и казаки были вмѣстѣ. Это была одна братски дружная семья, ежеминутно готовая постоять за честь и славу Россiи и ея Верховного Вождя.

Когда начались здравицы за Царя, Царицу и Наслѣдника – Августѣйшего атамана казаковъ, одинъ изъ сотенныхъ запевалъ выдвинулся впередъ и звучным баритоном запѣлъ:

Выпьем первый бокалъ

За здоровье Царя!

Онъ, родимый, удалъ

И свѣтлѣй, чем заря.

Ура! Ура! Ура!

А второй-то бокалъ

За хозяйку его,

Чтобы Богъ ниспослалъ

Ей на счастье всего.

Ура! Ура! Ура!

А уж третiй бокалъ

За сынка молодца,

Чтобы росъ, да мужалъ

Цѣлый вѣк безъ конца.

Ура! Ура! Ура!

А четвертый бокалъ

Наливай черезъ край,

Будемъ пить до конца

За родимый нашъ край.

Ура! Ура! Ура!

Эта пѣсня, подхваченная офицерами и казаками, каждый разъ вызывала потрясающее „ура!“ въ честь того, кого величалъ запѣвало.

В томъ же году Березовскiе казаки, потомки сподвижниковъ Ермака, подарили Сибирскому войску знамя, принадлежавшее дружинѣ покорителя Сибири, которое они, как святыню, хранили въ своемъ храмѣ въ гор. Березовѣ.

Это знамя, съ изображенiемъ на одной сторонѣ Св. Димитрiя Солунского и на другой – Михаила Архангела, теперь находится въ г. Омскѣ въ Войсковом Никольском соборѣ [3].

Въ 1903 году Император Николай II, при особой Высочайшей грамотѣ, пожаловалъ войску Войсковое Георгiевское знамя съ орденской Александровской лентой и с надписью:

„Доблестному Сибирскому казачьему войску, за отличную боевыми подвигами ознаменованную службу“, съ означенiемъ на знамени годовъ „1582 – 1903“.

Этой Высочайшей грамотой была признана трехвѣковая вѣрная служба казаковъ Сибирскаго войска своимъ Государямъ и Отечесву [4].

Прибивка Войского Георгiевского знамени состоялась 14iюня1906 года во дворце Войскового Наказнаго Атамана, въ присутствiи наличныхъ войсковыхъ чиновъ и выборщиковъ отъ всѣхъ станицъ Войска, съѣхавшихся въ г. Омскѣ для выбора первого депутата въ Государственную думу отъ Сибирскаго казачьяго войска.

На другой день, послѣ торжественного архiерейскаго богослуженiя въ Войсковомъ Никольскомъ соборѣ, знамя было освящено на площади передъ соборомъ и перед фронтомъ войсковыхъ частей. Въ церемонiале принимали участiе: войсковой атаманъ, предсѣдатель съ чинами войского правленiя, начальникъ штаба съ адъютантами казачьяго отдѣленiя, атаманы отдѣловъ, выброрщики депутата въ Государственную Думу, хоръ войсковыхъ музыкантовъ, 5 и 6 сотни №3 Сибирскаго казачьяго полка, двѣ казачьих пулеметныхъ команды 1 и 2 отдѣловъ, полусотня молодых казаковъ и полусотня льготных 2 отдѣла, команда нестроевыхъ казаковъ, кадеты Сибирскаго корпуса и по взводу отъ всѣхъ пѣхотныхъ, артиллерiйскихъ и инженерныхъ частей, находившихся въ гор. Омскѣ. Сюда же были вынесены: знамя дружины Ермака, наличные знамена льготныхъ полковъ и древнее знамя царей и великих князей Iоанна и Петра Алексѣевичей, лринадлежащее первымъ Сибирскимъ казакамъ.

Освященное знамя войсковой атаманъ вручилъ предсѣдателю войскового правленiя, генералъ маiору Катанаеву, а последнiй знаменщику – кавалеру всѣх степеней знаковъ отличiя военнаго ордена, вахмистру 2 отдѣла Лебяженской станицы Георгiю Сергѣеву, участнику Русско-Японской войны, въ которой онъ заслужилъ эти боевые отличiя.

Послѣ прочтенiя генераломъ Катанаевымъ грамоты о пожалованiи войску Георгiевского знамени, оно было обнесено по фронту всѣх частей, участвовавшихъ въ парадѣ; его сопровождали Войсковой Наказный Атаманъ и старшiе представители войска.

На этомъ же торжествѣ Войсковой Наказный Атаманъ объявил новую милость Государя Императора, оказанную Сибирскому казачьему войску пожалованiемъ грамоты на укрѣпленiе и вѣчное владѣнiе земель, находящихся съ безспорномъ владѣнiи войска [5].

Эта грамота была лично передана Государемъ Императоромъ депутацiи отъ войска, представлявшейся Его Величеству въ Новом Петергофѣ, въ составе Войскового Наказнаго Атамана., генерал-лейтенанта Надарова, генералъ-майора Катанаева и войскового старшины Ефтина.

Въ тотъ же день по телеграфу было донесено Государю Императору о вѣрноподданическихъ чувствахъ казаковъ Сибирскаго войска, выраженныхъ по случаю освященiя ВойсковогоГеоргiевского знамени и пожалованiя войску грамоты на закрѣпленiе за ним его земель. На это Всеподданнѣйшее донесенiе, Войсковой Наказной Атаманъ удостоенъ былъ слѣдующимъ отвѣтомъ Его Величества: „Сердечно тронутъ чувствами одушевляющими Сибирских казаковъ и благодарю отъ имени Атамана и семьи моей за ихъ молитвы. Твердо верю, что доблестное Сибирское казачье войско и впредь будетъ преданно и самоотверженно служить по примеру предковъ Престолу и великой Родине“. «Николай».

~~~~~~~~~~

II

Образованiе пограничныхъ линiй и станицъ.

Когда послѣ смерти Ермака, уцѣлѣвшiе сподвижники его съ атаманомъ Мещарякомъ оставили Искеръ и спустились внизъ по Иртышу, къ нимъ подошла подмога, высланная изъ Москвы, под начальствомъ воеводы Мансурова; съ ней они зазимовали въ Обскомъ городкѣ.

Весной къ Мансурову еще подошелъ небольшой отрядъ. Эти соединенные силы снова овладѣли Искеромъ и неподалеку отъ него въ 1587 году заложили Тобольскiй городокъ и Тюменскiй острожекъ. Затѣм въ 1593 году они основали Березовскiй, Сургутскiй и Пелымскiй острожки; въ 1594 году – Тарскiй; въ 1596 году – Нарымскiй и Канскiй; въ 1600 году – Мангазейскiй и Туринскiй и въ 1604 году – Томскiй городокъ.

Во всѣх этихъ городкахъ и острожкахъ осѣли казаки, сподвижники Ермака и разныхъ наименованiй служилые люди, большая часть которыхъ, вмѣстѣ съ казаками, были переименованы въ городовых „казаковъ“, по названiям тѣхъ городовъ и острожковъ, въ которыхъ они были поселены. Такъ казаки Тобольского городка именовались „Тобольскими городовыми казаками“; Березовскаго острожка – “Березовскими городовыми казаками” и т.д. [1].

Въ началѣ XVIII вѣка на югѣ нынѣшнихъ Семипалатинской и Акмолинской областей, появились калмыки, а затѣм и киргизы. Эти послѣднiе начали быстро подаваться на сѣверъ, где тогда только что зарождались русскiе поселенiя у возведенных городковъ. Чтобы оградить их от набѣгов этихъ смѣлыхъ и хищныхъ наѣздников, были выдвинуты впередъ отряды городовыхъ казаковъ, которые образовали новую линiю острожков по рѣкам Ишиму, Иртышу и Тоболу. Здѣсь были заложены: Чернолучiй, Усть-Тарскiй, Абацкiй, Иковскiй, Утяцкiй, Царево-городище и др. острожки, гдѣ теперь большiе села Тобольской губернiи и города Ишимъ и Курганъ. Эта дугообразная линiя укрѣпленiй получила названiе Ишимский

[2].

Въ началѣ-же XVIII вѣка Великiй Преобразователь Россiи, Императоръ Петръ 1, повелѣлъ снарядить экспедицiю въ верховья рѣки Иртыша. Этимъ путемъ онъ предполагалъ завязать торговые сношения съ Китаемъ и проникнуть въ Индию, которая особенно привлекала его вниманiе своими огромными богатствами. Для изслѣдованiя верховьевъ Иртыша былъ сформированъ отрядъ въ 3000 человѣкъ служилыхъ людей и казаковъ, которые, въ 1715 году, выступили изъ Тобольска на 31 досчанниках и 27 лодкахъ, подъ начальствомъ подполковника Бухгольца. Этотъ отряд, дойдя до Ямышевскихъ озеръ, построилъ на Иртышѣ Ямышевскую крѣпость, которая скоро была осаждена 10,000 джунгаръ – калмыками. Потерявъ много людей от повальных болѣзней, убитыми и взятыми в плѣнъ, Бухгольцъ вынужденъ былъ срыть укрѣпления и отступить къ устью рѣки Оми; здѣсь, въ 1716 году, онъ заложилъ Омскую крѣпость, теперь областной городъ съ пригородной станицей и резиденцiей Войскового Наказнаго Атамана Сибирскаго войска [3].

В Омской крѣпости отрядъ былъ усиленъ казаками изъ Тары, Тобольска и Тюмени. Въ слѣдующемъ году отрядъ снова направился вверхъ по Иртышу, гдѣ заложилъ Желѣзинскую крѣпость и возобновилъ Ямышевскую. Въ 1718 году онъ построилъ Семипалатинскую, а въ 1819 году – Устькаменогорскую и Долонскую крѣпости [4]. Все это теперь станицы, а Семипалатинскъ и Устькаменогорскъ города съ пригородными станицами.

Спустя нѣкоторое время были заложены укрѣпленiя на Колывано-Кузнецкой теперь Бiйской линiи, которая прикрывала русскiе поселенiя со стороны Алтая.

В то же время признано было необходимымъ спрямить и выдвинуть впередъ Ишимскую линiю. Здѣсь въ 1752 году заложены крѣпости: Петропавловская, Покровская, Николаевская, Лебяжья, Полуденная, Становая, Прѣсновская и Прѣсногорьковская. Эта новая линiя, примыкая къ укрѣпленiямъ Оренбургскаго казачьяго войска, получила названiе Прѣсногорьковской [5 ]. Такое названiе ей дано отъ множества прѣсныхъ и горько-соленыхъ озеръ в этой мѣстности.

Названiе „крепость“ тогда означало простое поселенiе, огороженное бревенчатым частоколомъ съ канавой, обнесенной рогатками. Только в послѣдствiи эти поселенiя стали обносить насыпями и окапывать рвами, слѣды которыхъ до сихъ поръ сохранились во многих мѣстахъ.

Для связи крѣпостей, на всѣх линiяхъ были возведены редуты, форпосты, маяки и станцы, которые также обносились рвами и насыпями.

Всѣ эти укрѣпленiя занимали служилые люди разныхъ наименованiй и городовые казаки „годовальщики“, т.е. выходившие на линiю на годовую службу [6].

Съ половины XVIII вѣка въ Сибирь начали прибывать изъ Россiи пѣхотные и драгунскiе полки, казаки съ Дона и Урала, башкиры и мещаряки. Эти казачьи и инородческiе команды высылались на линiю тоже на годовую службу, а затѣмъ замѣнялись новыми.

Тогда-же у всѣх крѣпостей, редутовъ и форпостовъ были образованы слободы, въ которыхъ селились казачьи семьи, отставные нижнiе чины и „выписные казаки“. Эти послѣдние назначались изъ крестьянъ по выбору своихъ обществъ и командировались на пограничную линiю для несенiя службы вмѣстѣ съ городовыми казаками, часть которыхъ съ этого-же времени, стала именоваться „крѣпостными“ [7 ].

Кромѣ крестьянъ въ казаки зачислялись боярскiе и солдатскiе дети, служилые и „гулящiе“ люди, татары, ссыльные съ Дона и Урала, плѣнные поляки, литовцы, нѣмцы и французы. Въ 1619 году зачислены в пѣшiе казаки 40 запорожскихъ черкасъ, а въ 1770 году – 137 запорожцевъ изъ партiи знаменитыхъ Желѣзняка и Гонты, захваченныхъ въ Польшѣ, гдѣ они, во имя православной вѣры и русскаго народа, безпощадно истребляли все, что имъ попадалось на глаза. Эти послѣднiе запорожцы были поселены преимущественно на Прѣсногорьковской линии [8]. Они до сихъ поръ вспоминаются у казаковъ малороссовъ въ извѣстной пѣснѣ:

Ой на гори да женци жнутъ,

А по пидъ горою,

По пидъ зеленою,

Козаки йдуть.

Гей! Козаки йдуть.

По переду Дорошенко

Веде свое войско,

Веде Запоризске

Хорошенько.

Гей! Хорошенько.

По середыни панъ хорунжiй,

Пидъ нымъ коныченько,

Пидъ нымъ вороненькiй

Сильно дужiй.

Гей! Сильно дужiй.

А позаду Сагайдачный,

Що проминявъ жинку

На тютюнъ, та люльку

Необачный.

Гей! Необачный.

Мыни зъ жинкою не возыться,

А тютюнъ, та люлька

Козаку въ дорози

Знадобиться!

Гей! Знадобиться!

В 1808 году утверждены первые штаты и положенiе о Сибирском линейномъ казачьемъ войскѣ, въ составъ которого входили всѣ городовые, крѣпостные и выписные казаки, находившiеся на Прѣсногорьковской, Иртышской и Бiйской линiяхъ. Во главѣ Войска поставленъ Войсковой Атаманъ [9]. Первым войсковымъ атаманомъ, был атаман Желѣзенской крѣпости Анцыферовъ [10].

Тогда же драгунскiе и пѣхотные полки, находившiеся на линiи въ крѣпостяхъ, были выведены въ Европейскую Россiю и съ этого времени Сибирское линейное казачье войско, оставаясь единственной кавалерiей въ Сибири, является вмѣстѣ съ тѣмъ главной силой въ рукахъ правительства для расширенiя и закрѣпленiя нашихъ владѣнiй въ киргизской степи [11].

Первое положенiе объ управленiи киргизами утверждено въ 1822 году; на основании его была образована Омская область. Она дѣлилась на внутреннiе и внѣшнiе округа; к внутреннимъ округамъ принадлежали ближайшiя къ пограничным линiямъ киргизскiя волости, которыя входили в составъ Петропавловскаго, Омскаго, Семипалатинскаго и Устькаменогорскаго округовъ. Внѣшнiе округа причислялись къ области по мѣрѣ открытiя ихъ.

Это положенiе съ большой торжественностью было объявлено киргизамъ 13-ю небольшими казачьими отрядами, выступившими ранней весной 1824 года съ Прѣсногорьковской и Иртышской линiй.

В томъ же году были открыты Кокчетавскiй и Каркаралинскiй внѣшние округа, гдѣ теперь города и пригородные станицы тѣхъ-же названiй. Ихъ заложили казачьи отряды, высланные изъ крепости Петропавловской и форпоста Семiярскаго.

Въ 1830 году казачьи отряды, высланные изъ крѣпостей Петропавловской, Николаевской и форпоста Коряковского, открыли еще три внѣшних округа, гдѣ теперь городъ съ пригородной станицей Акмолинскъ и станицы Котуркульская и Баянульская. Форпост-же Коряковскiй переименованъ въ станицу и городъ Павлодаръ.

Затѣм были открыты Кокпектинскiй и Аягузскиiй округа, теперь Кокпектинская станица Сибирского войска и станица и городъ Сергiополь Семирѣченскаго войска.

Въ 1846 году казачьи отряды съ Прѣсногорьковской линѣи заложили Амбасарскую и Улутавскую станицы; казаки этой послѣдней переселились в верховья рѣки Джабайки и въ 1861 году образовали Сандыктавскую станицу. Тогда же упразднена Улутавская [12].

Въ томъ же году вышло новое положенiе о Сибирскомъ линейномъ казачьемъ войскѣ. Этимъ положенiемъ войсковые земли раздѣлены на 9 полковых округовъ и въ составъ Войска зачислены 42 крестьянскихъ деревни, примыкавшiя къ Прѣсногорьковской линiи, со стороны Тобольской губерниiи и на Бiйской линiи.

Въ 1847 году заложено укрепленiе Капалъ, теперь станица и городъ Семирѣченского войска.

Въ слѣдующемъ году образованы Зерендинская. Лобановская Арыкбалыкская, Аканбурлукская станицы и поселокъ Щучинскiй, теперь переименованный въ станицу [13]. Всѣ эти 11 большихъ поселѣний заселены крестьянами изъ внутренних губернiй и казаками бывшаго малороссiйского войска. Какъ въ эти станицы, такъ въ деревни, причисленныя къ Войску въ 1846 году, были переведены съ Прѣсногорьковской линiи по нѣскольку урядниковъ и казаковъ для обученiя крестьянъ строевой службѣ и казачьему обиходу.

Въ 1854 году заложено укрѣпленiе Вѣрное, где теперь областной городъ Семирѣченской области и пригородная Алматинская станица Семирѣченскаго войска.

Въ 1861 году издано положенiе о Сибирском линейномъ казачьем войскѣ, которое с этого времени именуется „Сибирскимъ казачьимъ войскомъ“. Этимъ положенiемъ Войсковые земли раздѣлены на 12 полковыхъ округовъ, а всѣ крѣпости, редуты, форпосты, маяки и деревни переименованы въ поселки, изъ которыхъ образованы станицы и во главѣ ихъ поставлены станичные и поселковые атаманы.

Въ 1867 году образованъ Туркестанскiй военный округъ изъ Семирѣченской и Сыръ-Дарьинской областей. Въ составъ Семирѣченской области вошли 9-й и 10 -й полковые округа с городами Сергiополь, Капалъ, и Вѣрный, войсковое населенiе которыхъ послужило ядромъ для образованiя „Семирѣченскаго казачьяго войска“.

Тогда же упразднены Тобольскiй и Томскiй полковые округа, казаки которыхъ зачислены въ податное состоянiе за исключенiемъ трехъ командъ Березовской, Сургутской и Нарымской. Эти послѣднiя упразднены въ 1880 году.

Въ 1868 году въ верховьяхъ рѣки Иртыша и на рѣкѣ Джемени заложенъ Зайсанскiй постъ, теперь городъ и станица того-же наименованiя [14].

Такъ создавалось и развивалось Сибирское казачье войско, пока окончательно не осѣлона нынѣ занимаемой имъ территорiи. Въ настоящее время Войсковые земли тянутся узкой полосой отъ границы Оренбургского войска до г. Омска на протяжении 500 верстъ. Отсюда онѣ поворачиваютъ къ юго-востоку и идутъ вверхъ по рѣкѣ Иртышу до впаденiя въ него рѣки Нарымъ, въ1100 верстахъ отъ г. Омска.

Бiйская линiя начинается отъ г. Устькаменогорска и тянется на 390 верстъ. Тут-же идетъ боковая цѣпь казачьих поселенiй по рѣкѣ Бухтармѣ, где раскинулась Алтайская станица, находящаяся въ 100 верстахъ отъ пограничного съ Китаемъ знака „Улан-Дабо“. Еще ближе къ Китаю, всего верстахъ въ 30 и 25 отъ озера Зайсана расположена Зайсанская станица.

Всѣ степные станицы значительно удалены от Прѣсногорьковской и Иртышской линiй, этой главной сплошной полосы Войсковыхъ земель.

Общая площадь земель Сибирскаго казачьяго войска теперь достигаетъ 5 миллiонов десятинъ, из которыхъ 2,926153 десятины находятся в юртовыхъ надѣлахъ 176 казачьихъпоселенiй, 593720 десятинъ въ потомственномъ владѣнiи офицеровъ и чиновниковъ Войска взамѣнъ пенсий и до 1,480127 десятинъ в Войсковомъ запасѣ.

Населенiе Войска состоитъ изъ 127150 душъ обоего пола пола [15].

Въ 1869 году Войско раздѣлено на 4 военныхъ отдѣла, управленiя которыхъ назначены: 1-го отдѣла въ станицѣ Кокчетавской, 2-го – въ городѣ Омскѣ, 3-го – въ городѣ Павлодарѣ и 4-го въ городѣ Устькаменогорскѣ. Черезъ 2 года 3-й отдѣлъ был упраздненъ, а 4-й преобразованъ въ 3-й. Во главѣ каждого отдѣла поставленъ атаман отдѣла [1 6].

Станицы 1-го отдѣла, комплектующаго 1-ый полкъ, чрезвычайно разбросаны. Станица Кокчетавская находится въ 180 верстахъ къ югу отъ города Петропавловска, съ которымъ связана почтовымъ трактомъ и телеграфомъ. Прѣсновская станица удалена отъ Кокчетавской на 310 верстъ, а крайнiй „Сибирскiй“ поселокъ Прѣсногорьковскай станицы, которая граничитъ съ Оренбургскимъ Казачьимъ Войскомъ, на 425 верстъ по почтовому тракту. Станицы Атбасарская и Акмолинская, связанные также почтовымъ трактомъ и телеграфомъ съ Кокчетавомъ, находятся отъ него первая въ 180 и вторая въ 425 верстахъ. Остальные 8 станицъ болѣе или менѣе сгруппированы, но и онѣ разбросаны по тремъ направленiямъ: Зерендинская и Сандыктавская находятся по Атбасарско-Акмолинскому тракту, первая въ 44, а вторая въ80 верстахъ отъ Кокчетава. Западнѣе их и внѣ почтового тракта расположены Лобановская, Арыкбалыкская и Аканбурлукская станицы; первая из нихъ улалена отъ Кокчетава на 70 , а вторая на 110 и третья на 160 верстъ. Наконецъ на востокъ от Кокчетава и в 70-80 верстахъ расположены Щучинская и Котуркульская станицы.

Мѣстоположенiѣ Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ представляетъ равнину со множествомъ горькосоленыхъ и прѣсныхъ озеръ. Грунтъ земли здесь черноземно-глинистый и мѣстами солонцеватый. Растительность состоитъ из рощъ березы, часто перемѣшанной съ осиной и тальникомъ. Сѣнокосы всюду по берегамъ озеръ и возле лѣсовъ.

Станицы Атбасарская и Акмолинская находятся въ южной части степи, которая представляетъ скучную безлѣсную равнину съ солонцевато-глинистым грунтомъ.

Остальные станицы разбросаны въ долинахъ горныхъ кряжей, густо покрытыхъ сосновымъ и березовымъ лѣсомъ; всѣ онѣ хорошо орошены степными рѣчками и большими озерами съ прекрасной водой. Вся эта мѣстность пользуется отличным горным воздухомъ и чрезвычайно живописна.

Хороши особенно окрестности Имантава, Арыкбалыка, Якшiянгистава. Сандыктава, Зеренды, Кутуркуля и Щучьяго. Эта послѣдняя станица широко раскинулась у юго-восточной оконечности Кокчетавскихъ горъ возлѣ озера овальной формы, имѣющаго въ длину до 6½ верстъ. Вода здѣсь превосходна и настолько чиста, что на глубинѣ 15 аршинъ можно видѣть песчаное дно, усыпанное мелким щебнемъ. Щучинское озеро окружено съ трехъ сторон горами, густо покрытыми сосновым лѣсомъ.

Верстахъ в 10 отъ Щучьяго къ востоку, лежитъ не менее живописное озеро Котуркуль, гдѣ расположена станица того же названiя. Озеро это также имѣетъ до 6 верстъ длины и окружено сосновымъ и березовымъ лѣсомъ. Но особую прелесть его составляетъ такъ называемая «релка». Она в виде прямой панели, покрытой вѣковыми соснами, тянется версты на полторы поперекъ озера и раздѣляетъ его на двѣ неравные части.

Въ 18 верстахъ от Котуркуля и въ такомъ же разстоянiи от Щучьяго находится небольшое озеро Боровое, также окаймленное со всѣхъ сторонъ сосновымъ и березовымъ лѣсомъ. Сѣверный берегъ Борового примыкаетъ к горамъ, гдѣ нагромождена громада скалъ, в щеляхъ которыхъ гнездятся кусты ивы, черемухи, боярочника, вишни, смородины, малины. На этомъ же берегу находятся красавица сопка Окъ-Джакпесъ, сопки, называемые сахарной головой, коровой и наконецъ сопка, напоминающая птичью голову.

Боровское озеро шумным протокомъ, саженъ въ 300 длиною, вливается в большое озеро Чебачинское. Это послѣднее лежитъ саженъ на 6 ниже перваго и потому протокъ, подъ названiем рѣчки Громовой, представляетъ живописный водопадъ, по теченiю котораго поставлено нѣсколько казачьихъ мельницъ. Здесь-же на небольшой площадкѣ, окруженной хвойнымъ и лиственнымъ лѣсомъ, построено нѣсколько казачьихъ домиковъ, дачъ и бараковъ.

Едва-ли во всей киргизской степи найдется такая живописная и богатая разнообразными дарами природы мѣстность, какую представляетъ Котуркуль – Щучье – Боровое. Въ этомъ небольшемъ участкѣ горные утесы-напоминающие Кавказъ и Алтай, вошли въ чудное сочетанiе со стихiей водъ, въ видѣ крупныхъ и мелкихъ озеръ съ водою прозрачной, как кристаллъ. Поразительно чудную картину представляетъ это сочетанiе суши и воды лѣтомъ во время восхода солнца, когда переливы свѣта отражаются отъ поверхности голубыхъ водъ, а солнечные лучи разсыпаются въ радужные отливы въ кварцевыхъ куристаллахъ гранита, изъ котораго сложены баррикады береговых скалъ. Съ любого холма можно видѣть то необъятныя степныя пространства, то роскошные нивы лучших пшеницъ, то зеркальную поверхность чудных озеръ, то окутанныя густой сѣверной хвоей гранитныя горы. Воздух чистъ и ароматиченъ; дышется легко, во всю грудь. Въ полдень камни нагрѣты, какъ раскаленная печь, а рядомъ озера даютъ освѣжающую влагу, поэтому растительность здѣсь отличается сочностью и свѣжестью.

Катуркуль – Щучье – Боровое давно извѣстны какъ превосходные курорты. Сюда съѣзжаются на лѣто пользоваться превосходнымъ воздухомъ и кумысомъ, который здѣсь, благодаря прекраснымъ пастбищемъ, отличается высокими качествами.

Такъ поэтически и правдиво описываетъ этотъ уголок степи, один изъ первыхъ ея изслѣдователей, И.Я.Словцовъ.

~~~~~~~~~~

III

Служба и воинская повинность.

Въ XVI и XVII столѣтiяхъ всѣ военно-служащiе въ Сибири вообще именовались „служилыми людьми“. Они подраздѣлялись на дворянъ, дѣтей боярскихъ, стрѣльцов, служилыхъ татаръ и городовыхъ казаковъ разныхъ наименованiй. Казаки дѣлились на пѣшихъ и конныхъ. Ермак и его дружинники всѣ были пѣшими: но необходимость погони за конымъ непрiятелемъ, скоро заставила большинство казаковъ окониться. Кромѣ того они именовались по роду относимой ими службы: такъ „пушкарями“ назывались тѣ, которые служили при пушках; „затинщиками“ и „воротниками“, ― которые наблюдали за исправностью и охраною острожныхъ и крепостныхъ воротъ, тына и насыпей. Въ каждомъ городкѣ и острожкѣ были свои конные и пѣшiе казаки, свои пушкари, затинщики и воротники; были и „стружники“ для управленiя рѣчными судами и „лыжники“ для зимнихъ развѣдокъ.

Всѣ казаки служили до глубокой старости. Это видно изъ челобитной бывшихъ сподвижниковъ Ермака поселенныхъ въ Тобольскѣ, подъ названiемъ казаковъ „старой сотни“. Они жаловались Царю Михаилу Өедоровичу на назначенiе къ ним начальникомъ боярскаго сына, вмѣсто бывшего у них «въ атаманах» казака Гаврилы Ильина. „Служили мы, ― писалось въ челобитной, ― въ Сибири, в Тобольскѣ от Ермакова взятiя лѣтъ по

40 и по 50 съ атаманами, а не съ „головами“….

Далѣе ходатайствовалось о назначенiи къ нимъ атамана. Эта челобитная была уважена оставленiемъ «въ атаманах» Гаврилы Ильина. Другая челобитная была подана Тюменскимъ коннымъ казакомъ Гаврилой Ивановымъ, на которую послѣдовалъ указъ Царя Михаила Өедоровича отъ 27-го февраля 1623 г. „Служилъ онъ, Ивановъ, Царю и Великому Князю Ивану Васильевичу, и Царю Өедору Ивановичу, и Царю Борису Өедоровичу, и Царю Василiю Ивановичу, и Нам, Великому Государю въ Сибири, 42 года, а прежде того служил онъ Намъ на полѣ 20 лѣтъ у Ермака въ станицѣ и с иными атаманами“. Затѣм въ указѣ излагается, какъ Ивановъ съ Ермакомъ Сибирь взялъ и царя Кучума съ куреня сбилъ и что теперь у конныхъ казаковъ нѣтъ атамана. Царь и эту просьбу уважилъ, назначивъ Гаврилу Иванова атаманомъ Тюменскихъ казаковъ [1].

Много лишенiй и боевыхъ тревогъ пришлось вынести сподвижникамъ Ермака при заложенiи первыхъ укрѣпленiй въ снѣжныхъ и лѣсныхъ тундрахъ сѣверной Сибири, а затѣмъ въ столкновенiяхъ с многочисленнымъ непрiятелемъ. Березовскiе казаки два мѣсяца отсиживались въ своемъ острожкѣ от окружившихъ ихъ со всех сторонъ инородцевъ; казаки Томского городка, въ 1609 году, отбили осаду татаръ, вогуловъ и остяковъ, а Пелымскiе отстояли свой острожекъ отъ поджога, при нападенiи остяковъ; Тобольскiй и Тарскiй городки не раз были въ большой опасности.

Въ началѣ XVIII вѣка казаки столкнулись съ калмаками и киргизами, которые появились у вновь образованныхъ Ишимской, Иртышской и Колывано-Кузнецкой, ныне Бiйской линiй. Набѣги киргизъ иногда простирались до Тюменского городка, гдѣ тогда только что зарождались русскiе поселенiя. Въ этой борьбѣ казаки несли большiе потери, какъ на линiи укрѣпленiй, такъ и в степи, при преслѣдованiи грабительскихъ партiй. В одной изъ такихъ погонь погибъ казачiй отрядъ Шульгина въ 300 человѣкъ, преслѣдовавшiй киргизъ, после ихъ набѣга на Туруханскiй острогъ. Въ то время киргизы не были тѣми мирными кочевниками, какими мы их видим теперь; их главное ремесло состояло въ разбоѣ, грабежѣ и захватѣ плѣнных, которыхъ они продавали в Ташкентъ, Бухару и Хиву [2].

Столкновенiе казаковъ съ калмыками, какъ уже извѣстно изъ предыдущей главы, происходило при заложенiи крѣпостей въ верховьяхъ рѣки Иртыша.

Въ цѣляхъ наилучшей охраны пограничныхъ линiй, часть городовых казаковъ, расположенныхъ на линiи, была обращена въ драгунъ и нѣкоторые из казацкихъ атамановъ, есауловъ, сотниковъ и пятидесятниковъ переименованы въ полковники, маiоры, капитаны, сержанты и капралы.

Эти новоявленные драгуны съ казаками, находившимися на пограничных линiяхъ, принимали участiе въ усмиренiи башкиръ въ предѣлах нынѣшнихъ Оренбургской и Уфимской губернiй и въ подавленiи Пугачевскаго бунта, охватившаго крестьянскiе селенiя сѣверо-западной Сибири.

Съ успѣхом охраняя пограничную линiю, казаки не разъ пускались и въ дальнiе развѣдки, не безопасныя въ то время отъ постоянно рыскавшихъ по степи грабительскихъ партiй татаръ, калмыковъ и киргизъ. К числутаких смѣлыхъ „доѣздов“ относится поискъ казака Петлина, который въ 1618 году пробрался черезъ пустыню Гоби во внутреннiй Китай. Въ 1694 году казаки Скибинъ и Трошинъ проѣхали степью въ город Туркестанъ, побывали въ Бухарѣ и Хивѣ, заглянули на Уралъ и Волгу и затѣм, черезъ Уфу, вернулись въ Тобольскъ. Какъ Петлинъ, так и Скибинъ и Трошинъ, доставили описанiя своих развѣдокъ. Эти записки, особенно Петлина, до настояшаго времени представляютъ глубокий интересъ. Таких поисковъ со стороны казаковъ было нѣсколько и в послѣдствiи [3].

Съ водворенiемъ казаковъ на Прѣсногорьковской линiи, начались болѣе подробныя изысканiя въ киргизской степи. Съ этой целью, въ 1815 году выступилъ изъ крѣпости Прѣсногорьковской командиръ 1-го полка полковникъ Набоковъ съ 150 казаками. За время пятимѣсячной развѣдки, онъ осмотрѣлъ живописныя мѣстности Аиртава, Имантава, Якшiянгистава, Сандыктава, Зеренды и даже побывалъ на рѣкѣ Нурѣ и в Улутаевскихъ горахъ [4].

По положенiю 1808 года Сибирское линейное казачье войско выставляло 10 конныхъ полковъ пятисотеннаго состава и двѣ конно-артиллерiйскихъ роты по 12 орудiй въ каждой.

Въ том же году всѣмъ 10 полкамъ были пожалованы знамена при рескриптѣ императора Александра I [5]. Съ этими знаменами теперь служатъ первоочередные и льготные полки.

Въ 1823 году полки сведены въ 4 бригады, причемъ 1-й и 2-й полки, имѣя полковыя штабъ-квартиры въ крѣпостяхъ Прѣсногорьковской и Пресновской, составляли 1-ю бригаду.

На основанiи этого положенiя всѣ казаки жили по домамъ; они призывались на службу съ 17-ти лѣтняго возраста и оставались въ строю „доколѣ въ силах“; въ отставку увольнялись только за старостью и совершенной неспособностью къ службѣ. Въ казаки могъ каждый приписаться, но выходить изъ войска ни кто не имѣлъ права.

Не легка была служба въ тѣ времена: охраняя линiю укрѣпленiй от набеговъ киргизъ, казаки обрабатывали казенные пашни, заготовляли сѣно для строевыхъ лошадей и возили дрова, содержали почтовую гоньбу, развозили письма и посылки по редутамъ и форпостамъ, наряжались на работы по сооруженiю и исправленiю крѣпостей и содержали разъѣзды по линiи.

Часы служебныхъ занятiй строго распредѣлялись; если казаки не ходили въ отряды, то обыкновенно с 1-го апрѣля и до появленiя подножного корма они обучались ружейным прiемамъ, рубкѣ, фланкировкѣ пикой, маршировкѣ, шереножному и взводным пѣшимъ и конным ученьямъ. Около 25 — го апрѣля лошади выпускались на траву, а казаки шли на казенные пашни. Въ начале iюня они собирались въ лагерь, где оставались до 15-го iюля въ составѣ полка. Возвращаясь обратно въ дома и снова выпуская лошадей на траву, казаки выходили на покосъ. Въ августѣ они дѣлились на партiи: одни продолжали заготовлять сѣно, другiе убирали хлѣбъ съ казенных пашенъ, а третьи приготовляли поля подъ посѣвы на будущiй годъ.

Съ 15-го сентября начиналась молотьба хлѣба и только въ конце октября часть казаковъ распускалась для своихъ домашнихъ работъ. Затѣм съ 1-го февраля снова начинались строевые занятiя [6].

По воскреснымъ и праздничнымъ днямъ казаки посѣщали часовни и церкви, а послѣ богослуженiя собирались для слушанiя чтенiй изъ воинскихъ и уголовныхъ уставовъ. Малолетки, обучающiеся въ школахъ молитвамъ, грамотѣ и ариөметикѣ, обязательно выводились на строевыя занятiя, для чего въ каждой школѣ были деревянные ружья, такiя же шашки и укороченныя пики.

Такъ все способное къ труду населенiе было на службѣ или у служебнаго дѣла, а для домашнихъ работъ оставались только престарѣлые казаки, да женщины съ дѣтьми.

Но несмотря на всѣ трудности службы. Сибирскiе линейные казаки отличались замѣчательной способностью легко переносить труды и лишенiя. Въ 1808 году генерал Глазенапъ, которому было подчинено Сибирское войско, доносилъ въ сенат: „Люди въ Войскѣ превосходны; честность, доброта, вѣрность своему долгу вмѣстѣ съ казачьей удалью и расторопностью сохранились неприкосновенно отъ первобытныхъ временъ. Семейная жизнь казаковъ со стороны нравственной стоитъ на высокой степени“. Спустя 20 лѣтъ, генералъ-губернаторъ Западной Сибири, Князь Горчаковъ писалъ военному министру: „Отдавая должную справедливость вообще воинскому духу и выправкѣ казаковъ, взросшихъ такъ сказать съ оружiемъ въ руках, любуясь найденною между ними подчиненностью, готовностью къ перенесенiю трудовъ и образованностью урядниковъ и многихъ казаковъ, я долженъ сознаться, что нынѣ это Войско составляетъ въ Сибири истинную силу правительства“ [7].

К этому перiоду службы линейныхъ казаковъ относится пѣсня, распространенная въ Сибирскомъ войскѣ:

Рано утромъ весной

На редутъ крѣпостной

Раз поднялся пушкаръ посѣдѣлый.

Брякнулъ сабли кольцомъ,

Дернулъ сивым усомъ

И раздулъ свой фитиль догорѣлый.

Онъ у пушки стоитъ,

Самъ на крѣпость глядитъ

Сквозь прозрачныя волны тумана.

Вдругъ мелькнулъ бѣлый флагъ

У высокихъ палатъ

Удальца, молодца атамана.

И съ веселым лицомъ,

Осѣнившись крестомъ

Онъ надъ мѣдною пушкой склонился.

Свѣтъ изхъ пушки струей….

Дымъ разлился волной

И по крѣпости гулъ прокатился.

Чу! съ редута палятъ!

Знать сбираться велятъ?

Казаки казакам закричали.

Сабли вмигъ на ремень,

Кивера на бекрень,―

И на площадь бѣгомъ побѣжали.

«Что ребята, палятъ?

« Не видно-ль супостатъ?

«Не въ поход-ли идти заставляютъ?

«Наши сабли остры,

«Наши кони лихи,

«Наши ружья въ мишень попадаютъ.

Нашъ начальникъ отец,

Атаманъ молодецъ

Поведетъ насъ своей головою.

Съ нимъ и въ зиму весна,

Съ нимъ и смерть нам красна,―

Казаки межъ собой говорили».

«Тише!… стройся въ ряды!

«Онъ поѣхалъ сюды!»

Казакамъ такъ хорунжiй вѣщаетъ.

Какъ сибирскiй буранъ

Прискакалъ атаманъ,

А за нимъ есаулы лихiе.

Онъ на беломъ конѣ,

Карабинъ на спинѣ,

Въ торокахъ пистолеты двойные.

На немъ каска съ перомъ,

Грудь горитъ серебромъ,

Закаленная сабля булата.

Онъ коня осадилъ,

Черный ус закрутилъ

И сказалъ всѣм: «здорово ребята!»

«Завтра солнце въ восходъ,

«Собирайтесь въ походъ,

«У степныхъ дикарей жечь аулы.

«И на эту орду

«Я васъ самъ поведу,

«А за мною пойдутъ есаулы».

Вдругъ ―„Ура! Атаман!“

Пронеслось по рядамъ

И казацкая кровь закипѣла….

…………………………………

…………………………………

Въ XVIII вѣкѣ одежда казаковъ состояла изъ длинныхъ кафтановъ произвольныхъ матерiй, широкихъ шароваръ, заправленныхъ въ сапоги и высокихъ папахъ съ остроконечнымъ верхомъ, преимущественно красного цвѣта. Вооруженiе было крайне разнообразно: одни имѣли фитильныя и кремневыя ружья, а другiе пистолеты съ шашкой или дротикомъ [8].

Первые образцы форменнаго обмундированiя и снаряженiя казаковъ Сибирского войска утверждены въ 1808 году. Ихъ лично одобрилъ Император Александр I, при преставленiи ему въ Петербургѣ урядника и казака, обмундированныхъ и снаряженныхъ по этимъ образцамъ. Казаки имѣли мундиръ темносиняго сукна на крючкахъ съ красными суконными погонами, и темносиняго-же сукна длинные рейтузы съ красными лампасами и кожанными крагами до колѣнъ. Киверъ лакированной кожи съ помпономъ изъ бѣлой шерсти. Лядунка на 24 патрона. Сапоги короткiе съ желѣзными шпорами. Сѣдло кавалерiйского образца съ суконнымъ вальтрапомъ и съ железнымъ мундштукомъ. Вооруженiе состояло изъ сабли въ желѣзных ножнахъ, кремневыхъ пистолета и карабина и пики съ флюгеромъ. Офицеры имѣли такой-же мундиръ с эполетами, но изъ тонкаго сукна и рейтузы безъ крагъ. Они были вооружены саблей и пистолетомъ.

Въ 1829 году киверъ замѣненъ мерлушчатой шапкой съ помпономъ и краснымъ суконнымъ верхомъ, который, въ видѣ лопасти, спускался на правую сторону. Мундиръ – курткой на крючках [9].

Въ 1846 году вышло новое положенiе, по которому Войско выставляло 9 конныхъполковъ шестисотеннаго состава, конно-артиллерiйскую бригаду, резервныя при полкахъ команды и команду войсковыхъ мастеровыхъ.

Всѣ полки оставались въ составѣ 4- хъ же бригадъ, причем штабъ-квартира 1-го полка перенесена въ крѣпость Прѣсновскую.

Этимъ положенiемъ на Войско возлагалось: охранять пограничную линiю на всемъ протяженiи войсковой территорiи; содержать таможенную стражу на рубежѣ киргизской степи; защищать внѣшнiе округа отъ набѣговъ киргизъ; содержать въ степи посты и составлять резервы; выставлять отряды на Томскiе прiиски для полицейскаго порядка; комплектовать жандармскiя команды Западно-Сибирского округа; заселять вновь учреждаемыя линiи и выходить на службу, куда назначено будетъ.

Тогда же срок службы въ полкахъ былъ сокращенъ до 20 -ти лѣтъ, послѣ чего казаки перечислялись на 10 лѣтъ въ резервъ.

Служба резервныхъ казаковъ состояла въ томъ, что они помогали строевымъ на работахъ, заготовляли сѣно для почтовых лошадей, отправляли почтовую и земскую гоньбу на линiи и въ степи по пикетамъ; содержали караулы въ крѣпостяхъ, исправляли дороги и производили всѣ войсковые хозяйственные работы.

Этим же положенiемъ объявлены нѣкоторыя измѣненiя въ обмундированiи и снаряженiи казаковъ: куртка замѣнена чекменемъ с шароварами безъ крагъ и изъ темнозеленаго сукна; лядунка – патронтажемъ; сабля – шашкой въ деревянныхъ, обтянутыхъ кожей ножнахъ; карабинъ – драгунскимъ кремневымъ ружьемъ безъ штыка и пика без флюгера. Сѣдло казачьяго образца [10].

Въ 1861 году число выставляемыхъ Войскомъ частей было увеличено, но служба казаковъ значительно облегчена. По положенiю этого года Войско выставляло: 12 шестисотенныхъ конныъ полковъ, 3 пѣшихъ полубаталiона со стрѣлковыми полуротами, конно-артиллерiйскую бригаду и команду войсковых мастеровыхъ.

Тогда же штабъ-квартира 1-го полка перенесена въ станицу Кокчетавскую.

Этимъ положенiемъ отмѣнялась постоянная служба казаковъ по станицамъ и оставалась только по нарядам; отмѣнены были и наряды резервныхъ казаковъ на разнаго рода работы въ войсковыхъ хозяйственныхъ заведенiяхъ. Съ этого же времени Сибирскiе казаки начали пользоваться перiодическими льготами для своихъ домавшнихъ работъ; льготы состояли в томъ, что за время 20 лѣтнего пребыванiя въ строевомъ составѣ, казаки должны были выходить на службу на 2 года послѣ четырехлѣтняго пребыванiя въ своихъ домахъ [11].

Нужно замѣтить, что съ 1808 по 1861 годъ всѣ казаки строевого состава имѣли обмундированiе, снаряженiе и строевыхъ лошадей отъ Войска и получали провiантскiе пайки за время нахожденiя въ своихъ домахъ. Съ предоставленiемъ же льготъ, ихъ лишили этихъ пайковъ и обязали выходить на службу съ собственнымъ обмундированiемъ, снаряженiемъ и на своихъ лошадяхъ.

Постоянная служба на полномъ снаряженiи и съ отпуском провiанта за время пребыванiя въ домахъ, въ первое время, не могла отразиться на трудовой правоспособности большинства казаковъ, когда они получили желанную льготу, для веденiя своихъ домашнихъ делъ. Их небольшое хозяйство тогда состояло, главнымъ образомъ, въ степномъ коневодствѣ и скотоводствѣ, мало требующемъ личного труда. Земледѣлiя они не признавали и относились къ нему съ полнымъ пренебреженiемъ, какъ не къ казачьему дѣлу, хотя много лѣтъ обрабатывали казенныя пашни. Но и въ степномъ хозяйствѣ не повезло казакакмъ: частые падежи лошадей отъ Сибирской язвы, а рогатого скота отъ чумы, окончательно подорвали ихъ благосостоянiе. Казаки зажили хуже, чѣмъ жили при постоянной и поголовной службѣ.

Все это неблагопрiятно отражалось и на службѣ казаковъ. Собственное обмундированiе и снаряженiе ихъ не отличалось исправностью; казаки часто одинъ другому передавали заношенные мундиры, шинели и старыя сѣдла, а собственныя лошади у большинства станичниковъ были ниже всякой посредственности. Такъ это шло около 15 лѣтъ.

Въ 1871 году вышло новое положенiе, на основанiи котораго Войско выставляло въ военное время 9, а въ мирное 3 шестисотенныхъ конныхъ полка, учебную сотню въ городѣ Омскѣ, 30 казаков Л.-гв, въ конногренадерскомъ полку и нѣсколько командъ для полицейской службы въ городахъ и на золотыхъ прiискахъ Алтайского горнаго округа [12].

Этимъ положенiемъ, вмѣсто прежней поголовной службы, установленъ полевой разрядъ въ 8200 человѣкъ. Всѣ малолѣтки, съ 19-лѣтняго возраста, призывались на службу и кому выпадалъ жребiй служить, зачислялись въ полевой разрядъ на 15 лѣтъ и затѣмъ на 7 лѣтъ въ разрядъ внутренно-служащихъ. Малолѣтки, оставшiеся сверхъ комплекта, освобождались отъ службы и перечислялись въ неслужилый разрядъ, платя за это Войску въ продолженiи 22 лѣтъ по 10 рублей ежегодно. Казаки полевого разряда должны были выходить на службу также на 2 года послѣ четырхлѣтняго пребыванiя въ своихъ домах [13 ].

Но всѣ эти перiодическiя льготы, благодаря отдаленному расположенiю отрядовъ отъ линiи, сокращали пребыванiе казаковъ въ своихъ домахъ иногда до 2½ лѣтъ.

Такъ это было въ концѣ 60-хъ и въ началѣ 70-хъ годов прошлаго вѣка, когда казаки Прѣсногорьковской линiи и изъ степныхъ станицъ направлялись на службу въ Туркестанъ черезъ города Петропавловскъ, Омскъ,Семипалатинскъ, Сергiополь, Капалъ, Вѣрный, Аулiеата, Чимкентъ, Ташкентъ, а иногда и далѣе до Самарканда. Этим же путемъ, около 3000 верстъ, по грунтовымъ дорогамъ, они возвращались и обратно со службы.

Тогда же бывали случаи, что казаки задерживались на лишнiй годъ службы въ отрядахъ, между тѣмъ какъ очередные, не ожидая прибытiя смѣнныхъ, ранней весной выступали изъ Войска. Въ это время станицы пустѣли; во многихъ домахъ оставались одни старики или семьи безъ мужа, да казаки 1-й очереди – все не работники: старики отъ старости, жены – отъ непосильного для женщинъ труда, а очередные казаки – отъ крѣпкой неотвязчивой думы: на что снарядиться къ отряду, какъ прокормить за время отлучки семью.

Но нужно отдать справедливость нашим казачкамъ: онѣ хорошо управлялись съ хозяйствомъ; ихъ дѣти всегда были сыты, одѣты однимъ попеченiемъ матери; нищенства нѣтъ среди казаковъ. Управляя всѣмъ домомъ, казачки нерѣдко исполняли и повинности службы; какъ напр. верхомъ отвозили „летучки“ въ сосѣднiя станицы или за ямщика управляли земскими парами.

Въ 1880 году издано нынѣ дѣйствующее положенiе, на основанiи котораго Войско выставляетъ 9 шестисотенныхъ конныхъ полковъ и 3 запасныхъ сотни. Полки 1-й, 4-й, 7-й и 1-я запасная сотня формируются изъ населенiя 1-го отдѣла; полки 2-й, 5-й, 8-й и 2-я запасная сотня – изъ населенiя 2-го отдѣла и полки 3-й, 6-й, 9-й и 3-я запасная сотня – 3-мъ отдѣломъ.

Полки 1-й, 2-й и 3-й на службѣ постоянно, причемъ первые два сведены въ бригаду, которая именуется:„Западно-Сибирской казачьей бригадой“.

Остальные полки и запасныя сотни находятся на льготѣ; они призываются на службу каждый разъ по особому Высочайшему повелѣнiю. Въ военное время изъ 4, 7, 5 и 8 полковъ формируется отдѣльная „Сибирская казачья дивизiя“, причемъ первые два полка составляютъ 1-ю, а вторые – 2-ю бригаду.

Сибирская казачья дивизiя впервые была сформирована въ 1900 году по случаю осложненiй на Дальнемъ Востокѣ, когда китайцы осадили г.Благовѣщенскъ и завладѣли линiей Манчжурской желѣзной дороги, тогда только что строившейся. Дивизiя подъ командой генералъ-маiора Симонова, прибыла въ Забайкальскую область въ половинѣ августа и была направлена въ Маньчжурiю. Уже головной 5-й полкъ подходилъ къ рѣкѣ Сунгари, а штабъ дивизiи находился у города Цицикара, какъ послѣдовало распоряженiе, за прекращенiемъ военныхъ действiй, дивизiи вернуться обратно.

Вторично дивизiя была мобилизована въ 1904 году, одновременно съ объявленiемъ Русско-Японской войны. На этот раз она приняла участiе почти во всѣхъ главнѣйшихъ дѣлахъ этой трудной компанiи, разыгравшейся на поляхъ далекой Маньчжурiи. Начиная съ мелких стычекъ у Вафаньдяня, полки дивизiи подъ командой генерал-лейтенанта Самсонова были въ слѣдующих бояхъ: подъ Вафангоу, Кайджоу и Дашичао, на рѣкѣ Тайцзыхэ, подъ Ляояномъ, при Янтаѣ, у Тумынцзы, на рѣкѣ Шахэ, на Тумынлинскомъ, Бейлингоузскомъ и Сыдалинскомъ перевалахъ и подъ Мукденомъ.

За эти бои, въ которыхъ много было проявлено геройскихъ подвиговъ, какъ г г. офицерами, такъ и казаками, всѣмъ полкамъ дивизiи пожалованы Георгиевскiя знамена, с надписью: „За отличiе въ войну съ Японiей 1904 и 1905 годовъ“.

Провожая полки дивизiи на Дальнiй Востокъ, одна изъ Сибирскихъ казачекъ напутствовала ихъ слѣдующими словами:

Благословенъ вашъ путь далекiй,

Герои наши, казаки!

Давно ужъ ждетъ васъ врагъ жестокiй….

Труды вамъ будут велики.

Призвалъ васъ Государь Великiй

Врага – разбойника сразить;

Его ночной поступокъ дикiй

Своею кровью отомстить.

И вотъ всѣ жены, дѣти ваши

Съ слезами провожают васъ.

«Услышь, творец, молитвы наши

И сбереги родныхъ для насъ!»

Нѣтъ, не прольется кровь родная:

Молитва къ Господу дойдетъ,

И слезка дѣтская, святая,

У Бога милости найдетъ.

Кто въ Средней Азiи не знаетъ,

Какъ силенъ, ловокъ, смелъ казак?

Какихъ враговъ онъ не пугаетъ,

Безъ всякихъ хитростныхъ атак!

Казачья «беззавѣтна храбрость»,―

Вошла въ пословицу у насъ.

Казачья сила, смѣтка, смѣлость,

Страшны японцы, и для васъ!

Господь же будет имъ защитой,

Отъ пуль враговъ ихъ сохранитъ,

Т съ брани, кровiю залитой,

Ихъ невредимыхъ возвратитъ.

Въ этой войнѣ, въ рядахъ 4-го и 7-го полковъ, принимали участiе казаки 1-й очереди, которые, по возвращенiи дивизiи въ Войско, въ 1906 году были командированы на службу въ 1-й полкъ.

Въ этом же году сформированъ „Л.-гв. сводно-казачiй полкъ“ въ составѣ: по одной сотнѣ отъ Уральского и Оренбургского казачьихъ войскъ, по полусотнѣ отъ Сибирскаго и Забайкальскаго, по взводу отъ Астраханскаго, Семирѣченскаго, Амурскаго и Уссурiйскаго казачьихъ войскъ.

Полусотня казаковъ съ 4 офицерами отъ Сибирскаго войска, со взводомъ Семирѣченцевъ и взводомъ Астраханцевъ составляютъ 3 сотню этого 4-хъ сотенного полка, командовать которой опредѣлено есаулу Сибирскаго войска.

Первымъ командиромъ сводно-казачьяго полка назначенъ бывшiй командиръ Гвардейской Уральской сотни полковникъ Жигалинъ, а командиромъ 3-ей сотни войсковой старшина И. С. Евтинъ.

Выше приведенное положенiе 1880 года кореннымъ образомъ измѣнило службу казаковъ. Теперь служилый составъ Войска дѣлится на три разряда: приготовительный, срокъ нахожденияiiшя въ которомъ 2 года; строевой ― 12 лѣтъ и запасный ― 5 лѣтъ, послѣ чего казаки увольняются въ отставку. Въ приготовительный разрядъ зачисляются всѣ малолѣтки съ 19-лѣтняго возраста и въ эти 2 года приготовляютъ необходимое для службы обмундированiе и снаряженiе, а также обучаются строю въ станицахъ и лагеряхъ, для чего собираются отъ 3-хъ до 5-ти разъ, всего на 8 недѣль. На 21 году казаки зачисляются въ строевой разрядъ и командируются на службу въ полки 1-й очереди. Прослуживъ въ нихъ 4 года, казаки возвращаются въ свои станицы и перечисляются въ полки 2-й, а черезъ слѣдующiе 4 года въ полки 3-й очереди. За время состоянiя въ полкахъ 2-й и 3-й очередей, казаки призываются въ лагери, первые на 3, а вторые на 1 сборъ и каждый разъ на 3 недѣли.

Казаки запасного разряда освобождаются отъ лагерных сборовъ и призываются на пополненiе строевыхъ частей только при мобилизацiи льготныхъ полковъ.

При такомъ порядкѣ отбыванiя воинской повинности, казаки въ мирное время возвращаются домой въ полном разцвѣтѣ силъ, вполнѣ увѣренные, что на службу ихъ вызовутъ только въ исключительныхъ обстоятельствахъ и по особому Высочайшему повелѣнiю.

~~~~~~~~~~

IV.

Въ Киргизской степи и на Средне-Азiатской окраине.

Съ образованiемъ въ 1824 году Кокчетавскаго и Каркалинскаго внѣшнихъ округовъ, началась высылка въ степь казачьих отрядовъ для защиты киргизъ, принявшихъ подданство Россiи, отъ набеговъ ихъ же единоплеменниковъ, непризнававшихъ новаго порядка управленiя степью.

Такiе отряды были высланы съ Прѣсногорьковской линiи на урочища Аманъ-Карагай, Учъ-Булакъ, Акмолы, Актавъ, на р. Куланъ-Утмесъ и съ Иртышской линiи въ горы Баянаулъ и на урочище Кара-Аксу.

Во главѣ недовольныхъ русскимъ упрасленiемъ находились султаны Валихановъ, Сараджанъ, Касимовъ и Сарпай Ченгисовъ, которые не замедлили открыть враждебные дѣйствiя противъ высланныхъ въ степь казачьихъ отрядовъ.

Въ этой борьбе на долю казаковъ Сибирскаго войска выпала крайне трудная, но и почтенная роль умиротворенiя степи и приведенiе въ подданство Россiи непокорныхъ киргизскихъ родовъ [1].

Изъ цѣлаго ряда поисковъ и стычекъ казаковъ с киргизами и коканцами въ этомъ перiодѣ, здѣсь будутъ кратко отмѣчены дѣйствiя только техъ отрядовъ, казаки которыхъ высылались съ Прѣсногорьковской линiи и впослѣдствiи вошли въ составъ 1-го отдѣла, комплектующаго № 1-й Сибирскiй казачiй Ермака Тимофеева полкъ.

Къ наиболѣе смѣлымъ набѣгамъ надлежитъ отнести поискъ сотника Чирикова, небольшой отрядъ котораго въ 1826 году захватилъ мятежнаго султана Сарпая и доставилъ его въ Омскую крѣпость.

Въ 1832 году такой же отрядъ съ 1 коннымъ орудiемъ, подъ командой есаула Симонова, былъ высланъ съ р. Куланъ Утмеса для развѣдки ауловъ султана Сарыджана. Подойдя къ верховьямъ рѣки Сырысу, казаки напали на слѣдъ этихъ ауловъ, но киргизы спѣшно откочевали на югъ, оставивъ на мѣстѣ до 4000 лошадей, 300 верблюдовъ и до 40,000 барановъ. Отправивъ эту добычу къ отряду на Куланъ-Утмесъ, Симоновъ направился дальше и на урочище Караджаръ встрѣтилъ небольшой отрядъ коканцевъ, построившихъ здѣсь укрѣпленiе. Послѣ незначительнаго сопротивленiя коканцы сдались. Разрушивъ укрѣпленiе, отрядъ выступилъ внизъ по рѣкѣ Сарысу и въ 160 верстахъ отъ Караджара открылъ второе укрѣпленiе, возведенное каканцами на урочищѣ Дюртъ-Куланъ; овладѣвъ и этимъ укрѣпленiемъ, отрядъ двинулся къ рѣкѣ Белеуты, гдѣ, наконецъ, и настигъ мятежные волости. Но и здѣсь киргизы уклонились отъ схватки съ казаками; они партiями разошлись по степи, оставивъ отряду 330 лошадей и 278 верблюдовъ [2].

Спустя 2 года коканцы и киргизы, въ числѣ 8000 человѣкъ, предводимые Сарыджаномъ, двинулись къ Улутавскимъ горамъ, гдѣ и заложили небольшое укрѣпленiе. Противъ этого скопища былъ сформированъ отрядъ изъ 850 казаковъ съ 6 конными орудiями и 2 ротами пѣхоты. Этотъ отрядъ, сформированный въ крѣпости Петропавловской, ускореннымъ маршемъ двинулъ къ Улутаву, гдѣ, послѣ слабого сопротивленiя, взялъ укрѣпленiе, вмѣстѣ съ его гарнизономъ, но большая часть коканцевъ и киргизъ успѣла отступить за рѣку Чу.

Въ 1836 году султанъ Сарыджанъ былъ убитъ коканцами въ Аулiеатахъ. Ему на смѣну явился младшiй братъ его, Кенисара Касимовъ, заклятый врагъ русскихъ. Возмущая киргизъ, онъ добивался образовать независимое ханство отъ Россiи и Кокана. Чрезвычайно смелый наѣздникъ, Кенисара скоро окружилъ себя отборными джигитами въ нѣсколько сотъ человѣкъ, съ которыми началъ производить набѣги, прежде всего на киргизъ, присягнувшихъ Россiи. Налетая какъ вихрь на аулы, онъ все истреблялъ; а заслышавъ о приближенiи казачьихъ отрядов, съ такой же быстротой изчезалъ въ безпредѣльной степи. Этот прiемъ доставилъ ему среди всехъ киргизъ имя непобѣдимаго, и потому всѣ головорѣзы степи охотно шли подъ его знамена.

Первая встрѣча казаковъ съ Кенисарой произошла при слѣдующихъ обстоятельствахъ. Въ ноябре 1827 года полусотня казаковъ, подъ командой хорунжаго Рытова, вышла изъ крѣпости Петропавловской сопровождать торговый караванъ, слѣдовавшiй въ Ташкентъ. Пройдя верст 200 за Актавское укрѣпленiе, Рытовъ оставилъ часть обоза при 20 казакахъ. Этой оплошностью воспользовался Кенисара, ― онъ налетѣл на обозъ и, послѣ отчаянной схватки, перерѣзалъ всѣхъ казаковъ.

На обратномъ пути Кенисара атаковалъ и Рытова. Три дня онъ отбивался от киргизъ, которые прикрываясь турами изъ хвороста, днем и ночью надвигались на казаков со всехъ сторонъ. Потерявъ своего командира убитымъ и сознавая безпомощность положенiя, казаки рѣшились на послѣднюю схватку. На свѣту 7-го декабря они бросились въ рукопашную съ такой стремительностью, что киргизы раздвинули свое кольцо. Въ это время вдали показались скачущiе казаки Актавского отряда и остатки полусотни Рытова были спасены.

Въ этом трехдневномъ бою, кромѣ хорунжаго Рытова, были убиты 3 урядника, 1 казакъ и ранены 1 урядникъ и 21 казакъ. За это молодецкое дѣло Государь Императоръ пожаловалъ полусотнѣ 7 знаковъ отличiя военнаго ордена [3].

Въ слѣдующемъ году Кенисара осадилъ Акмолинское укрѣпленiе, где находился небольшой казачiй отрядъ подъ командой войскового старины Чирикова. Всѣ натиски Кенисары были отражены казаками, но кенисаринцамъ удалось отогнать у нашихъ киргизъ до 12000 головъ скота. Въ это же время шайки Кенисары напали на Актавское укрѣпленiе, но и здѣсь не имѣли успѣха; казаки отразили ихъ атаки и только потеряли, принадлежашиiй офицерамъ и казакамъ, небольшой табунъ лошадей и рогатого скота, пасшiйся вблизи укрѣпленiя.

Чтобы предотвратить дальнѣйшiе успѣхи Кенисары, начали высылать в степь более сильные отряды. Так ранней весной 1839 года, около крѣпости Петропавловской, былъ сформированъ отрядъ подъ начальствомъ полковника Горскаго, въ составѣ 8 офицеровъ, 655 казаковъ, 2 конных орудiй и одной роты пѣхоты. Этотъ отрядъ выступилъ на урочище Джаргаинъ-Агачъ и на правомъ берегу р. Ишима, верстах въ 100 отъ нынѣшняго Атбасара, устроилъ опорный пунктъ.

Послѣ непродолжительного отдыха, Горскiй выступилъ съ казаками в напраавленiи рѣчекъ Тургай, гдѣ скоро открылъ кочевья мятежныхъ киргизъ и захватилъ у них 2300 лошадей, 420 головъ рогатаго скота, до 200 верблюдовъ и до 10000 барановъ.

Вернувшись съ добычей въ Джаргаинъ, отрядъ вторично выступилъ въ томъ же направленiи и на этотъ разъ встрѣтился съ Кенисарой, во главѣ 5000 его приверженцевъ. Произошла жаркая схватка, во время которой кенисаринцы потеряли много убитыми и ранеными. Отсюда Горскiй продвинулся къ Улутаевскимъ горамъ,го, не найдя на своемъ пути мятежныхъ волостей, повернул обратно. Между тѣмъ Кенисара бросился къ Джаргаину, где оставались рота пѣхоты и небольшая команда казаковъ. Здѣсь онъ отхватилъ казачьихъ вьючныхъ лошадей, пасшихся неподалеку отъ укрѣпленiя и увлекъ за собой нѣсколько преданных намъ ауловъ.

Горскiй снова кинулся въ погоню и близъ озера Сабакты настигъ кенисаринцевъ, гдѣ они, послѣ стычки съ казаками, потеряли 300 кибитокъ и до 2000 головъ разнаго скота.

Съ этой добычей казаки вернулись в Джаргаинъ, но получив свѣдѣнiя, что мятежные волости опять появились на рѣкѣ Каракингиръ, они сейчасъ же двинулись на встрѣчу имъ. На этот разъ кенисаринцы поспѣшили уйти въ голодную степь Бекъ-Пакъ-дала, куда Горскiй по недостатку продовольствiя въ отрядѣ и сильному изнуренiю лошадей не рѣшился идти. Въ этомъ 23 дневномъ набѣгѣ казаки прошли около 1000 верстъ, причемъ были переходы отъ 60 до 120 верстъ, преимущественно по ночамъ [4].

Такой же набѣгъ сдѣлали казаки Джаргаинскаго отряда въ 1840 году подъ начальствомъ сотника Волкова, который, преслѣдуя мятежные волости, углубился в степь Бекъ-Пакъ-дала и здесь нанесъ киргизамъ пораженiе.

Въ этомъ же году Кенисара съ партiей въ 600 человѣкъ направился было къ Акмоламъ, но казаки подъ начальствомъ сотника Леденева, не только разсѣяли его партiю, но еще захватили племянника Кенисары, султана Семекина.

Въ 1844 году аулы Кенисары снова прикочевали на Каракингиръ. Имъ на встрѣчу выступилъ отрядъ съ озера Кургальджина. Къ нему присоединились до 200 преданныхъ намъ киргизъ, которые, съ распущенными значками, шли впереди казаковъ. Подъ этой завѣсой казаки на свѣту подошли къ ауламъ кенисаринцевъ, которые приняли передовых киргизъ за своихъ, но были страшно озадачены, когда открылась ружейная стрѣльба по кибиткамъ. Здѣсь бѣгство мятежниковъ было настолько поспѣшно, что даже юрты родственниковъ Кенисары съ его старшей женой и 23 женщинами остались на мѣстѣ.

Этимъ рядомъ поисковъ и набеговъ, казаки отбили у мятежныхъ киргизъ множество скота и имущества и заставили Кенисару бѣжать въ Оренбургскую степь.

Отбитый скотъ раздавался вѣрноподданнымъ киргизам, которые подвергались набѣгамъ мятежниковъ и частью выдавался отряднымъ казакамъ, а остальной продавался. Въ одномъ 1839 году продано такого скота на 117000 рублей, которые пошли на пополненiе издержекъ казны, по снаряженiю степныхъ экспедицiй.

Всѣ эти поиски, набѣги и дѣла съ киргизами и коканцами, Высочайше повелѣно считать за кампанiю [5].

Спустя нѣсколько лѣтъ казакам еще разъ представился случай имѣть дѣло съ коканцами на югѣ киргизской степи. Это происходило въ 1856 году, когда киргизы, кочевавшiе под Акмолами, по случаю глубокихъ снѣговъ и гололедицы, вынуждены были отойти въ долину рѣки Чу. Этимъ воспользовались туркестанскiе киргизы и, при помощикоканцевъ, угнали у наших до15000 скота.

Возвратить отбитый скотъ, было выслано два отряда изъ Актава и Караджара, подъ командой есаула Котыбаева и штабсъ-капитана Соловцева. Эти отряды, каждый в составѣ 250 казаковъ при 2-хъ конныхъ орудiях и 2 ракетных станкахъ, 19-го августа прибыли на рѣку Чу. Дорогой къ ни просоединилось до 400 Акмолинских киргизъ, которые пуститись на поискъ въ Каратаевскiя горы, гдѣ и отхватили у Туркестанскихъ киргизъ болѣе 30000 головъ разного скота.

Между тѣмъ отряды, перейдя рѣку Чу, атаковали небольшое Коканское укрѣпленiе Санда-Кентъ и всѣхъ его защитниковъ истребили.

Когда эти вѣсти дошли до коканцевъ, они выслали конную партiю въ 4000 человѣкъ, которые, на разсвѣтѣ 6-го сентября, внезапно атаковали авангардъ отряда, уже перешедшаго рѣку Чу обратно. Поддержать авангардъ кинулся Соловцевъ съ нѣсколькими казаками, ѣхавшими съ нимъ въ сторонѣ отъ отряда, но всѣ они были изрублены коканцами, прежде чемъ успѣли оказать помощь авангарду. Въ этомъ дѣлѣ Котыбаевъ проявилъ много мужества и распорядительности; онъ не только разбилъ коканцевъ, но и захватилъ у них 7 маленьких пушек, 32 верблюда съ продовольствiемъ, 4 мѣдных трубы, 10 значковъ и многоручного оружiя. За это дѣло онъ былъ награжденъ орденомъ св. Владимiра 4 степени съ мечами и бантомъ, а казаки 6 знаками отличiя военнаго ордена.

Съ неменьшимъ успѣхомъ дѣйствовали казачьи отряды, высылавшiеся съ Иртышской линiи въ предѣлахъ нынѣшнихъ Семипалатинской области, а затѣм въ сѣверной части Семирѣченской [6 ].

Съ занятiемъ Семирѣчья, казаки 1-го отдѣла и 1-го полка являются видными участниками почти всѣхъ средне-азiатскихъ войнъ, происходившихъ во второй половинѣ XIX вѣка. Они были одни изъ первыхъ колонизаторовъ вновь образованной Семирѣченской области. Когда же, въ 1863 году, былъ одобренъ планъ военныхъ дѣйствiй для занятiя городовъ Пишпека, Аулiеата и Чимкента, казаки Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ вошли въ составъ этого отряда, ввѣреннаго полковнику Черняеву. Они участвовали и при взятiи города Ташкента.

Въ 1871 году внезапно открылись военные дѣйствiя на границѣ съ Культжинскимъ краемъ, гдѣ незадолго передъ тѣмъ дунгане и таранчи вырѣзали китайцевъ и образовали отдѣльное ханство.

Скоро Кульджинсiй ханъ началъ производить набѣги въ предѣлы Семирѣческой области и задерживать русскихъ купцовъ. Это побудило генерала Кауфмана разрѣшить генералу Колпаковскому открыть военныя дѣйствiя. Полѣднiй быстро двинулся въ Кульджинскiй край и въ несколько дней разсѣялъ скопища таранчей и дунганъ подъ Кетменемъ, Алимту, Чинчиходзи и Суйдуномъ. Кульджа сдалась безъ выстрѣла.

В этомъ, такъ называемомъ, „Кульджинскомъ походѣ 1871 г.“, принимала участiе сотня казаковъ 1-го отдѣла, сформированная изъ степныхъ станицъ. За боевые подвиги она получила 6 знаковъ отличiя военнаго ордена.

Этотъ походъ казаки вспоминаютъ въ слѣдующей пѣснѣ:,

Что вы, братцы, прiуныли,

Нынче праздничный денекъ,

Насъ за пѣсни все хвалили

Соберемтеся в кружокъ.

Грянемъ пѣсню про былое,

Сердцу будетъ веселѣй,

Вспомнимъ время золотое

Какъ смирили таранчей.

Это дѣло так случилось:

Возлѣ насъ была Кульджа,

Она долго всѣмъ хвалилась,

Что побить ее нельзя.

Услыхал про эти вѣсти

Колпаковскiй генералъ;

Онъ собрал отрядъ весь вмѣстѣ

И повелъ на перевалъ.

Когда всѣ войска прибыли

На позицiю Таджи,

Нам молебенъ тамъ служили,―

Веселились казаки….

Тогда дѣло разыграли

Подъ мѣстечкомъ Алимты, ―

Здѣсь мы лагерь штурмомъ взяли

И разбили всѣ толпы.

Въ первое время, по образованiи Туркестанскаго округа, казаки Сибирскаго войска туда выходили на службу въ составѣ отдѣльных сотенъ, которыя по преимуществу располагались по фортамъ и укрѣпленiямъ Сыръ-Дарьиской и Семирѣченской областей. Здѣсь онѣ содержали гарнизонные караулы, сопровождали почту, войсковые транспорты, выставляли пикеты на почтовыхъ станцiяхъ и конвоировали арестантовъ отъ одного города или укрѣпленiя до другого. Все это поглащало такъ много казаковъ, что нѣкоторые сотенные командиры видѣли свои сотни въ сборѣ только два раза за всю двухлѣтнюю службу,когда сотня съ похода вступала въ укрѣпленiе и когда она возвращалась обратно въ войско. Строевые занятiя не имѣли системы и велись урывками.

Такая служба тяжело отзывалась и на жизни офицеровъ. У нихъ не было ни библiотекъ, ни газетъ, за исключенiемъ „Русскаго Инвалида“, который обязательно выписывался въ сотняхъ, но и онъ получался одинъ – два раза въ недѣлю, через 2―3 мѣсяца послѣ выхода въ свѣтъ. Единственным развлеченiемъ офицеровъ служили ихъ взаимные посѣщенiя на вечернiй чаекъ съ неизбѣжной закусочкой; здѣсь они дѣлились полученными извѣстiями съ родины, или рассказами словоохотливаго проѣзжающаго о новостяхъ областного города. Его разсказы повторялись, пока не наскучили, или не появилось новое лицо съ новыми вѣстями. Такъ, безъ дѣла и безъ общества, проводили время офицеры отдаленныхъ укрѣпленiй Туркестана въ концѣ 60-хъ и въ началѣ 70-хъгодовъ прошлаго столѣтiя. Но между казачьими офицерами находились такiе, которые, испытавъ отрядную службу въ киргизской степи, часто говаривали: «А въ Караджарѣ еще было хуже».

Совсѣмъ в иныхъ условiяхъ находились казачьи сотни, входившiя въ составъ „конных резервовъ“, предназначавшихся для боевых цѣлей; эти сотни были постоянно въ сборѣ. Въ Сыръ-Дарьинской области многимъ была памятна № 9 Сибирская сотня, не разъ бросавшаяся у Чиназа и Ходжента вплавь через Сыръ-Дарью во время прѣследованiя грабительскихъ шаекъ, часто появлявшихся на линiи укрѣпленiй. Этой сотней, сформированной изъ казаковъ Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ, командовал М.Д.Скобелевъ въ числѣ штабсъ-ротмистра Л.-гв. Гродненского гусарскаго полка. Всегда верхомъ, и въ гости и на службу, онъ почти ежедневно выѣзжалъ со своей сотней на ученья или проѣздки и затѣмъ обязательно возвращался съ пѣснями. Вотъ одна изъ его любимыхъ пѣсенъ, которая была также любима и въ Ермака Тимофеева полку.

Не грусти моя родная

Въ черныхъ траурныхъ ножнахъ.

Скоро искрами сверкая,

Загоришься ты в рукахъ.

Тамъ за темной, синей далью,

Есть старинные враги.

Не скучай же ты печалью,

Жди, надѣйся и терпи.

И когда мгновенно грянетъ

Грохотъ пушки боевой,

Православный Царь возстанетъ,

Гнѣвомъ праведнымъ грозой,

Послужи ему родная,

И по вражьим головамъ,

Ты скачи, крутясь, сверкая,

Въ честь прошедшимъ временамъ.

За царя, за Русь, за вѣру,

Силой, правдой послужи

И по старому примѣру,

Дерзкихъ грозно накажи.

Тогда серебромъ и златомъ

Я украшу рукоять.

А теперь, пока, родная

Спи, покойся, отдыхай

И, о будущемъ мечтая,

Славной брани ожидай!

~~~~~

V.

Въ Хивинскомъ походѣ 1873 года.

На Хиву было нѣсколько походовъ. Первыми ходили уральцы; они около 1600 г. взяли Хиву, но на обратномъ пути почти всѣ погибли въ отчаянномъ бою съ хивинцами, которые преслѣдовали ихъ до Сыръ-Дарьи. Въ 1714 году Хиву занялъ отрядъ князяБековича-Черкасскаго, но скоро весь былъ вырѣзанъ хивинцами. Въ 1839 году снова былъ высланъ отрядъ, подъ командой графа Перовского, но онъ не дошелъ до Хивы, потерявъ въ пути половину людей от страшныхъ лишенiй.

Всѣ эти неудачи вселили въ хивинцахъ увѣренность, что они непобѣдимы и ихъ ханство недоступно для русскихъ и потому постоянно производили набѣги въ наши прѣделы и уводили въ плѣнъ много русскихъ людей.

Только въ 1873 году удалось побѣдить хивинцевъ. Тогда подъ Хиву было отправлено 4 отряда: по одному изъ Туркестана и Оренбурга и два съ Кавказа, подъ общей командой генерала фонъ-Кауфмана.

Хивинскiй походъ не былъ блестящъ боевыми дѣлами; онъ представлялъ неимовѣрныя трудности, въ смыслѣ перенесенныхъ войсками лишенiй отъ страшной жары, сыпучести груета и недостатка воды, а на послѣднихъ переходахъ въ Кызылкумахъ и отъ недостатка продовольствiя.

Съ войсками Туркестанскаго отряда выступили въ походъ 2 офицера и 70 казаковъ 3 Сибирской сотни, которая въ 1873 году вошла въ составъ 1 Сибирскаго полка. Эти казакинаходились въ конвойной сотнѣ Кауфмана, въ конвоѣ начальника отрядаГоловачева и въракетной батареѣ, сформированной изъ2-хъ Сибирскихъ, 2-хъ Оренбургскихъ и 4-хъ Уральскихъ станковъ. Офицеры: хорунжiй Симоновъ командовалъ Сибирскими станками, а хорунжiй Трошковъ находился в прикомандированiи къ 3-й Уральской сотнѣ [1].

В полдень 1-го марта изъ Ташкента выступилъ 1-й эшелонъ, въ которомъ слѣдовала ракетная батарея. Весь городъ провожалъ войска; знакомые и незнакомые прощались с офицерами, солдатами и казаками, какъ бы обрекая всѣхъ на смерть.

Не успѣлъ отрядъ вытянуться изъ города, какъ начался дождь, который превратилъ дорогу въ сплошную массу липкой грязи. Отрядный обозъ былъ исключительно вьючный; тарантас имѣлъ только Кауфманъ, но и онъ ни разу имъ не пользовался за все время похода. Для больных и раненыхъ были устроены носилки, приспособленныя для вьючки на верблюдовъ. Верблюды, еще не оправившiеся отъ скуднаго корма зимой, съ трудомъ выдерживали 8–ми пудовый грузъ, а растворившаяся глина отъ ежедневныхъ дождей, окончательно надрывала ихъ слабыя силы; они безпрестанно скользили и падали.

Къ 10-му марта Туркестанскiй отрядъ сосредоточился у города Джузака въ числѣ 3500 человѣкъ. Отсюда 1-й эшелонъ, подъ начальствомъ начальника кавалерiи отряда подполковника Главацкаго, 13-го числа выступилъ вдоль Нуратинскихъ горъ. Не отошелъ эшелонъ и 10 верстъ, как начался холодный вѣтеръ съ дождемъ, а затѣмъ задула такая мятель, какая на рѣдкость бываетъ въ этой мѣстности и зимой. Вначалѣ верблюды еще кое-какъ шли, а съ появленiемъ снѣжной мятели, они окончательно стали. Казаки прибавили ходу и первыми прибыли на мѣсто ночлега. Здѣсь они нашли нѣсколько плохонькихъ киргизскихъ юртъ. Мятель помѣшала населенiю выставить ихъ больше и заготовить для войскъ топливо и фуражъ. Казаки имѣли при себѣ суточную дачу ячменя для лошадей, чай, сухари и по куску жареной говядины. Все остальное: кухни, подстилочная кошма, палатки, осталось въ обозѣ. Чтобы сохранить здоровье людей, когда они всѣ промокли, а холодный вѣтеръ сковал ихъ шинели въ ледяную кору; офицеры все время заставляли казаковъ быть на ногахъ, для чего устраивали игры, борьбу. Черезъ 2 дня эшелонъ выступилъ дальше и на третьемъ переходѣ получилъ свѣдѣнiя, что на встрѣчу отряду идетъ партiя хивинскихъ киргизъ под начальствомъ Садыка, сына знаменитаго султана Кенисары Касимова; и что эти киргизы имѣютъ цѣлью засыпать колодцы, по которымъ предстояло идти отряду. Чтобы помѣшать Садыку выполнить свое намѣренiе, Главацкiй высланъ былъ впередъ съ 1 Уральской, 1 Оренбургской сотнями и ракетной батареей.

Отсюда начиналась песчаная Кызылкумская степь, покрытая жесткой полынью и колючкой; эти травы составляли единственный кормъ для верблюдовъ, а лошадямъ онѣ замѣняли сѣно и въ то же время служили топливомъ для варки пищи людямъ. Здѣсь дороги идутъ по колодцамъ въ большинствѣ съ горько-соленой водой, а мѣстами и съ тухло-сѣрнистымъ запахомъ. Только на Аякѣ, Аристамеле, Манамджамѣ и въ Халаата вода съ незначительной примѣсью солей. Глубина колодцевъ иногда доходила до 35 аршинъ, что затрудняло добыванiе воды.

До Халаата, в 700 верстахъ отъ Ташкента, войска прошли сравнительно безъ особыхъ лишенiй и только убыль въ верблюдахъ, упалыми, увеличивалась съ каждым днемъ. Жара настала съ Аристанбеля; отсюда же рѣзко измѣнился и характеръ мѣстности: начались бугристые пески, которые черезвычайно затрудняли движенiе войскъ.

Отъ Аристанбеля до Халаата шли впереди всѣ 6 сотенъ съ ракетной батареей. Въ Халаата отрядъ сосредоточился для постройки укрѣпленiя и необходимыхъ приготовленiй къ выходу на Аму-Дарью, черезъ послѣднiй 100 ― 120 верстный участокъ Кызылкумской пустыни. Было извѣстно, что впереди имѣются колодцы Адамъ-Кырылганъ; ихъ расчистить, если окажутся засыпанными, были высланы, съ запасом воды, 2 роты съ 2 горными орудiями и полусотней казаковъ отъ конвойной сотни Кауфмана. Этотъ отрядъ выступилъ подъ вечеръ 27 –го апрѣля, а въ 2 часа ночи были подняты по трѣвоге 3 сотни съ ракетной батареей. Ихъ вызвали по случаю нападенiя туркменъ на высланную впередъ колонну, въ которой были ранены 2 штабъ-офицера, 4 казака и 1 джигит, неосторожно удалившiеся отъ отряда.

Въ 18 верстахъ отъ Халаата казаки нашли отрядъ, стоявшiй на мѣстѣ. Отправивъ

раненыхъ обратно и осмотрѣвъ окрестные барханы, Главацкiй выступилъ къ Адамъ-Кырылгану. Здѣсь, въ 40 верстахъ отъ Халаата, онъ настиг хивинцевъ, но послѣднiе быстроудалились въ пески.

Трудно представить что либо безотраднѣе той мѣстности, какая окружаетъ колодцы Адамъ-Кырылганъ. Это дѣйствительно «страна смерти», какъ назвалъ ее Вамбери. Онъ писалъ:„Пусть читатель вообразитъ себѣ необозримое море песку: съ одной стороны высокiе холмы, какъ волны, взбитыя на эту высоту страшными бурями; съ другой тѣ же волны, разбѣжавшiяся мелкой зыбью, точно тихое озеро рябитъ вѣтеръ. Въ воздухѣ ни птицы, на землѣ ни растенiя, ни насѣкомаго, только мѣстами слѣды разрушенной, уничтоженной жизни въ виде бѣлѣющихъ костей людей и животныхъ… И над этимъ страшнымъ песчанымъ моремъ южное жгучее солнце… Въ iюнѣ и iюлѣ эта мѣстность еще ужаснѣе. Она не даромъ носитъ названiе «Адамъ-Кырылганъ», что означаетъ погибель человѣка [2].

Здесь оказалось нѣсколько неглубокихъ, но многоводныхъ колодцевъ. Пока стрѣлки подходили, казаки успѣли выкормить и напоить лошадей. Въ ночь они вернулись въ Халаата.

30-го апрѣля выступили остальные войска къ Адамъ-Кырылгану, оставивъ въ укрѣпленiи небольшой гарнизонъ и всѣ казачьи сотни съ ракетной батареей.

Дальнѣйшее движенiе отрядапредполагалось сдѣлать въ такомъ порядке: на Адамъ-Кырылганѣ забрать запасы воды, хорошо напоить животныхъ и затѣмъ въ один переходъ съ нѣсколькими привалами перейти безводную пустыню. Казаки должны были выступить изъ Халаата съ такимъ расчетомъ, чтобы соединиться съ отрядом на послѣднемъ переходѣ къ Аму-Дарье, гдѣ, по слухамъ, собрались хивинцы, чтобы не допустить русских до воды.

В ночь на 2-е мая казаки выступили на Адамъ-Кырылганъ, куда прибыли рано утромъ. Хорошо выкормивъ и напоивъ лошадей, они въ тотъ же день подъ вечеръ направились дальше. Путь отъ колодцевъ становился все труднѣе и труднѣе; на каждой верстѣ приходилось переходить высокiе барханы песку. Между тѣмъ солнце быстро садилось и затѣмъ какъ-то сразу исчезло въ песчаных холмахъ. Настала темная ночь, какiя бываютъ только на югѣ и въ это время впереди блеснулъ огонекъ. Скоро огни показались яснѣе, их стало больше и наконецъ совершенно неожиданно, верстахъ въ двадцати отъ Кырылгана, казаки настигли отрядъ, освѣщенный кострами съ разныхъ сторонъ. Здѣсь войска уничтожили все, что не могли поднять обезсиленные верблюды. Въ кострахъ пылали палатки, офицерские мундиры, чемоданы даже, стеариновые свѣчи – все бросалось въ огонь, а что неподдавалось ему, ломалось и зарывалось в песокъ. Но серьезнѣе всего было то,что запасы воды истощались; ее уже выдавали порцiями, по нѣсколько чарокъ на человѣка.

При такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ казаки настигли отрядъ. Но еще болѣе печальную картину представлялъ бивакъ съ восходом солнца, когда жгучiе лучи его нестерпимо накаляли песокъ. Люди, томимые жаждой, бродили какъ тѣни, а лошади положительно бросались на каждый боченокъ съ водой, проносимый около нихъ. Всюду виднѣлись потухающiе костры, разбросанные вьюки, между которыми лежали обезсиленные верблюды. Въ воздухѣ ни малѣйшаго движенiя; только по временамъ налетали страшной силы вихри, которые срывали на своемъ пути палатки, перевертывали походную утварь, а затѣмъ опять наступало то же затишье и тѣ же жгучiе лучи солнца безпощадно накаляли воздухъ.

Отсюда войска перешли на колодцы Алты-Кудукъ, отысканные джигитами въ нѣсколькихъ верстахъ отъ дороги. Здесь оказалось 3 очень глубокихъ колодца, которые могли снабдить водой только людей. На этомъ основанiи всѣ лошади и верблюды были отправлены обратно на Адамъ-Кырылганъ подъ охраною казаковъ и нѣсколькихъ ротъ стрѣлковъ.

В тотъ же день у Кырылгана показались хивинцы; они было кинулись на верблюдовъ, выпущенныхъ на пастбища, но замѣтивъ прикрытiе, отошли. На свѣту 6–го мая они снова показались; это были всадники въ черныхъ мѣховыхъ шапкахъ, на рослых лошадяхъ, которыя легко переносили ихъ съ одного бархана на другой. Тутъ же небольшими группами скакали киргизы Садыка на маленькихъ лошадкахъ.

На этот разъ туркмены съ обнаженными кривыми шашками и безпорядочной стрѣльбой изъ ружей, начали кидаться на стрѣлковъ, но дружные залпы берданокъ каждый разъ умѣряли ихъ пылъ. Большое впечатлѣнiе на хивинцевъ произвели ракеты. Казаки на карьерѣ вынеслись впередъ и съ близкаго разстоянiя выпустили нѣсколько ракетъ по толпѣ туркменъ, которые быстро разсыпались и начали уходить въ пески.

За 4 дня лошади и верблюды отдохнули; ихъ съ запасомъ воды въ боченкахъ и бурдюкахъ отправили на Алты-Кудукъ. На Кырылганѣ остались только казаки.

Часа въ четыре 9–го мая, когда нѣсколько схлынулъ полуденный жаръ, отряд снялся съ Алты-Кудука и потянулся къ дорогѣ, съ которой онъ свернулъ 4-го мая. На Алты-Кудукѣ остались 2 роты и всѣ тяжести, которыя не могли быть подняты за недостаткомъ верблюдовъ. В этот день отрядъ прошелъ 18 верстъ. Хивинцы не показывались. На слѣдующий день дорога врѣзалась въ огромные барханы песку, гдѣ верблюды опять начали падать и потому костры запылали снова. Въ этотъ день жара доходила до 45°Р. Послѣ полуденнаго привала, отрядъ медленно двинулся впередъ. Такъ съ небольшими остановками онъ шелъ до 8 часовъ вечера, когда съ одного изъ бархановъ показались холмы Учъ-Учака, а затѣмъ и какъ бы отблескъ воды. Въ то же время на встрѣчу выѣхали хивинцы. Кауфманъ остановилъ отрядъ на ночлегъ. Хивинцы всю ночь стрѣляли по войскамъ, но совершенно безвредно.

На свету подошли казаки и отрядъ началъ выстраиваться. Верблюды были поставлены въ нѣсколько линiй, одна отъ другой шагахъ въ 10–ти. Ихъ окружили войска со всѣх сторонъ. Въ этомъ строѣ отрядъ выступилъ съ бивака. Хивинцы сейчасъ же окружили войска; они съ дикимъ воемъ особенно насѣдали съ фронта и съ тыла, гдѣ часто приходилось артиллерiи открывать огонь. Так с небольшими остановками войска до 9 часовъ утра, когда, наконецъ, съ послѣдняго бархана открылась зеркальная поверхность озера Сардабакуля, окаймленная зеленымъ камышемъ. Что за чудную картину представляла эта зелень среди желтой, безпредѣльной полосы песку. При видѣ воды не только люди, даже верблюды и лошади прибавили ходу; войска шли, какъ на церемонiалѣ. Этотъ величаво грозный видъ отряда до того поразилъ хивинцевъ, что они прекратили свои атаки и начали спѣшно уходить къ Аму-Дарьѣ. На высотахъ Учъ-Учака у нихъ были три пушки, изъ которыхъ они не сдѣлали ни одного выстрѣла. Здѣсь хивинцевъ было до 3500 чел.

У Сардабакуля командующiй войсками остановилъ отрядъ, а казакамъ приказалъ преслѣдовать хивинцевъ и захватить ихъ переправу. Всѣ 6 сотенъ съ ракетной батареей пошли на рысяхъ и съ высотъ Учъ-Учака наконецъ увидѣли Аму-Дарью во всемъ ея величiи; тутъ же на берегу рѣки былъ лагерь, оставленный хивинцами, которые бѣжали вдоль Аму-Дарьи и находились отъ казаковъ въ разстоянiи 3 – 5 верстъ.

Преслѣдуя непрiятеля, сотни настигли его хвостъ въ 20 верстахъ отъ Сардабакуля, причемъ часть хивинцевъ уже успѣла сѣсть въ большiя лодки и отчалить отъ берега. Ракетная батарея открыла огонь: одинъ дивизiонъ стрѣлялъ по лодкамъ, а другой – по толпѣ туркменъ заѣхавшей казакамъ во флангъ. Ракеты навели такой страхъ на хивинцевъ, что многiе изъ сидѣвшихъ въ лодкахъ побросались въ воду, отъ чего одна из нихъ сѣла на мель по серединѣ рѣки. Конная толпа тоже скоро исчезла. Такъ 11–го мая Туркестанскiя войска вышли „на вольную воду“, какъ солдаты и казаки называли Аму-Дарью.

Спустя часа 2 подъѣхалъ генералъ Кауфманъ со свитой и своей конвойной сотней. Онъ приказалъ казакамъ достать лодку, сидѣвшую на мели. За это дѣло взялись 1 офицеръ, 10 уральцевъ и 1 Сибирскiй урядникъ. Они вплавь съ лошадьми направились к лодкѣ и, къ общей радости, скоро привезли въ ней нѣсколькои барановъ и одного быка, оставленныхъ хивинцами.

Уже нѣсколько дней войска не имѣли порцiоннаго скота, а потому казаки питались мясомъ изнуренныхъ походомъ вьючныхъ лошадей. Эта жесткая конина на давала навару и похлебка имѣла отвратительный видъ и вкусъ. За то теперь за кускомъ вкусной баранины и чайниками чая, заваренного «на вольной водѣ», казаки говорили безъ умолку и, не смотря на безсонную ночь и утомительный 80-верстный переходъ песками, они долго не ложились спать.

Въ полдень 14–го мая отрядъ остановился противъ города Хазараспа, расположенного на другой сторонѣ Аму-Дарьи и въ 2–хъ верстахъ отъ нея. Отсюда казаки были высланы въ городъ Шураханъ; черезъ три дня они вернулись съ большими запасами продовольствiя. За это время, послѣ дневного артиллерiйского боя между отрядомъ и хивинцами у переправы, большая часть нашихъ войскъ, въ понтонахъ и хивинскихъ лодкахъ, успѣла переправиться на лѣвый берегъ Аму-Дарьи и овладѣть городомъ Хазараспомъ. Въ этихъ дѣлахъ участвовали казаки конвойной сотни Кауфмана и конвоя Головачева.

Отсюда Туркестанскiй отрядъ перешелъ къ Хивѣ и вмѣстѣ съ Оренбургскимъ и однимъ Кавказскимъ отрядами, занялъ столицу ханства 29–го мая. Другой Кавказскiй отрядъ вернулся обратно, не доходя нѣсколькихъ переходовъ до Хивы, гдѣ онъ встрѣтилъ страшную безводную пустыню при 50 ° Р. жары [3].

До iюля отряды стояли подъ стѣнами Хивы, куда ежедневно приходили хивинцы для взноса контрибуцiи, наложенной на нихъ командующимъ войсками. Являлись и туркмены, но только с просьбой внести деньги въ болѣе продолжительный срокъ, чѣмъ имъ былъ назначенъ. Чтобы настоять на уплатѣ денегъ, Кауфманъ выслалъ въ кочевья туркменъ подъ начальствомъ Головачева 8 ротъ, 10 орудiй, 8 сотенъ и 8 ракетных станковъ. Здѣсь с казаками Туркестанского отряда находились сотня Сунженскаго и сотня Дагестанскаго полковъ изъ Кавказского отряда.

Головачевъ выступилъ 8 –го iюля и остановился у города Хазавата, гдѣ выяснилось, что туркмены рѣшили дать отпоръ отряду. Всѣ ихъ попутныя сакли были пусты; при домахъ оставлены только запасы хлѣба въ скирдахъ. Начальникъ отряда приказалъ жечь хлѣбъ и сакли. Въ нѣсколько минутъ пламя охватило весь горизонтъ.

Такъ, предавая огню все, что встрѣчалось на пути, казаки подъ вечеръ 10–го числа настигли партiю туркменъ, уходившую въ пески. Эти туркмены были загнаны въ болото, гдѣ ихъ обстрѣливала ракетная батарея, а сотни атаковали обозъ. Здѣсь казаки забрали до 3000 головъ скота.

Въ полдень 13-го iюля отрядъ подошелъ къ городу Ильялы, населенiе котораго состояло изъ мирныхъ хивинцевъ. Лишь только войска расположились на бивакѣ, партiя туркменъ налетѣла на нашъ сторожевой постъ и изрубила 5 казаков съ офицеромъ. Въ это же время большая толпа туркменъ показалась съ другой стороны лагеря, куда были высланы 2 роты и всѣ сотни съ ракетной батареей.. Послѣ нѣсколькихъ залповъ изъ берданокъ и ракетъ, которыя превосходно рикошетировали по гладкой солонцеватой прогалинѣ, туркмены отошли отъ лагеря.

В ночь на 15–е iюля Головачевъ рѣшилъ атаковать туркменъ и съ этой цѣлью приказалъ устроить вагенбургъ азъ арбъ, въ которомъ должны были остаться тяжести отряда съ 2 ротами и 2 орудiями. Чтобы непрiятель не замѣтилъ приготовленiй къ выступленiю, арбы начали свозить, когда стемнѣло. Выступленiе предполагалось въ часъ ночи, но въ 9 часовъ вечера раздались выстрѣлы в сторожевой цѣпи. Въ отрядѣ ударили тревогу, по которой, на своихъ фасахъ, стрѣлки и казаки стали въ ружье, а артиллеристы и ракетчики у своихъ орудiй и станков. Скоро данъ былъ отбой. Въ 12 часовъ снова раздались выстрѣлы и войска опять выстроились. На этотъ разъ секреты доложили о появленiи туркменъ на всѣхъ фасахъ бивака. Головачевъ отложилъ наступленiе до 3–хъ часовъ утра.

Въ назначенный часъ казаки съ ракетной батареей впереди вышли изъ лагеря и остановились въ 500 шагахъ отъ вагенбурга. Въ эту минуту, влѣво отъ ракетной батареи, раздался дикiй вой. Командиръ батареи, Янушевъ, приказалъ дивизiону Янцина открыть огонь, но уже въ это время весь горизонтъ огласился неистовымъ гикомъ и топотомъ нѣсколькихъ тысячъ коней. Не подлежало сомнѣнiю, что туркмены атакуютъ отрядъ, но за темнотою ночи не было видно. Дивизiонъ Нила Куропаткина развернулся нѣсколько вправо и ракетная батарея открыла огонь.

Всѣ старые туркестанцы свидѣтельствовали, что никогда еще въ средней Азiи туземцы не оказывали такого отчаянного сопротивленiя. Здѣсь туркмены бились на жизнь и на смерть. Они въ числѣ 6000 конницы и 4000 пѣшихъ людей, которые сидѣли на крупахъ лошадей своихъ товарищей, со всѣхъ сторонъ бросились на отрядъ, причемъ пѣшiе люди, въ нѣскольких шагахъ отъ нашего фронта, спрыгивали съ лошадей и вступали въ рукопашный бой съ войсками. Было много туркменъ, которыя въ одномъ бѣльѣ съ завязанными глазами и съ одними ножами бросились на войска.

Ракетная батарея понесла здѣсь большiе потери отъ разрыва ракетъ на мѣстѣ, которыми были переранены казаки, управлявщiе станками. Всего разорвалось 5 станковъ*).

Но и эта неудачная стрѣльба всетаки оказала огромную услугу войскам; она настолько задержала туркменъ, лошади которыхъ при каждомъ разрывѣ ракетъ становились на дыбы и не шли впередъ, что, стрѣлки успели выбѣжать изъ лагеря и прикрыть казаковъ, находившихся въ первый моментъ боя въ самом тяжеломъ положенiи. Съ одной стороны множество ямъ и арыковъ, у которыхъ стояли сотни, а с другой – огромный численный перевѣсъ безумно храброй конницы непрiятеля, застали казаковъ въ колоннѣ по три и они не имели возможности не только развернуться, но и въ порядкѣ спѣшиться.

Много туркменъ легло въ этомъ бою отъ убiйственнаго огня стрѣлков и картечи артиллерiи, но и туркмены нанесли намъ большiя потери; они ворвались въ средину отряда и

*) Разрывы ракетъ въ станкахъ произошли отъ того, что запасной парк ихъ былъ изъ Хивы отправленъ на тряскихъ туземнвхъ арбахъ, которыя разбили составъ ракетныхъ трубокъ. Такiе ракеты были выданы въ батарею наканунѣ боя.

здѣсь ранили шашками генерала Головачева, его начальника штаба Фрида, 4-хъ штабъ- офицеровъ и 1 штабъ-офицера изрубили. В этом бою мы потеряли до 50 нижнихъ чиновъ убитыми и ранеными.

На разсвѣтѣ туркмены были отбиты и отрядъ, сдавъ своихъ раненыхъ въ вагенбургъ, выступилъ по намѣченному маршруту. За Ильялами туркмены снова окружили отрядъ, но уже не такъ настойчиво насѣдали на войска. На слѣдующiй день они не показывались.

На свѣту 17–го числа Головачевъ выслалъ казаковъ вперед и въ сторону отъ взятого отрядомъ направленiя. Пройдя верстъ 10 холмистыми песками, казаки неожиданно увидѣли огромный туркменскiй лагерь, на который сейчасъ же бросились въ шашки. Неожиданная атака до того ошеломила туркменъ, что они безъ всякого сопротивленiя побросали все свое имущество, даже женъ, детей и поскакали въ пески. Казаки забрали здѣсь болѣе 3000 арбъ съ имуществомъ и до 12000 разного скота.

Этой атакой закончились военныя дѣйствiя въ Хивинском ханствѣ и туркмены изъявили полную покорность.

За боевые отличiя Сибирскiе казаки получили: въ ракетной батареѣ 6 , въ конвойной сотнѣ Кауфмана 5 и в конвоѣ Головачева 3 знака отличiя военнаго ордена. Кромѣ того всѣ участники похода были пожалованы серебряными медалями на Георгiевско-Владимировской лентѣ съ надписью: „За хивинскiй походъ 1873 года“ [4] .

Возвращаясь обратно, казаки уже шли с пѣсней, составленной участникомъ похода, подполковникомъ Уральскаго войска А. П. Хорошкиным:

Мы давно сжились съ степями

И давно привыкли къ нимъ,

Передъ дикими ордами

Мы не въ первый разъ стоимъ.

Повелѣлъ намъ Царь Великiй

Подъ Хиву идти въ походъ,

Раздались повсюду клики:

За царя, за Русь, – впередъ!

Мы чрезъ горы въ непогоду

Припѣваючи прошли,

Слава русскому народу,

Дѣти русской мы земли.

Мы прошли всю степь, как море,

Сквозь песчаный ураганъ,

Тамъ онъ ходитъ на просторѣ,

Бьетъ съ бархана на барханъ.

Тамъ и птицы не летаютъ,

Лишь песокъ летитъ столбомъ;

Но теперь за то всѣ знаютъ,

Как шелъ Кауфманъ молодцомъ.

Там Бековичъ въ оны годы

И Перовскiй ратовалъ,

Но забыты ихъ походы

И давно ихъ слѣдъ запалъ.

Слава намъ, хивинецъ дикiй,

Ты предъ нами отступилъ;

Что задумал Петр Великiй,

Александръ то довершилъ.

~~~~~~~~~~

VI.

Въ Сыр-Дарьинской области.

Съ 1873 года казаки Сибирскаго войска снова начали служить въ составѣ полковъ.

На сформированiе 1-го полка были вызваны изъ станицъ 1–го отдѣла четыре сотни и къ нимъ присоединены двѣ, находившiеся на службѣ въ Туркестанскомъ округѣ съ 1872 года.

Таким образомъ черезъ 12 лѣтъ, после упраздненiя полковыхъ округовъ, была возстановлена полковая организацiя въ Сибирскомъ войскѣ.

Командиром 1–го полка былъ назначенъ подполковникъ С. А. Елгаштинъ. По сформированiи четырехъ сотнъ и штаба полка въ станице Кокчетавской, онъ съ ними выступилъ на Атбасаръ, Улутавъ, а затѣмъ по рѣкѣ Сарысу и черезъ Голодную степь Бекъ-пакъ-дала вышелъ на рѣку Чу, которую перешелъ у Бишкулана. Отсюда направился къ городу Сузаку, гдѣ перевалилъ Каратавскiя горы и вышелъ на город Туркестанъ. Этот путь въ 1260 верстъ Елгаштинъ прошелъ въ 56 дней при 18–ти дневкахъ, причемъ 80–ти верстный безводный переходъ по Бекъ-пакъ-дала онъ сдѣлалъ въ 15 часовъ отъ 6–ти вечера до 9-ти часовъ утра.

Въ Туркестанѣ его ожидало распоряженiе, по которому сотни были направлены: 1–я въ городъ Аулiеата, 2–я со штабомъ въ Чимкентъ, 3–я со штабомъ полка съ Ташкентъ, 5–я въ укрѣпленiе Джулекъ, 6-я въ фортъ Перовскiй и 4–я оставалась въ Туркестанѣ. Такъ на протяженiи 800 верстъ былъ разбросанъ 1–й полкъ съ первыхъ дней своей службы въ Сыръ-Дарьинской области.

Во всѣхъ этихъ городахъ и укрѣпленiяхъ на казаковъ возложили содержать караулы, назначать вѣстовыхъ ко всѣмъ лицамъ уѣздной администрацiи, выставлять пикеты на почтовыхъ станцiяхъ по трактамъ и конвоировать арестантовъ и войсковые транспорты отъ одного города до другого. Все это вызывало такiе наряды казаковъ на службу, что сотенные командиры иногда по недѣлямъ оставались только съ артельщиками, поварами и хлѣбопеками.

Осенью этого года, когда туркестанскiя войска возвращались изъ Хивинского похода черезъ Халаата и Аристанбель, полусотня казаковъ 6–й сотни изъ форта Перовскаго провела воинскiй транспортъ и партiю молодыхъ солдатъ къ оставленному на Аму-Дарьѣ отряду черезъ урочище Минбулакъ на городъ Шураханъ въ городъ Петро-Александровскъ и тѣмъ же путемъ вернулась обратно, испытавъ не мало лишенiй въ Кызылкумской пустынѣ.

Весной 1874 года 1–й полкъ получил новую дислокацiю, по которой 6–я сотня перешла въ городъ Ходжентъ, 1–я – въ с. Куйлюкъ, въ 12–ти верстахъ от Ташкента, выставивъ полусотню въ пограничное съ Коканомъ укрѣпленiе Тилляу, а остальные – въ Ташкентъ.

В Ташкентѣ казакамъ отвели лагерные бараки, построенные на лѣвомъ берегу рѣки Салара. Эти бараки, выложенные изъ сырцоваго кирпича, съ плоскими камышевыми крышами, залитыми глиной и съ земляными полами, какъ лѣтнiя помѣщенiя, не оставляли желать лучшаго, но въ остальное время года, они были невозможны. Осеннiе и весеннiе проливные дожди пробивали плоскiя крыши и превращали земляные полы въ лужи грязи. За неимѣнiемъ аммуничниковъ, казачье имущество хранилось тутъ же; оно подвѣшивалось къ потолку на палкахъ, а сѣдла складывались подъ нары.

От грязи, гнiющаго камыша на потолкахъ и отъ мокрой аммуницiи, которую приходилось тутъ же просушивать, воздухъ этихъ помѣщенiй всегда былъ удушливъ.

Кухни и хлѣбопекарни были устроены на берегу Салара; ихъ крыши упирались въ верхнiй край обрыва, который вмѣстѣ съ тѣмъ служилъ и хлѣбопекарной печью. Такiе печи, при топкѣ однимъ камышемъ, требовали большого исскуства отъ хлѣбопековъ, чтобы пропечь хлѣбъ какъ слѣдуетъ.

Как-то разъ Елгаштинъ завелъ разговор объ улучшенiи сотенныхъ помѣщенiй. „Много желаете, полковникъ, да и построй вамъ хорошiе казармы, еше, пожалуй, казаки заболѣютъ“, ― добродушно сказалъ генералъ Головачевъ, старый боевой кавказецъ, видавшiй на своемъ вѣку и болѣе худшiя помѣщенiя. Года два до этого казаки зимовали въ Чиназѣ въ камышевыхъ шалашахъ. Такъ располагались Туркестанскiя войска въ первое время по занятiи Ташкента.

Тогда же въ полку началась постройка обмундированiя, которое было принято въ Туркестанскихъ войскахъ для вседневной формы. Эта одежда у казаковъ состояла изъ армячныхъ рубашекъ съ погонами изъ прикладного сукна, шароваръ козловой кожи, выкрашенных въ красный цвѣтъ и фуражекъ съ козырьками и бѣлыми чехлами. Казаки въ такой одеждѣ имѣли очень красивый видъ. Но главное ея достоинство состояло въ томъ, что она была проста, немарка, удобна при верховой ѣздѣ, прохладна лѣтомъ и дешева [1].

Въ 1875 году въ Ташкентъ прибылъ молодой статный флигель-адъютантъ, полковникъ Скобелевъ. Онъ просил назначить ему отъ полка казака, знающего сортовскiй языкъ. Казакъ Кирилло Иванкинъ, назначенный вѣстовымъ къ Скобелеву, вполнѣ отвѣчалъ его требованiям; онъ зналъ сартовскiй и киргизскiй языки, хорошо стрѣлялъ, отлично ѣздилъ, а по своему умственному развитiю и врожденный сметкѣ, выдѣлялся изъ среды казаковъ. Но водился за нимъ одинъ грѣшокъ: иногда любилъ выпить и пошумѣть.

Въ короткое время Скобелевъ привязался къ Иванкину; это был его безсмѣнный ординарецъ и постоянный спутникъ. Гдѣ Скобелевъ, там былъ и Иванкинъ с его бердановскимъ карабиномъ.

В iюлѣ Скобелев выѣхалъ въ Коканъ, откуда долженъ бвлъ проѣхать въ Кашгаръ; но неожиданное возстанiе коканцевъ помѣшало это ему выполнить. Его конвой состоял из 6 казаковъ сборной конвойной сотни генерала Кауфмана. В. это же время в Коканѣ находился чиновникъ по дипломатической части съ 16 казаками 6–й сотни 1-го Сибирскаго полка.

За время остановки въ Коканѣ Скобелевъ ежедневно осматривалъ городъ и его окрестности. Однажды проѣзжая вдоль городской стѣны, онъ встрѣтилъ на пути быструю рѣчку, которая, однимъ рукавомъ, стремительно бѣжала подъ крѣпостную стѣну. Находившiеся съ ним джигиты начали предупреждать, что въ этомъ мѣстѣ рѣчку переѣхать нельзя. Какъ бы в ответъ на ихъ слова, Скобелевъ далъ шпоры коню, который прыгнулъ съ берега въ воду. Бурный потокъ моментально сбилъ лошадь и только умѣлое управленiе всадника помогло ей повернуться противъ теченiя и продержаться нѣкоторое время на мѣсте. За Скобелевымъ кинулся въ воду Иванкинъ; онъ поймалъ лошадь за повод въ то время, когда ее начало увлекать под стѣну. Настала критическая минута, но Скобелевъ ловко выпрыгнулъ изъ седла и ухватился за бревно, торчащее надъ самой водой у стѣны.

Когда казаки вывели лошадь и помогли Скобелеву выбраться на берегъ, Михаилъ Димитрiевичъ, улыбаясь, сказалъ: «А что, Ванькин»,– такъ онъ всегда называлъ Иванкина,– «хорошо я выкупался?»– «Хорошо, да не вовсе»,– отвѣтилъ его ординарецъ.

На другой день стало извѣстно, что нѣсколько тысяч кинчаковъ, во главѣ съ Абдурахманомъ Автобачи, приближаются къ Кокану. Это извѣстiе встревожило хана Худояра, и онъ сталъ просить Скобелева выйти съ нимъ на встрѣчу мятежникамъ. Когда ханскiя войска, въ числѣ 5000 пѣшихъ и конныхъ людей при 80 орудiяхъ выстроились на полянѣ, у опушки садовъ показался Автобачи. Въ ту же минуту войска предались ему. При ханѣ осталось только 1500 вѣрных ему джигитовъ. Съ этой конницей и свитой онъ пошелъ по дорогѣ въ Ходжентъ, куда еще утромъ были направлены его арбы съ казной и имуществомъ.

За ханом, но только по другой сосѣдней дорогѣ, направилось и посольство. Отойдя версты двѣ, Скоболевъ началъ распредѣлять казаковъ: четырехъ вооруженныхъ его берданками, онъ оставилъ при себѣ, а остальныхъ, вмѣстѣ съ обозомъ, выслалъ впередъ съ чиновникомъ. „Вы, полковникъ, въ случаѣ нападенiя, не бросайтесь на скорый ходъ, а смотрите на меня“,– наставлялъ Михаил Димитрiевичъ дипломата, какъ объ этомъ говорилъ Иванкинъ; – „Я съ своими казаками не допущу внезапно напасть. А вы, ребята, – обращаясь къ казакамъ, – идите тише, дором пули не теряйте, тогда коканцы будут знать, что мы не трусы“.

Такъ отходилъ Скобелевъ со своимъ многочисленнымъ конвоемъ, пока не вышелъ на песчаную прогалину, где въ сторонѣ двигался ханъ со своимъ обозомъ. На этой площадкѣ увязла въ песчаной рытвинѣ одна изъ арбъ посольства, на которой лежали запасные патроны. Скобелевъ приказалъ ихъ достать. Это исполнилъ Ивашкинъ, но только привезъ не патроны, а деньги, хранившiеся въ таком же ящикѣ. Когда онъ вторично былъ посланъ к арбѣ, у опушки садовъ показались кипчаки, но Иванкинъ предупредилъ ихъ. Онъ ловко выхватилъ изъ арбы патроны и, подъ выстрѣлами коканцевъ, на карьерѣ доставилъ ихъ Скобелеву. Въ ту же минуту несчастный арбакешъ былъ изрубленъ за службу русскимъ. На этой площадкѣ кипчаковъ собралось до 1000 человѣкъ; они начали гикать и стрѣлять по ханскимъ джигитамъ. Чтобы дать время хану отойти подальше, Скобелевъ развернулъ казаковъ въ лаву, послѣ чего кипчаки подались назадъ; такъ казаки отходили до вечера.

Въ слѣдующiе два дня кипчаки только наблюдали за движенiемъ хана. Подходя къ Ходженту, Скобелевъ вызвалъ пѣсенниковъ. „Выѣхали мы“,– говоритъ Иванкинъ,– „2 уральца, 1 оренбургскiй, да 3 сибирскихъ казака; но какъ не въ одномъ полку служили, такъ не въ ладъ и затянули. Стой, говорю, ребята, я начну, а потомъ уже за мной всѣ дружно подхватили: Ребята, слава впереди душа кипитъ восторгомъ; храбрость будетъ – на груди у каждого Георгiй….“ «Браво, браво, Ванькинъ, будетъ братъ, тебѣ Георгiй»,– весело замѣтилъ Михаилъ Димитрiевичъ [2].

Впослѣдствiи командующiй войсками наградилъ Иванкина знакомъ отличiя военнаго ордена по представленiю Скобелева.

Когда такимъ образомъ наши посольства возвращались изъ Кокана, Елгаштинъ въ Ташкентѣ осмативалъ 3 сотни казаковъ, прибывшихъ изъ войска, и формировалъ эшелоны изъ смѣнныхъ, которымъ был назначенъ даже день выступленiя на родину; но прибытiе хана въ Хонжентъ все измѣнило. Казаки, подлежавшiе увольненiю на льготу, были возвращены въ свои сотни, а Куйлюкская полусотня 1 –й сотни, укомплектованная до сотенного состава прибывшими изъ войска казаками, была отправлена в Хонжентъ, для сопровожденiя хана въ Ташкентъ. Въ то же время въ полку начали формировать ракетный дивизiонъ.

Сто сорок верстъ до Ходжента сотня прошла въ два дня. 5 августа был назначенъ день выѣзда хана. Рано утромъ сотня выстроилась для встрѣчи Его Свѣтлости, как принято было титуловать хана. По всѣмъ направленiямъ береговой улицы города гарцевали ханскiе джигиты на отличныхъ лошадяхъ. Всѣ они были одѣты въ разноцвѣтные халаты, забранные въ широкiя расшитыя чембары. На головахъ мѣховые шапки, покрытыя сукномъ разныхъ цвѣтовъ. Вооруженiе состояло изъ кривыхъ шашекъ, батиковъ, длинных пикъ и разныхъ старыхъ системъ ружей и пистолетовъ. Вся эта пестрая движущаяся толпа представляла красивую картину. Джигиты – молодецъ къ молодцу; они были статны, ловки и отлично управляли подстоявшимися карабаирами, которые одинъ передъ другимъ просили воли, как бы желая помѣриться быстротою своего бѣга.

Но вотъ показался обозъ на 20 огромныхъ арбахъ съ накладушками; накладушки были обшиты коврами и палацами спереди наглухо, а сзади въ видѣ занавѣса. Здѣсь ѣхали любимыя жены хана съ ихъ женской прислугой. Далѣе слѣдовала ханская казна. Обозъ окружали пѣхотинцы въ числѣ не более 50 человѣкъ. Они были въ красныхъ курткахъ, широкихъ чембарахъ и бѣлых чалмахъ. Вооруженiе сарбазовъ, какъ назывались пѣхотинцы, было также разнообразно. Наконецъ показался и самъ ханъ Худояръ, представительный мужчина въ огромной бѣлоснѣжной чалмѣ и золотистомъ халатѣ. Онъ ѣхалъ на красивой саврасой лошади, въ богато убранномъ сѣдлѣ; его узда, патфiя и нагрудникъ были унизаны крупной бирюзой въ золотой оправѣ.

Первый переходъ былъ до станцiи Джамбулакъ, въ 50 верстах отъ Ходжента. Ханъ ѣхалъ верхомъ не болѣе 5–ти верстъ, а затѣмъ пересѣлъ въ маленькую арбу, тоже съ накладушкой, въ которой и сдѣлалъ большую часть остального пути до Ташкента. На второмъ ночлегѣ у селенiя Пскентъ, въ ночь на 7–е августа, было дано знать, что большiя партiи коканцевъ ворвались въ предѣлы Сыръ-Дарьинской области для объявленiя «газавата», т.е. священной войны противъ русскихъ. Это известiе очень встревожило хана и его приближеныхъ, которые начали спѣшно готовиться к выступленiю съ ночлега. Далеко до восхода солнца все было готово и поѣздъ направился дальше. У селенiя Той-тюбе хана встрѣтилъ командующiй войсками области генералъ Головачевъ съ казачьимъ конвоемъ, а затѣмъ и Елгаштинъ съ 4–мя сотнями и дивизiономъ конныхъ орудий.

Послѣ небольшой остановки ханъ съ 1-й сотней направился в Ташкентъ. Отсюда сотня была выслана на Чимкентскiй трактъ, для встрѣчи молодыхъ солдатъ, которымъ могли угрожать бродячiя шайки коканцевъ со стороны Кураминскаго уѣзда, а также для развозки ружей и патроновъ по почтовымъ станцiямъ этого тракта, для вооруженiя старостъ и ямщиковъ.

Когда 14–го августа сотня вернулась въ Ташкентъ, там уже знали, что коканцы разбиты подъ Тилляу, где Елгашинъ особенно энергично преслѣдовалъ ихъ. Это извѣстiе успокоило туземное населенiе города Ташкента, сильно волновавшееся въ первые дни объявленiя коканцами «газавата».

Уторомъ 16–го числа 1–я сотня выступила изъ Ташкента и подъ вечеръ 17–го настигла отрядъ на станцiи Мурзарабатъ, не доходя 25 верстъ до Ходжента, куда онъ спѣшилъ на выручку осажденнаго города [3 ].

Но вернемся, чтобы прослѣдить дѣйствiя казаковъ 1-го полка подъ Тилляу. Первое извѣстiе о вторженiи коканцевъ въ Сыръ-Дарьинскую область было получено въ Ташкентѣ около 2–хъ часовъ ночи на 7–е августа; черезъ часъ Елгашинъ получилъ приказанiе выступить съ наличными сотнями и дивизiономъ № 5–й Оренбургской казачьей батареи къ селенiю Тай-тюбе, откуда выслать двѣ сотни на встрѣчу хана, а съ остальными двумя и артиллерiей идти къ укрѣплению Тилляу.

В 4 часа утра сотни были уже на маршѣ и, какъ мы видѣли, встрѣтили хана у Тай-тюбе около 9–ти часовъ утра. Отсюда генералъ Головачевъ лично повелъ казаковъ и, не доходя

10–ти верстъ до Тилляу, остановился на ночлегъ.

Это быстрое движенiе казаковъ, прошедшихъ въ день 75 верстъ, заставило коканцевъ отойти отъ Тилляу, гарнизонъ котораго состоялъ изъ роты пѣхоты и полусотни казаковъ 1–го Сибирскаго полка.

На другой день утромъ, Головачевъ подошелъ къ Тилляу, а съ приходом баталiона стрѣлковъ, выступившихъ изъ Ташкента слѣдомъ за казаками, онъ 10–го числа перешелъ въ наступленiе и однимъ рѣшительнымъ ударомъ разсеялъ большую партiю коканцевъ. Елгашинъ весь день преслѣдовалъ ихъ и только въ 11 часов вернулся на бивакъ.

В 3 часа утра он снова былъ высланъ на встрѣчу другой партiи коканцевъ, появившихся въ ущельѣ Ургазъ. Пройдя верстъ 20 казаки захватили партiю въ расплохъ, когда она поднималась съ ночлега. Обходъ съ фланговъ и лихая атака 4–й сотни съ фронта до того были неожиданны, что коканцы начали бросать вещи, даже сѣдла, чтобы легче укрыться в горахъ, но всюду попадали подъ шашки или пули казаковъ. Такъ была уничтожена партiя въ 1000 человѣкъ [4]. Въ этомъ дѣлѣ казаки проявили много находчивости и личной отваги. Такъ урядникъ Василий Путинцевъ со взводомъ казаковъ обскакалъ партiю коканцевъ въ 80 человѣкъ и не далъ имъ выйти изъ ущелья, а портупей-юнкеръ Александровъ съ 6-ю казаками вышелъ въ тылъ коканцамъ по очень трудной тропѣ и съ перевала мѣткими выстрѣлами билъ ихъ на выборъ.

Въ полдень 13–го августа Головачевъ перешелъ к селенiю Карысъ, откуда въ 2 часа ночи казаки опять были высланы за 15 верстъ отъ бивака, но на этотъ разъ коканцы не приняли боя и ушли обратно въ свои горы. Отсюда Елгаштинъ перешелъ на разграбленную коканцами Уральскую почтовую станцiю, где и находился генералъ Кауфманъ съ войсками. Въ тот же день онъ наградилъ 14 казаковъ знаками отличiя военнаго ордена, за дѣла съ коканцами под Тилляу.

Пока отрядъ Головачева былъ подъ Тилляу, скопище въ нѣсколько тысячъ коканцевъ атаковало Ходжентъ, гарнизонъ котораго состоялъ изъ баталiона , мѣстной команды, пѣшей батареи и 6–й сотни 1-го Сибирскаго полка. Эта единственная въ огромном городѣ кавалерiйская часть, 11 дней подрядъ несла безсмѣнно сторожевую, развѣдывательную и ординарческую службы; не было казака, который бы не былъ у дѣла: или онъ скакалъ изъ одного наблюдательного пункта въ другой, или высматривалъ подступы непрiятеля къ садамъ, непосредственно примыкавшимъ къ стѣнѣ туземнаго города, или наконец, своимъ присутствiемъ успокаивалъ сортовъ, которые начали было зарывать въ землю имущество и оставлять дома.

Одновременно съ осадой Ходжента, партiя коканцевъ бросилась на Ташкентско-Ходжентскiй трактъ, гдѣ она разграбила и сожгла 3 почтовых станцiи и убила 6 ямщиковъ и 2-хъ старостъ. Здѣсь же коканцы захватили въ пленъ нѣсколько проѣзжающихъ, но не могли одолѣть двухъ казаковъ 6–й сотни. Казаки эти Сидоръ Ивановъ и Сергѣй Докучаевъ возвращались изъ Ташкента въ Ходжентъ; чтобы избѣгнуть жары, они ночью на 8-е августа, минуя Пскентъ, гдѣ находилась 1–я сотня съ ханомъ, прямо степью направились къ Джембулаку, куда прибыли рано утромъ. Разграбленная станцiя и трупы убитыхъ ямщиковъ указывали на близость грабительских шаекъ, что однако, не смутило молодцовъ. Послѣ отдыха они поѣхали дальше.

Ровная открытая мѣстность скоро открыла казаковъ и къ нимъ навстрѣчу понеслась шайка человѣкъ въ 30. Докучаевъ и Ивановъ поскакали въ направленiи горъ, прилегающихъ къ правому берегу Сыръ-Дарьи неподалеку отъ Ходжента. Они раньше коканцевъ успѣли достигнуть ущелья, гдѣ и спѣшились. Здѣсь коканцы не разъ бросались на казаковъ, даже во время рукопашной схватки ранили Иванова пикой въ руку и выбили у него ружье, но ни онъ, ни Докучаевъ не дрогнули. Обороняясь одинъ шашкой, а другой ружьемъ они на другой день окровавленные и оборванные явились въ Ходжентъ пѣшкомъ [5].

Впослѣдствiи на вопросъ командующего войсками, какъ они отбивались отъ коканцевъ, Докучаевъ отвѣтилъ: «я, примѣрно, разсыпался, а онъ былъ въ лизерфѣ». Эти оба молодца получили по знаку отличiя военнаго ордена.

Осаду Ходжента коканцы сняли, какъ только войска изъ Ташента приблизились къ городу. Въ эти же дни произошло какое-то недоразумѣние между Елгаштинымъ и Скобелевымъ, назначеннымъ начальникомъ кавалерiи отряда. Елгаштинъ уѣхалъ въ Ташкентъ; а затѣмъ былъ зачисленъ по Сибирскому войску. За дѣла съ коканцами подъ Тилляу, онъ награжденъ золотымъ оружiемъ с надписью «за храбрость».

Вот одна изх пѣсенъ, которую не разъ запѣвалъ С. А. Елгаштинъ въ кругу офицеровъ и казаковъ своего полка:

Гдѣ мой конь вороной,

Глѣ булатный мой мечъ?

Я прощуся съ женой

И помчуся на сѣчь.

За отчизну побьюсь,

Обо мнѣ не тужи,

Я оттуда вернусь

Со крестомъ на груди.

Не отдамся живой

На добычу врагамъ

И своею рукой,

Кровью выкупъ отдамъ.

Бѣлый царь мнѣ отецъ,

А Россiя мнѣ мать.

И въ родствѣ, наконецъ,

Наша храбрая рать.

Такъ прощай-же жена,

О побѣдѣ молись,

Будь до гроба вѣрна

И не плась, не кручись.

Если-жъ въ битвѣ паду

Я отъ вражьей руки,

Я со славой умру

Объ одномъ вспомяни.

~~~~~~~~~~

VII.

Въ Коканскомъ походѣ1875 года.

Въ половинѣ августа въ Ходжентѣ былъ сформированъ отрядъ для дѣйствiй противъ Кокана, въ составъ котораго входили 13 ротъ, 12 пѣшихъ и 8 конных орудiй и 9 казачьихъ сотенъ съ 8 –ю ракетными станками.

За исключенiемъ конвойной сотни генерала Кауфмана, остальныя 8 были раздѣлены на четыре дивизiона, причемъ сотни 1–го Сибирскаго полка, 1-я и 2–я составляли третiй, а 4–я и 6–я четвертый дивизiоны. Изъ ракетныхъ станковъ сформирована ракетная батарея, въ составѣ 4–хъ Сибирскихъ и 4–хъ Уральскихъ станковъ.

Утромъ 20–го августа этотъ отрядъ выступилъ изъ Ходжента и, пройдя верстъ 20, остановился на лѣвомъ берегу Сыръ-Дарьи. На этомъ переходѣ коканцы издали наблюдали за войсками.

На другой день казаки съ дивизiономъ № 5 –й Оренбургской батареей выстроились на правомъ флангѣ отряда. На высотѣ головы пѣхотной колонны шли 4 сотни уральцевъ и оренбургцевъ во взводныхъ колоннахъ, имѣя въ интервалахъ 4 орудiя, а на правомъ флангѣ ракетную батарею. Вторую линiю составляли Сибирскiя сотни; онѣ шли въ полковой сомкнутой колоннѣ и въ 500 шагахъ отъ первой.

Какъ только отрядъ тронулся съ мѣста, густыя толпы конныхъ коканцевъ начали окружать казаковъ. Скобелевъ вызвалъ цѣпь наѣздниковъ, которые сейчасъ же завязали оживленную перестрѣлку съ кипчаками, особенно насѣдавшими на правый флангъ и тылъ отряда, гдѣ ихъ приходилось часто отбрасывать огнемъ артиллерiи и ракетъ. Въ этотъ день казаки шли съ непрерывнымъ боемъ около 20–ти верстъ. Отрядъ остановился у селенiя Карачкумъ.

В 5 часовъ утра 22–го августа отрядъ выступилъ съ ночлега. Казаки шли въ томъ же боевомъ порядкѣ, только Сибирскiя сотни были построены по дивизiонно во взводныхъ колоннахъ.

Въ этотъ день силы коканцевъ так увеличились, что вся ровная мѣстность къ сторонѣ невысокихъ горъ, на сколько окидывалъ глазъ, была усыпана всадниками и они возобновили свои атаки на казаковъ.

Какъ наканунѣ, такъ и въ этотъ день, по словамъ генерала Кауфмана, казаки превосходно маневрировали и потому попытки многотысячного непрiятеля опрокинуться на нихъ не имѣли успѣха.

На 10 верстѣ, влѣво на берегу Сыръ-Дарьи, показался Махрамъ. Эта четырехугольная крѣпость съ бастiонами на зубчатыхъ стѣнах имѣла однѣ ворота и неподалеку небольшое полевое укрѣпленiе, примыкавшее къ селенiю Махрамъ.

По мѣрѣ приближенiя отряда къ кишлаку Махрамъ, число конныхъ коканцевъ все увеличивалось и увеличивалось; наконецъ они, какъ тучи, облегли казаковъ съ трехъ сторонъ. Конныя орудiя и ракетная батарея безпрерывно открывали огонь; оживленную перестрѣлку вели и спѣшенные казаки. Но отрядъ безостановочно, хотя и медленно, подавался впередъ.

На высотѣ Махрамскаго кишлака стрѣлки съ артиллерiей зашли во флангъ укрѣпленной позицiи; по нимъ сейчас-же коканцы открыли артиллерiйскую стрѣльбу изъ 20 – 25 орудiй, хорошо замаскированныхъ садами. На эту стрѣльбу отвѣтили наши батареи. Вѣроятно этотъ бой представлялъ живописную картину для кипчаковъ и каракиргизъ, расположившихся на холмахъ у горъ, что они оставили казаковъ въ покоѣ и начали благодушно смотрѣть на борьбу двухъ артиллерiй.

Скоро наши батареи подбили нѣсколько коканскихъ орудiй, послѣ чего стрѣлки подались къ опушкѣ садовъ. Въ это время коканцы открыли артиллерiйскую стрѣльбу из крѣпости, но она не могла задержать боевые баталiоны стрѣлковъ, которые бросились на штурмъ укрѣпленной позицiи у Махрамскаго кишлака. Нѣсколько правѣе ихъ кинулся Скобелевъ съ Уральской и Оренбургской сотнями, а за нимъ двѣ Оренбургскихъ сотни съ ракетной батареей.

Это смѣлое движенiе казаковъ первой линiи было замѣчено коканцами, которые передъ тѣмъ начали было уходить въ горы и къ городу Кокану, а теперь повернули назадъ и бросились къ садам кишлака. Но здѣсь ихъ встрѣтили Сибирскiя сотни и не допустили прорваться въ тылъ первой линiи. Онѣ 10 верстъ шли съ боемъ и тѣмъ дали возможность Скобелеву атаковать пѣшихъ коканцевъ, бѣжавшихъ изъ крѣпости и кишлака вдоль берега Сыръ-Дарьи.

Въ семи верстахъ отъ Махрама оренбурцы и уральцы наскочили на большую конную партiю коканцевъ. Заметивъ неизбѣжное разстройство сотенъ послѣ продолжительной атаки, коканцы бросились на казаковъ, но въ это время развернулась и открыла огонь ракетная батарея, послѣ чего противникъ отступилъ.

Такъ окончилось дѣло подъ Махрамомъ и казаки 1-й и 2–й линiи почти одновременно вернулись къ крѣпости, взятой штурмомъ стрѣлками.

Трофеями этого боя были 39 орудiй, 100 фельконетовъ, 1500 ружей, 50 бунчуковъ, знаменъ и значковъ, много шашекъ, пикъ, батиковъ, большiе склады пороху, снарядовъ, до 3000 пудовъ хлѣба и 224 лошади.

По свѣдѣнiямъ вновь избранного хана Насръ-Эддина, подъ Махрамомъ было 50000 вооруженных людей, изъ которыхъ пали въ бою до 2000 человѣкъ [1] .

В тотъ же день генералъ Кауфманъ наградилъ 18 казаков 1–го Сибирскаго полка знаками отличiя военнаго ордена.

Послѣ четырехъ дней отдыха отрядъ выступилъ дальше и остановился на арыкѣ Хошъ-Купыръ, гдѣ его встрѣтилъ посланникъ хана съ нашими плѣнными, въ числѣ 20 человѣкъ, которыхъ коканцы захватили во время вторженiя въ Сыръ- Дарьинскую область. Отсюда въ 3 часа дня, Скобелевъ съ 1–й и 2–й Сибирскими сотнями и ракетной батареей произвелъ рекогносцировку города Кокана, въ улицахъ котораго, как оказалось, господствовала полнѣйшая тишины; 29–го числа отрядъ подошелъ къ городу Кокану и частью войскъ занялъ его ворота, откуда выѣхалъ молодой ханъ съ большой свитой и жителями города, вышедшими привѣтствовать русскiя войска.

Въ эту же минуту генералъ Кауфманъ получилъ телеграмму Государя Императора отъ

25–го августа:„Съ душевным удовольствiемъ прочелъ я телеграмму о славном дѣлѣ 22-го августа; спасибо тебѣ и всѣмъ твоимъ подчиненнымъ за новые подвиги, которыми вы себя ознаменовали. Буду с нетерпѣнiемъ ожидать подробнаго донесенiя объ отличившихся“. Потрясающее «ура» войскъ отряда на глазахъ хана и его народа, было отвѣтомъ на Царское слово [2].

До 5 –го сентября отрядъ простоялъ подъ стѣнами Кокана, а этого числа выступилъ къ городу Маргелану, гдѣ, по слухамъ Автобачи началъ снова собирать народъ для продолженiя борьбы с русскими. 8-го сентября отрядъ подошелъ къ Маргелану, жители котораго встрѣтили войска хлѣбомъ-солью и вывезли всѣ орудiя, оставленныя въ городѣ Автобачей. Они же указали куда бежалъ руководитель возстанiя съ остатками своихъ приверженцевъ, въ числѣ 5000 конныхъ кипчаковъ.

Для преслѣдованiя Автобачи, командующiй войсками въ тотъ же день выслалъ 1–й, 3–й, 4-й казачьи дивизiоны съ ракетной батареей, дивизiонъ Оренбургской казачьей батареи и двѣ роты пѣхоты, посаженной на арбы. Этотъ отрядъ, подъ начальством Скоболева, выступилъ въ 9 часовъ вечера. Казаки съ мѣста пошли на рысях по асакинской дорогѣ. Скоро пѣхота съ дивизiономъ орудiй отстала. Около 5 –ти часовъ утра показалась партiя кипчаковъ на холмахъ, окружавшихъ селенiе Минъ-тюбе. Здѣсь Скобелевъ выслалъ впередъ 1–ю и 2–ю Сибирскiя сотни, которыя подойдя на рысяхъ къ селенiю, пустились въ карьеръ за кипчаками. Въ улицахъ произошла схватка, продолжавшаяся всего нѣсколько минутъ. Казаки отбили 10 арбъ съ имуществомъ, 4 значка, 25 ружей и нѣсколько пикъ и шашекъ. Кипчаки оставили въ селенiи 40 раненыхъ и убитыхъ.

Черезъ часъ подошли и остальные сотни. У всѣхъ лошади были сильно утомлены 100 –верстнымъ пробѣгомъ въ эти сутки, почему Скобелевъ прекратилъ преслѣдованiе кипчаковъ, которые сидѣли на свѣжихъ лошадяхъ.

Въ полночь 10 –го числа казаки снова выступили и у кишлака Булакъ-баши захватили непрiятельскiй пикетъ, который показалъ, что Автобачи остановился въ кишлакѣ Курпѣ съ

400 джигитами и 4–мя орудiями. Но и здѣсь его не оказалось; бросивъ одно орудiе и до 30 измученныхъ лошадей, онъ бѣжалъ дальше. Въ 9 часовъ утра сотни подошли къ городу Ошу, гдѣ ихъ населенiе встрѣтило хлѣбомъ-солью. Такъ въ 2 дня казаки разсѣяли

5–титысячную партiю кипчаковъ, после чего Автобачи, минуя городъ Ошъ, бросился въ Алайскiя горы всего съ 100 джигитами.

Набѣгъ казаковъ подъ Микъ-тюбе, повидимому, умиротворил страну, почему генералъ Кауфманъ, заключивъ мирный договоръ съ ханомъ, направилъ отрядъ въ городъ Наманганъ. По этому договору весь правый берегъ Сыръ-Дарьи отходилъ къ Россiи. [3].

Лишь только войска прибыли въ Наманганъ, какъ Автобачи снова началъ собирать народъ въ окрестностяхъ города Андижана. Чтобы не дать разгорѣться возстанiю, командующiй войсками выслалъ къ Андижану отрядъ подъ начальствомъ генерала Троцкаго въ составѣ 5–ти ротъ, 8–ми орудiй, 1–й, 2–й и 4–йсотенъ съ4–мя ракетными станками1—го Сибирскаго полка и полусотни Оренбургскихъ казаковъ.

Утром 28–го сентября отрядъ этотъ перешедъ на лѣвый берегъ Сыръ-Дарьи, а 29 числа сталъ бивакомъ въ 6-ти верстахъ отъ Андижана. Здѣсь выяснилось, что кипчаки и андижанцы рѣшили упорно зашищаться, для чего устроили завалы по всѣмъ главнымъ улицамъ города и согнали въ него до 50000 человѣкъ, которыми руководили Автобачи и Пулатханъ.

На другой день Скобелевъ осмотрѣлъ подступы къ городу; выйдя съ бивака съ двумя сотнями и ракетными станками, онъ направился долиной рѣки Андижанъ-сая, гдѣ скоро втянулся въ сады и поля кукурузы, обнесенные глинобитными стѣнками. Пока казаки шли долиной рѣки, непрiятель молчалъ, его как-бы и не было; когда же сотни втянулись в сады, андижанцы открыли ружейный огонь изъ-за стѣнъ, но ихъ пули летали надъ головами и не причиняли вреда казакамъ. Осмотрѣвъ главный путь на базарную площадь, Скобелевъ повернулъ обратно. Въ это время андижанцы со всѣхъ сторонъ окружили казаковъ и такъ настойчиво насѣдали на нихъ, что послѣднiя двѣ версты сотни шли съ боемъ 2 часа.

Послѣ этой рекогносцировки Троцкiй рѣшилъ штурмовать Андижанъ. Спѣшенныя сотни съ однимъ орудiемъ, однимъ ракетнымъ станкомъ и 20-ю саперами были назначены въ первую штурмовую колонну.

На разсвѣтѣ 1–го октября штурмовые части выступили съ бивака, причемъ казаки направились долиной Андижанъ-сая; за ними въ полуверстѣ слѣдовалъ резервъ съ начальникомъ отряда изъ двухъ ротъ, 4–хъ орудiй и 40 саперъ; вторая штурмовая колонна изъ двухъ ротъ, одного орудiя, одного ракетного станка и 20 саперъ, шла несколько правѣе.

Не отошли войска и версты отъ бивака, как кипчаки съ гикомъ понеслись на вагенбургъ, где оставалась рота, 2 орудiя, 2 ракетных станка и казаки коноводы. Эти части отбили атаку. Между тѣмъ казачья колонна неожиданно встрѣтила разливъ рѣчки Андижанъ-сая; за ночь коканцы такъ затопили эту долину, что мѣстами казаки погружались въ воду до пояса. Выйдя изъ затопленной мѣстности, Скоболевъ открылъ огонь изъ орудiя вдоль улицы, откуда раздавались непрiятельскiе выстрѣлы. После этого обстрѣла, казаки, подъ покровомъ порохового дыма, кинулись на высокiй завалъ, вооруженный орудiемъ, за которымъ столпились андижанцы. Въ числѣ первыхъ на завалъ вскочили сотникъ Нуджевскiй, урядник Василiй Путинцевъ и казакъ Мясниковъ, послѣднiй былъ смертельно раненъ пулею в грудь. Слѣдомъ за передовыми казаками верхомъ прискакалъ Скобелевъ и приказалъ разобрать завалъ. Эта нелегкая работа была скоро исполнена, не смотря на ружейный огонь со слѣдующего завала, находившагося шагахъ въ 60–ти отъ перваго. Окнчивъ эту работу, казаки бросились впередъ и овладѣли еще тремя завалами, но слабѣе обороняемыми, чѣмъ первый. Наконецъ они вышли на базарную площадь, гдѣ за рядами арбъ, забранныхъ толстыми бревнами, стояли большiя толпы коканцевъ. Эта баррикада была обстрѣлена изъ орудiя, послѣ чего казаки первыми заняли ханскiй дворецъ в урдѣ.

Черезъ часъ подошелъ резервъ; онъ также все время шелъ съ боемъ, отражая атаки киргизъ съ тылу и андижанцевъ съ фланговъ.

Чтобы указать второй штурмовой колоннѣ сборный пунктъ отряда, Троцкiй приказалъ выставить свой значекъ на ханскомъ дворце Со значкомъ на крышу дворца сталъ казакъ 1–й сотни Березуцкiй. Здѣсь, подъ выстрѣлами андижанцевъ, онъ оставался до прихода второй колонны. За мужество и пренебреженiе къ стрѣльбе коканцевъ, командующiй войсками произвелъ Березуцкаго въ урядники и наградилъ знакомъ отличiя военнаго ордена.

За время остановки отряда въ урдѣ, воинственные крики и стрѣльба коканцевъ не прекращались ни на минуту и они все болѣе и болѣе охватывали войска. Начальникъ отряда приказалъ зажечъ лавки и сакли, примыкавшiя къ дворцу. Эта мѣра оказалась болѣе дѣйствительной, чѣмъ ружейная и даже артиллерiйская стрѣльба по массѣ глинобитныхъ стѣнъ, за которыми укрывались андижанцы; они сейчасъ же бросились тушить пожаръ, а этим временемъ войска воспользовались для выхода изъ города.

Чтобы еще больше распространить пожаръ, были высланы на высоты, окружающiя Андижанъ, 6 орудiй съ двумя сотнями, которыя и обстрѣливали городъ 3 часа.

Въ то время, когда войска находились въ урдѣ, киргизы еще раз пытались атаковать вагенбургъ, но также не имѣли успѣха.

При штурмѣ города коканцы потеряли 2 орудiя. Наши потери состояли изъ 64 человѣкъ убитыхъ, раненыхъ и контуженныхъ, а сколько людей потеряли коканцы, осталось неизвѣстнымъ.

На другой день артиллерiя снова обстрѣливала городъ, послѣ чего отрядъ направился обратно къ Намангану. Въ аррьергардѣ шли казаки съ ракетнымъ дивизiономъ. Лишь только отрядъ вытянулся по дорогѣ, со стороны Андижана выѣхали большiя толпы коннаго непрiятеля, почему вся 1–я сотня разсыпалась въ лаву и завязала перестрѣлку. Одновременно съ этимъ коканцы показались и по сторонамъ дороги, гдѣ пѣхотныя части также открыли огонь. У кишлака Миръ-раватъ киргизы особенно насѣли на 1–ю сотню; ее поддержала 4–я; она лихо врубиласть въ толпу, но въ то же время была сама атакована другой партiей кипчаковъ. Тогда вынеслась 2–я сотня съ ракетнымъ дивизiономъ и киргизы были отброшены. Въ этой схваткѣ 4–я сотня потеряла одного убитого и четырехъ раненыхъ казаковъ.

Въ первый день войска сдѣлали небольшой переходъ. Для характеристики этого движенiя нужно замѣтить, что отрядъ, обыкновенно дѣлавшiй отъ 5–ти до 6-ти верстъ въ часъ, разстоянiе отъ Андижана до ночлега всего около 7–ми верстъ, шелъ съ непрерывнымъ боемъ около 8-ми часовъ времени.

На бивакѣ окончательно выяснилось, что все населенiе попутныхъ кишлаковъ принимало участiе въ возстанiи, а потому начальникъ отряда приказалъ жечъ всѣ ихъ сакли и дворы.

На другой день коканцы до самаго ночлега вели перестрѣлку съ войсками и также замедляли движенiе отряда. Чтобы избавиться отъ такого преслѣдованиiя дальше, Скобелевъ предложилъ Троцкому сдѣлать нападенiе на бивакъ коканцевъ и съ этой цѣлью въ 2 часа ночи, выступилъ съ 4–й сотннй Машина и Оренбургской полусотней Авдѣева. Поддержать казаковъ еще была выслана рота стрѣлковъ.

Казаки съ мѣста пошли на рысяхъ, а стрѣлки ускореннымъ шагомъ и мѣстами бѣгомъ. На второй верстѣ отъ бивака Машинъ налетѣлъ на пикетъ изъ 4–хъ коканцевъ, которые были изрублены, прежде чѣмъ успѣли сѣсть на лошадей. Пробѣжавъ затѣмъ большой кишлакъ Хакихаватъ, и перейдя глубокiй арыкъ съ водой, за которымъ виднѣлись бивачные огни коканцевъ, Машинъ бросился въ шашки; его лихая сотня съ гикомъ врѣзалась въ средину лагеря. Сонные коканцы, объятые ужасомъ, начали кидаться въ разныя стороны; они даже не оборонялись, когда ихъ казаки рубили. Не менѣе казаковъ распространили панику между кипчаками ихъ же собственные лошади; онѣ, во время атаки, сорвались с приколовъ и начали бѣшено носиться по лагерю, сбивая съ ногъ обезумѣвшихъ коканцевъ. Слѣдомъ за сотней Машина прискакали оренбурцы со Скобелевымъ и въ нѣсколько минутъ завершили это дѣло. Коканцы оставили на мѣстѣ до 100 убитыхъ и раненыхъ, 1 бунчукъ, 19 значковъ, 4 трубы, 198 ружей, 250 шашекъ, 173 пики, 25 батиковъ и до 2000 чалмъ – шапокъ.

На другой день отрядъ шелъ безъ выстрѣла и въ 10 часовъ утра встрѣтилъ генерала Кауфмана, который, не получая извѣстiй отъ Троцкаго, выступилъ съ частью войскъ на встрѣчу къ нему.

Что за дивную картину представляла сотня Машина, когда парадировала передъ командующимъ войсками съ бунчукомъ, значками, трубами, ружьями и пиками, добытыми ею въ ночномъ бою.

Послѣ дневки отряды вернулись въ Наманганъ, гдѣ лично генералъ Кауфманъ наградилъ казаковъ 1–й сотни 35 , 2–й―3 3 , 4–й―38 и ракетнаго дивизiона 6–ю знаками отличiя военнаго ордена.

За эти же дѣла Императоръ Александръ II пожаловалъ 1–й и 2–й сотнямъ знаки отличiя на папахи съ надписью: „За штурмъ г. Андижана 1875 года“, а 4–й сотнѣ ― Георгiевскiя серебряныя трубы съ надписью: „За дѣло при селенiи Хакихаватъ въ 1875 году“.

Сотникъ Машинъ былъ награжденъ орденомъ Св.Георгiя 4–й степени [2].

Когда казаки 1–й, 2–й, 4–й и 6–й сотенъ стяжали боевую славу въ предѣлах Коканскаго ханства, ихъ товарищи казаки3–й и 5–й сотенъ, возстанавляли прерванное коканцами сообщенiе между Ходжентомъ и Ташкентомъ. Здѣсь они при убiйственной обстановкѣ, въ осеннюю ненастную погоду, конвоировали всѣхъ проѣзжающихъ и почту.

Тогда же казаки сложили пѣсню на штурмъ Андижана:

Ну-ка пѣсенку споемъ:

Про походикъ мы начнемъ,

Въ семьдесят пятомъ году,

Когда брали Фергану.

Ура! ура! ура! ура!.

Припѣвъ: Фонъ-Кауфмана дѣла!

Ура! ура! ура! ура!.

Скобелеву честь хвала!

Вдругъ двадцатаго числа

Въ Наманганъ пришла молва,

Будто снова вся орда

Взбунтовала города.

Припѣвъ.

Фонъ-Кауфманъ генералъ

Скобелева призывалъ,―

Онъ издалъ ему приказъ,―

Въ Андижанъ идти сейчасъ.

Припѣвъ

Въ Андижанъ городъ идти,

Небольшой отрядъ вести,

Что пѣхоты батальонъ,

Да ракетный дивизьонъ.

Припѣвъ.

И Сибирцевъ сотни три,

Да орудiй до восьми;

Утромъ солнце чуть восходъ,

Выступать велѣлъ в походъ.

Припѣвъ.

Дружно мы вступили въ бой,

На завалах подъ урдой,

А назадъ когда пошли,

Андижанъ городъ зажгли.

Припѣвъ.

Этой пѣсенкѣ конецъ,

Скобелевъ нашъ молодецъ,

Предводитель всѣмъ войскамъ

И Сибирскимъ казакамъ.

Припѣвъ

:

~~~~~~~~~~

VIII

Въ зимнем походѣ 1876 года.

По возвращенiи отряда генерала Троцкаго изъ Андижана, генерал Кауфманъ выѣхалъ въ Ташкентъ, оставивъ въ Наманганѣ небольшой отрядъ войскъ подъ начальствомъ Скобелева, только что произведеннаго въ генералы. Въ составъ этог о отряда входили 1–я и

2–я сотни съ ракетнымъ дивизiономъ 1–го Сибирскаго полка. Сотни были поставлены въ городе Чустѣ, откуда ежедневно высылали разъѣзды по дорогамъ къ Намангану и Ходженту.

Въ началѣ ноября Автобачи и Пулатханъ опять заняли городъ Маргеланъ и начали призывать населенiе ханства къ продолженiю войны съ русскими. Коканъ опять заволновался.

Чтобы оградить Ходженскiй уѣздъ отъ вторичного вторженiя Коканскихъ партiй, было признано необходимым снова занять крѣпость Махрамъ, куда, съ согласiя хана, выступили изъ Ходжента двѣ роты, 4 –я сотня Машина и два орудiя.

Въ день занятiя крѣпости начальникъ отряда получилъ свѣдѣнiя о появленiи большой партiи кипчаковъ верстахъ въ 25 отъ Махрама. Онъ рѣшилъ немедленно выйти къ нимъ на встрѣчу и с этой цѣлью, подъ вечеръ, выступилъ съ одной ротой и сотней. И на этотъ разъ лихая сотя Машина, сформированная изъ казаковъ Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ, безъ выстрѣла бросилась въ шашки на бивакъ кипчаковъ, безпечно расположившихся у кишлака Канабадама. Въ несколько минутъ эта партiя, до 2000 человѣкъ, была разсѣяна, оставивъ на мѣстѣ 79 кипчаковъ убитых и раненых, три бунчука, 9 значковъ, 40 ружей, 3 фальконета, 117 лошадей и до 150 шашекъ, пикъ и батиковъ.

Одновременно съ этимъ коканцы атаковали отрядъ, оставленный въ городе Наманганѣ и выслали нѣсколько пѣшихъ и конныхъ партiй на сообщенiя этого города съ Ходжентомъ, гдѣ одна изъ нихъ захватила в плѣнъ 14 казаковъ 6–й сотни 1-го Сибирскаго полка, находившихся на развѣдкѣ.

Въ Наманганѣ Скобелевъ нанесъ коканцамъ сильное пораженiе и разрушилъ часть города, за участiе жителей въ возстанiи. Чтобы разсѣять шайки между Наманганомъ и Ходжентомъ, а также наказать жителей этой мѣстности за укрывательство коканскихъ партiй, изъ Ходжента были высланы двѣ роты, 5-я сотня 1-го Сибирскаго полка и два орудiя. Этотъ отрядъ въ нѣсколько дней обошелъ нагорные кишлаки праваго берега Сыръ-Дарьи и нанесъ коканцамъ пораженiе у кишлака Абаши, гдѣ они потеряли до 200 человѣкъ убитыми и ранеными, 1 бунчукъ, 1 значекъ, 120 ружей, 60 шашекъ и до 200 батиковъ и пикъ.

За эти дѣла съ коканцами командующий войсками наградилъ казаковъ 4–й, 5–й сотенъ и ракетного дивизiона 1–го Сибирскаго полка 24 знаками отличiя военнаго ордена.

Уничтоженiе бродячихъ шаекъ на правомъ берегу Сыръ-Дарьи еще не могло возстановить спокойствiе въ Коканском ханствѣ, гдѣ воинственные кипчаки и каракиргизы продолжали призывать осѣдлое населенiе на продолженiе священной войны с русскими. Чтобы уничтожить влiянiе этихъ кочевниковъ на сартовское населенiе ханства, Скобелеву было предложено перейти съ отрядомъ на лѣвый берегъ Сыръ-Дарьи.

Придавая большое значенiе самостоятельным дѣйствiямъ конницы въ предстоящей войнѣ и принимая во вниманiе неудовлетворительное вооруженiе казаковъ, которые имѣли старые драгунскiя семилинейные ружья, Скобелев оконилъ полуроту стрѣлковъ, вооруженныхъ бердянками, раздѣливъ ихъ на два эскадрона, по 60–ти стрѣлковъ и 20 –ти казаковъ въ каждомъ. Затѣмъ, снарядивъ отрядъ въ 9 ротъ, 2 эскадрона стрѣлковъ, 7 ½ казачьихъ сотенъ съ 8–ю ракетными станками и 12–ю орудiями, онъ выступилъ изъ Намангана въ первый день Рождества Христова и направился вверхъ по лѣвому берегу Сыръ-Дарьи. Во составѣ этого отряда находились 1–я, 2-я и 5–я сотни съ 4 –мя ракетными станками 1–го Сибирскаго полка.

Не смотря на большiе переходы въ гористой мѣстности по глубокому снѣгу, при посточнняхъ вѣтрахъ и частыхъ морозахъ, доходившихъ до 20° Р., войска, хорошо снабженныя теплой одеждой и продовольствiемъ, легко переносили зимнюю стужу. На бивакахъ онѣ размѣщались въ киргизскиъ юртахъ, которые возились въ обозѣ.

Этотъ отрядъ почти при ежедневныхъ стычкахъ съ кипчаками, одинъ мѣсяцъ обошелъ всю сѣверо-восточную часть ханства, гдѣ уничтожилъ много зимовокъ у возставшихъ киргизъ и затемъ вышелъ къ городу Андижану, который имъ былъ занятъ послѣ сильнаго артиллерiйскаго обстрѣла.

Здѣсь стало извѣстно, что Автобачи, во главѣ 15000 вооруженнаго народа, приближается къ Андижану. Чтобы не допустить его до города и тѣмъ избѣгнуть уличнаго боя, Скобелевъ выступилъ на встрѣчу Автобачи съ двумя ротами и всей конницей съ 4–мя орудiями Оренбургской батареи.

Верстахъ в 12–ти отъ города, со стороны города Асаке, показались передовые кипчаки. Скобелевъ пошелъ къ нимъ на встрѣчу, приказавъ пѣхотѣ идти за казаками скорѣе. Замѣтивъ это движенiе, кипчаки повернули назадъ, а казаки пустились за ними и такъ влетѣли въ предмѣстье города Асаке, откуда виднѣлись баррикады въ улицахъ. Эти сооруженiя были разрушены артиллерiей, а съ приходомъ пѣхоты,отрядъ занялъ и городъ Асаке.

Для дальнѣйшаго преслѣдования кипчаковъ, Скобелев повелъ казаковъ во взводныхъ колоннахъ, имѣя въ первой линiи двѣ Оренбургских и 1 ½ Семирѣченскихъ сотни съ двумя орудiями и во второй ― 1–ю и 5–ю Сибирскiя сотни съ ракетной батареей. Конные стрѣлки находились между сотнями второй линiи.

Верстахъ въ двухъ за Асаке изъ-за холмовъ выѣхала большая партiя кипчаковъ и начала, было, угрожать лѣвому флангу казаков, но заѣздъ двухъ сотенъ в первой линiи и

5–й Сибирской, заставили ихъ повернуть назадъ. Въ это же время, въ полуверстѣ от праваго фланга казаковъ, показалась пѣхотная колонна. Скобелевъ приказал ее атаковать. Оренбургская сотня, находившаяся ближе всѣхъ къ непрiятелю, с мѣста бросилась в шашки; за ней въ уступномъ порядкѣ, понеслись Семирѣченцы и 1 –я Сибирская сотня. Въ нѣсколько минутъ сарбазы были изрублены и только небольшая ихъ часть успѣла укрыться въ ближайшихъ садахъ. При видѣ такого страшного пораженiя своей пѣхоты, кипчаки въ разсыпную скрылись изъ виду. Эта атака стоила намъ всего десяти раненыхъ казаковъ.

Послѣ пораженiя подъ Асаку, Автобачи созналъ свое безсилiе продолжать войну, почему и вступилъ въ переговоры о ея прекращенiи; 24–го января Скобелевъ назначилъ ему свиданiе у кишлака Инду.

Въ этотъ день казаки съ конными стрѣлками и двумя орудiями Оренбургской батареи выступили изъ Андижана. Скробелевъ усилилъ свой конвой до 50–ти казаковъ, которые шли съ нимъ въ головѣ колонны. Не доходя одной версты до Инду, онъ остановилъ отрядъ и съ

5–ю офицерами выѣхалъ на 80 шаговъ впередъ. Скоро показался Автобачи съ блестящей свитой въ числѣ 26 человѣкъ. Послѣ взаимных привѣтствий Скобелевъ и Автобачи сошли съ лошадей, а конвойные казаки приблизились къ нимъ. Въ эту минуту руководитель возстанiя и его свита торжественно присягнули на подданство Россiи, а за ними изъявили покорность и 400 отборныхъ джигитовъ, находившихся въ кишлакѣ. Послѣ этого акта, отрядъ вернулся въ Андижанъ, гдѣ Скоболевъ обезоружилъ джигиитовъ, но оставил оружiе Автобачи и его свитѣ.

Примѣру автобачи послѣдовали и кипчаки, ― это многочисленное и воинственное племя, долго не признававшее надъ собой никакой власти. Сартовское населенiе, истощенное междуусобицей, настолько сочувственно высказалось за безусловную покорность побѣдителямъ, что снова признало своимъ ханомъ Насръ-Эддина, который в декабрѣ вынужденъ былъ переѣхать въ Ходжентъ, под защиту русскихъ. Только Пулатханъ съ каракиргизами оставался въ числе недовольныхъ. Этотъ фанатикъ, узнавъ о сдачѣ Автобачи, совершилъ рядъ злодѣйствъ:онъ зарѣзалъ трехъ братьевъ Автобачи, его сноху и всѣхъ русских плѣнныхъ, в томъ числѣ 14 казаковъ 6-й сотни 1–го Сибирскаго полка, захваченныхъ въ ноябрѣ между Наманганомъ и Ходжентомъ.

Вечеромъ 26–го января были получены свѣдѣнiя, что вся артиллерiя Пулатхана находится въ Маргеланѣ. Чтобы захватить ее, рано утромъ 27–го числа былъ высланъ отрядъ подъ начальствомъ Меллера-Закомельскаго, въ составѣ двухъ ротъ, эскадрона стрѣлковъ

1–й, 2–й и 5–й сотенъ съ четырьмя ракетными станками 1–го Сибирскаго полка, трехъ Оренбургскихъ сотенъ съ 2–мя ракетными станками, полусотни семирѣченцевъ и 4 –хъ орудiй Оренбургской батареи.

Этотъ отрядъ выступилъ двумя эшелонами; въ первомъ ― вся конница, а во второмъ пѣхота. Верстахъ въ 30–ти отъ Андижана Меллеръ узнал, что Пулатханъ съ 5000 конницы,

700 сарбазами, 5–ти орудiями и всѣмъ своимъ имуществомъ направился къ Учъ-Кургану, гдѣ и долженъ былъ оставаться въ эту ночь. По разспроснымъ свѣдѣнiям до Учъ-Кургана съ мѣста полученiя извѣстiя было отъ 40 до 50 верстъ, по хорошей арбяной дорогѣ.Зная превосходный духъ казаковъ и выработанную ими подвижность, Меллеръ рѣшилъ произвести на Пулатхана въ эту ночь нападанiе.

Мѣстность въ указанном направленiи представляла равнину, почему казаки двинулись перемѣнными аллюрами. Такъ они шли около 25–ти верстъ, но здѣсь начался отлогiй подъемъ въ гору, гдѣ артиллерiя стала замѣтно отставать. Далеко осталась назади и пѣхота. Чтобы не упустить ночного времени, благопрiятнаго для нападенiя, Меллеръ пошелъ впередъ съ конными стрѣлками, 1–й Сибирский, двумя Оренбургскими сотнями и полусотней семирѣченцевъ, съ 6–ю ракетными станками, оставивъ остальные сотни при артиллерiи, приказавъ имъ слѣдовать насколько возможно скорѣе.

Отсюда стали попадаться по сторонамъ дороги отдѣльныя сакли, мимо которыхъ, благодаря наступившей темнотѣ, казаки проходили незамѣченными. Здѣсь же явился лазутчикъ и сообщилъ, что Пулатханъ въ Учъ-Курганѣ и ничего не знаетъ о приближенiи казаковъ.

Не доходя двухъ верстъ до Учъ-Кургана, показалась конная партiя, противъ которой развернулась Оренбургская сотня и заѣхала таким образомъ, что киргизы были отброшены отъ кишлака.

Кишлакъ Учъ-Курганъ лежитъ въ глубокой лощинѣ горной рѣчки. Онъ состоитъ изъ нѣсколькихъ сотъ дворовъ и тянется узкою полосою на протяженiи двухъ верстъ. Въ южномъ конце его расположены урда, гдѣ, по слухамъ, и находился Пулатханъ.

Когда колонна подошла къ спуску въ лощину, откуда начинается кишлакъ, Меллеръ приказалъ атаковать его и съ этой цѣлью отдалъ слѣдующiя распоряженiя:

1) Спѣшенные стрѣлки и 1–я Сибирская сотня съ ракетнымъ станкомъ,подъ начальством генеральнаго штаба капитана Куропаткина, назначаются для овладѣнiя кишлака и урды;

2) 1–я Оренбургская сотня съ полусотней семирѣченцевъ заграждаютъ отступленiе непрiятеля по дорогѣ в Каратегенъ;

3 ) 2–я Оренбургская сотня съ 5–ю ракетными станками и коноводами спѣшенныхъ частей остаются съ начальникомъ отряда у спуска въ лощину.

Въ 10 часовъ вечера штурмовая колонна спустилась съ обрыва. Въ кишлакѣ было тихо, но это безмолвiе оставалось недолго; какъ только колонна вошла въ его улицу, послышался шумъ, началась бѣготня и раздались одиночные выстрѣлы. Не отвѣчая на нихъ, колонна продолжала наступать, но вслѣдствiе темноты и изгибовъ улицы, на нее стали натыкаться партiи пѣшихъ и конныхъ людей, по которымъ казаки и стрѣлки открыли огонь.

Одна изъ такихъ партiй два раза пыталась пробиться вдоль рѣчки, но каждый разъ попадала подъ залпы Другая партiя съ противуположнаго берега открыла учащенную стрѣльбу, но за темнотою ночи не причинила войскамъ потерь и они безостановочно наступали къ урдѣ, которая находилась по другую сторону рѣчки на высоком холмѣ. Перебѣжавъ длинный мостъ, перекинутый черезъ рѣчку, колонна опрокинула партiю каракиргизъ и на ихъ плечахъ ворвалась въ первый дворъ урды. Оставивъ здѣсь часть стрѣлковъ и казаковъ, Куропаткин съ остальными кинулся во второй дворъ урды; онъ въ числѣ первыхъ вскочилъ на завалъ и овладѣлъ батареей, защитники которой были переколоты у своихъ орудiй. Такъ в нѣсколько минутъ штурмовая колонна овладѣла урдой, но Пулатханъ успѣлъ скрыться.

По занятiи урды, всѣ части коннаго отряда прошли черезъ кишлакъ и расположились въ ней на ночь.

Трофеями этого набѣга и штурма были: 5 орудiй, 100 фальконетовъ, 2 бунчука Пулатхана, много ручного оружiя, пороха, снарядовъ, 20 барабановъ и все имущество Пулатхана на 189 верблюдахъ.

Наши потери, благодаря темнотѣ и быстротѣ дѣйствiй, состояли изъ 6–ти раненыхъ и

5–ти контуженныхъ въ колоннѣ Куропаткина. За штурмъ Учъ-Кургана 1–й Сибирской сотнѣ сотника Десятова пожаловано 14 знаковъ отличiя военнаго ордена, а капитану А.Н.Куропаткину орденъ св. Георгiя 4–й степени.

На другой день Меллеръ перешелъ въ Асаке, а 27–го числа жители Маргелана вывезли въ отрядъ 16 орудiй.

Набѣгомъ в Учъ-Курганъ закончились военныя дѣйствiя пятимѣсячной команiи въ Коканаком ханствѣ и оно присоединено къ Россiи съ перенаименованiемъ въ Ферганскую область [1].

Для приведенiя в исполненiя этого Высочайшаго повелѣнiя, изъ Ташкента выступилъ отрядъ подъ начальствомъ вр. командующаго войсками круга, генерала Колпаковскаго, въ составѣ котораго находились 3–я и 4–я сотни 1–го Сибирскаго полка.

По занятiи столицы ханства города Кокана, генералъ Колпаковскiй произвелъ смотръ войскамъ Наманганскаго отряда. Казаки представлялись отдѣльно отъ пѣхоты. Это не былъ парадъ мирнаго времени, когда части много выигрываютъ отъ щеголеватости мундирной одежды; напротивъ, в этомъ отношенiи казаки поражали глазъ заношенностью своихъ шинелей, папахъ; но за то здоровый видъ ихъ и непоколебимая рѣшимость на лицахъ показывали, что полугодовой перiодъ боевой жизни крѣпко закалили этихъ молодцовъ.

На смотръ вышло и выѣхало нѣсколько тысячъ коканцевъ изъ города и окрестныхъ кишлаковъ. Пока казаки на рыси и на наметѣ маневрировали, коканцы только удивлялись ихъ подвижности и стройности заѣздовъ, а когда Скобелевъ развернулъ первую линiю въ лаву и пустилъ ее съ гикомъ, огромныя толпы коканцевъ, находившiеся на флангахъ, кинулись бѣжать, хотя казаки и неслись в противоположную отъ нихъ сторону. Такъ предствилась эта мощная сила вр. командующему войсками.

Введенiе русскаго управленiя почти нигдѣ не встрѣтило сопротивленiя; только на южной границѣ киргизы не хотѣли признать русской власти; они, въ числѣ нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ, провозгласили своимъ ханомъ Диван-Худай-Кула, который стоялъ за продолженiе войны.

Противъ Дивана была выслана 1–я Сибирская сотня съ командой конныхъ стрѣлковъ и однимъ орудiемъ. Этот отрядъ быстро двинулся въ Алайскиiя горы и настигъ Дивану у Каракiя, гдѣ киргизы, въ числѣ 1000 человѣкъ, были разбиты, причемъ казаки преслѣдовали ихъ 1 ½ сутокъ и достигли того, что приверженцы Дивана были разсѣяны, а вмѣстѣ съ тѣмъ прекратились и волненiя между киргизами.

У Каракiя партiя Диваны потеряла до 100 убитыхъ и раненыхъ киргизъ, 3 бунчука, 2 фальконета, 50 ружей и нѣсколько десятковъ шашекъ, пикъ и батиковъ.

Дальнѣйшая служба казаковъ 1–го Сибирскаго полка въ Ферганской области прошла въ безпрерывныхъ поѣздкахъ по городамъ и кишлакамъ, где спѣшно вводилось русское управленiе подъ личнымъ наблюденiемъ Скобелева, ― перваго военнаго губернатора и командующаго войсками этой области. Только глубокою осенью 1876 года Сибирскiе казаки были возвращены въ Сыръ-Дарьинскую область, причемъ послѣдними прибыли къ штабу полка въ Ташкентъ 1–я и 2–я сотни.

Изъ этихъ двухъ сотенъ 155 казаковъ подлежали увольненiю на льготу. Прямо степью по рѣкѣ Сарысу на Улутавъ и Атбасаръ уже нельзя было идти по случаю наступившей зимы и потому казаковъ направили въ войско по тракту кружнымъ путемъ черезъ гг. Вѣрный, Семипалатинскъ и Омскъ. Они выступили изъ Ташкента въ половинѣ ноября, а прибыли въ Кокчетавъ въ первыхъ числахъ марта 1877 года. Не смотря на снѣжные метели и морозы по Сибири, казаки не потеряли ни одной лошади и оставили въ попутномъ лазаретѣ только одного казака за время этого четырехмѣсячнаго въ 3000 верстъ похода.

Такъ окончилась Коканская война, гдѣ за боевые подвиги казаки 1–го Сибирскаго полка получили 348 знаковъ отличiя военнаго ордена; много боевыхъ наградъ получили и офицеры полка. Кромѣ того всѣмъ участникам этой войны пожалованы свѣтло-бронзовыя медали на Георгiевско-Владимiровской лентѣ, съ надписью: „За покоренiе ханства Коканскаго въ 1875 ―1876 годахъ“.

За время Коканской войны потеря полка состояла изъ 85 убитыхъ и умершихъ отъ ранъ, 43 раненыхъ и 12 контуженныхъ казаковъ, въ том числѣ два раненыхъ офицера.5

Весь этот рядъ непрерывныхъ боевъ съ коканцами казаки Ермака Тимофеева полка вспоминаютъ въ слѣдующей пѣснѣ:

Слышно бьютъ тревогу,

Становись въ ряды,

Помоляся Богу

Въ поле выходи.

Слава русскому Царю,

Припѣвъ: Слава и казакамъ,

И двухглавому орлу

Ермаковским хватамъ.

Тихо катитъ волны

Старый другъ Дарья;

Сумракъ, ночи темны,―

Это не бѣда

.Припѣвъ.

Мѣшкать нам нѣтъ время,

Нужно штурмовать.

Басурмановъ племя

Намъ въ полонъ не брать.

Припѣвъ.

Они кожи драли,

Они жгли живыхъ;

На колья сажали,

Не жалѣй же ихъ.

Припѣвъ.

Въ плѣнъ живы имъ даться,

Боже сохрани,

Будутъ надругаться

Над тобой они.

Припѣвъ.

Смѣлымъ Богъ владѣетъ ―

Нечего робѣть;

Если одолѣютъ,

Лучше умереть.

Припѣвъ.

~~~~~~~~~~

IX

Въ Джамскомъ походѣ 1878 года.

Послѣ Коканской войны, сотни 1–го полка разошлись по городамъ:Ходжентъ, Чимкентъ, Аулiеата, Туркестанъ и только двѣ сотни со штабомъ полка остались въ Ташкентѣ.

Тогда же 1–й полкъ принялъ подполковникъ И.И.Порембскiй.

Началась, было, опять конвойная служба, но, благодаря перевооруженiю казаковъ винтовками Бердана и приготовленiямъ къ повой войнѣ, командующiй войсками возложилъ всѣ этапы на мѣстные войска. Кромѣ того, онъ сократилъ нарядъ вѣстовыхъ. Эта мѣра сдѣлала то, что по одному городу Ташкенту число ихъ уменьшилось съ 120 человѣкъ до 17 казаковъ и 1 урядника.

Въ это же время полкъ началъ подготовлять инструкторовъ для обученiя казаковъ обращенiю съ новыми винтовками. Это серьезное дѣло было поручено сотнику Нуджевскому и въ его распоряженiе было отправлено отъ каждой сотни по одному уряднику и 10 казаковъ. Онъ дал полку образцовыхъ учителей, благодаря которымъ казаки скоро освоились съ новмъ оружiемъ и на первыхъ же порахъ дали отличные результатуы по стрѣльбѣ.

В концѣ октября 1877 года всѣ сотни были собраны въ укрѣпленiи Ура-тюбе, куда перешелъ и штабъ полка. Здѣсь казакамъ были отведены полуразрушенныя казармы. Офицерскiе помѣщенiя были не лучше казачьихъ; они также два года стояли безъ оконъ и дверей, и теперь, когда начались осеннiе дожди, приходилось все это наскоро устраивать.

Въ это же время приказано было пройти первый курсъ стрѣльбы изъ берданокъ. Гористыя окрестности Ура-тюбе въ зимнее время часто покрываются такимъ непроницаемымъ холоднымъ туманомъ,что нѣтъ возможности различать предметы въ нѣсколькихъ шагахъ. Въ такiе дни нерѣдко сотни выѣзжали на стрѣльбу съ запасом дровъ и на линiи огня разводили костры, у которыхъ казаки обогрѣвали свои окоченѣлые руки, выжидая пока не разойдется туманъ.

Но все это полкъ поборолъ: курсъ стрѣльбы былъ пройденъ, помѣщенiя, насколько возможно, оборудованы и только въ санитарномъ отгошенiи казаки сильно пострадали. Не смотря на отличное питанiе людей, они заболѣвали упорными лихорадками, которыя съ февраля перешли въ тяжелыя формы тифа. Развитiю этихъ болѣзней много способствовали невылазная грязь на дворѣ и частые туманы съ рѣзкимъ холоднымъ вѣтромъ. Но больше всего подорвали здоровье людей казармы; всю зиму въ нихъ было душно и мрачно; всюду выступала подпочвенная вода изъ земляныхъ половъ, и въ то же время дождя протекало съ потолковъ плоскихъ камышевыхъ крышъ, залитыхъ глиной. Въ этой убiйственной обстановкѣ полкъ потерялъ нѣсколько казаковъ, которые послѣ малярiйной лихорадки не могли перенести сыпного тифа.

Въ мартѣ 1878 года стало извѣстно, что полкъ назначается въ походъ на югъ, въ глубь Афганистана. Когда все было готово къ выступленiю, въ составъ отряда назначили 1–ю, 2–ю, 5–ю и 6–ю сотни со штабомъ полка. Это было сдѣлано съ той цѣлью, чтобы выдѣлить всѣхъ больныхъ и не оправившихся отъ болѣзней казаковъ и замѣнить ихъ вполнѣ здоровыми изъ частей, остающихся отъ похода. Такъ было поступлено во многихъ частяхъ, назначенныхъ въ составъ отрядовъ.

Войска, назначенныя въ походъ, дѣлились на три отряда: Амударьинскiй, Ферганскiй и Главный.

Амударьинскiй отрядъ въ 6 ротъ, 2 сотни, 4 орудiя шелъ изъ Петроалександровска вверхъ по Аму- Дарьѣ до встрѣчи съ Главнымъ.

Ферганскiй ― въ 6 ротъ, 3 сотни, 6 орудiй и 4 ракетных станка слѣдовалъ из Маргелана черезъАлайскiя горы на городъ Гармъ и далѣе къ Ширъ-Абаду.

Въ составъ Главного отряда, формировавшагося въ Самаркандѣ подъ начальствомъ генерала Троцкаго, входили: 48 ротъ, 21 казачья сотня, 40 орудiй и 8 ракетных станковъ.

Движенiе въ Афганистанъ въ iюлѣ, въ самую жаркую пору года, вызвало особыя попеченiя о сохраненiи здоровья людей, на что и было обращено особенное вниманiе командующего войсками округа, генерала Кауфмана,― главного начальника всѣхъ отрядовъ.

Штабъ полка, 1–я, 5–я и 6–я сотни выступили изъ Ура-тюбе 21–го iюля и направились къ Самарканду черезъ селенiя Зааминъ, Нансангинъ и укрѣпленiе Ключевое; 2–я сотня еще въ маѣ была вызавна въ Ташкентъ и оттуда слѣдовала до Самарканда съ главной квартирой.

На стоянкѣ у Ключевого сотни встрѣтили 5–ю. Оренбургскую казачью батарею Топорнина, съ которой и должны были слѣдовать до Самарканда. На другой день, когда уже казаки готовы были къ выступленiю, къ ихъ фронту подъѣхалъ генералъ Кауфманъ и приказалъ эшелону слѣдовать за его экипажемъ. Съ мѣста на рысяхъ побѣжала почтовая тройка, а за ней казаки, имѣя между сотнями лихую батарею. Такъ они, съ одной небольшой остановкой въ историческомъ ущельѣ Тамерлана, шли рысью весь 20–ти верстный перегонъ и одновременно съ командующимъ войсками прибыли на станцiю.

Утромъ 3–го iюля полкъ въ составѣ четырехъ сотенъ выступилъ изъ Самарканда на урочище Дарганъ, а затѣм, пройдя Читъ-арыкъ, прибылъ въ Джамъ 6–го iюля.

Дальнѣйшее движенiе войскъ къ Ширъ-Абаду было разсчитано по эшелонно, но 17–го iюля послѣдовало распоряженiе о расформированiи отрядовъ.

Какъ ни кратковременно было пребыванiе войскъ на границѣ Бухары, но оно оставило по себѣ самое тяжелое воспоминанiе. Небольшое селенiе Джамъ, давно оставленное жителями и, какъ говоритъ преданiе, когда-то служившее мѣстом ссылки бухарскихъ преступниковъ, расположено на юго-восточномъ склонѣ небольшихъ возвышенностей подъ названiем Чунакъ-ата. Во время остановки здѣсь отряда, оно состояло изъ нѣсколькихъ полуразрушенныхъ строенiй и одного въ двѣ―три сакли постоялаго двора, построеннаго на берегу мелководной рѣчки, которая, благодаря слабому теченiю и глинистымъ берегамъ, имѣетъ постоянно мутную воду. Окружающая мѣстность, лишенная растительности, представляетъ ряды невысокихъ холмовъ, покрытыхъ множествомъ могилъ; эти грустные памятники свидѣтельствовали о бывшей когда-то огромной смертности.

На другой день стоянки отряда, рыхлая земля, всюду изрытая норами сусликовъ, превратилась въ толстый слой микроскопической пыли, которая при постоянномъ движенiи людей и животныхъ, начала подниматься огромными клубами вверхъ и такъ оставалась надъ лагеремъ.

Здѣсь же настоящее царство фалангъ и скорпiоновъ, котрые безцеремонно ползали въ палаткахъ, залѣзали на подушки, въ тарелки, чемоданы, а иногда и на людей.. Какъ ни старались уничтожить этихъ гадовъ, но все было напрасно: вмѣсто убитыхъ появились новые и въ такомъ же огромномъ числѣ. Замѣчательно, что скорпiоны и фаланги почти не трогали людей. При той массѣ ихъ, которая ежеминутно выползала ночью на огни, за время стоянки въ Джамѣ, въ полку было только два случая укуса и то, вѣроятно, потому, что казаки во снѣ старались ихъ сбросить.

Стоянка на такой рыхлой почвѣ, въ жгучую 45° жару и при отсутствiи порядочной воды, не могла не влiять на здоровье людей, хотя всѣ рекомендовання врачами правила исполнялись войсками чрезвычайно строго. Страшная духота въ воздухѣ доводила всѣхъ до изнеможенiя и потери силъ. Люди лишились аппетита; они только ѣли по нѣскольку ложекъ супа, а мясо зарывали въ землю. Зато чайники съ чаемъ не выносились изъ палатокъ офицеровъ по цѣлымъ днямъ; казаки, конечно, не могли такъ часто пользоваться этимъ драгоцѣннымъ въ степи напиткомъ, а потому, чтобы хотя на нѣкоторое время утолить жажду, начали пить сырую воду изъ мутной рѣчки.

Много лишенiй испытывали войска въ хивинскихъ степяхъ,но, кажется, и тамъ было не легче. Въ Кызылкумахъ жаркiе, душные дни почти всегда смѣнялись прохладными ночами; здѣсь же ни днемъ, ни ночью люди не знали покоя. Окружающiя высоты, накаляясь отъ солнца, удерживали теплоту на всю ночь и обдавали людей горячимъ воздухомъ, какъ изъ раскаленной печи. Истомленные за день мучительной жаждой, люди всю ночь продолжали обливаться потомъ и только подъ утро забывались тревожнымъ сномъ, но и то ненадолго,― первые лучи солнца всѣхъ подымали. Пробовали купаться, но и это не помогало; мутная и теплая вода ручейка скорѣе разслабляла, чѣмъ укрѣпляла человѣка.

Все это не замедлило отразиться на здоровьѣ людей: во всѣхъ частяхъ появились больные лихорадкой и дизентерiей. Эти страшныя болѣзни въ степи сдѣлали невозможнымъ дальнѣйшее пребываннiе войскъ въ Джамѣ, почему головной эшелонъ 10–го iюля былъ переведенъ на 12 верстъ назадъ. Урочище Анджерли, гдѣ остановился головной эшелонъ, было обильнѣе водой, и, кромѣ того, вблизи лагеря находились прекрасные ключи. Войска стали на твердо-песчаномъ грунтѣ, хотя и у подошвы тѣхъже высотъ, но в этомъ мѣстѣ онѣ были покрыты небольшой растительностью, которая умѣряя дневной жаръ, вмѣстѣ съ тѣмъ уничтожала и ночную духоту.

Утромъ 13–го iюля генералъ Кауфманъ посѣтилъ войска на Анджерли; онъ осмотрѣлъ весь лагерь, вездѣ въ частяхъ пробовалъ пищу и нашелъ ее превосходной, но обратил вниманiе на санитарное состоянiе войскъ,стоявшихъ въ Джамѣ; оно было весьма серьезно. Въ этотъ день въ полку было при околодкѣ 84 человѣка и 6 казаковъ въ походномъ лазаретѣ,―всѣ съ желудочными заболѣванiями.

Чтобы ослабить болѣзни, было вмѣнено въ особую обязанность дежурнымъ въ частяхъ строго слѣдить, чтобы нижнiе чины не купались сейчасъ же послѣ ученiй или разныхъ нарядовъ со службы; чтобы жажда утолялась преимущественно чаемъ или отварной водой, въ особенности послѣ горячей мясной пищи; свѣжую ключевую воду разрѣшалось пить только въ крайней необходимости; всѣмъ же неоправившемся отъ болѣзней безусловно воспрещалось пить сырую воду и купаться.

Отрядный базаръ находился подъ самымъ строгимъ контролемъ, для чего ежедневно назначались особые офицеры, на обязанности которыхъ лежало совсѣмъ не допускать продажи фруктовъ, привозимыхъ туземцами въ лагерь; они же слѣдили за чистотой бивака и въ особенности отхожихъ ямъ, которыя ежедневно засыпались и вырывались новыя. Но и эти мѣры не помогли: лагерь с каждымъ днемъ все болѣе и болѣе загрязнялся. Многiе нижнiе чины и даже офицеры, страдая дизентерiей, не всегда въ состоянiи были добѣгать до указанныхъ мѣстъ, а садились на полпути. Трудно представить, какiя послѣдствiя имѣла бы злополучная стоянка въ Джамѣ, если бы войска не были направлены обратно. За 10 дней пребыванiя на границѣ Бухары, изъ 650 отборныхъ, вполнѣ здоровыхъ казаковъ, полк оставилъ въ походномъ лазаретѣ 46 человѣкъ, имѣя 70 слабыхъ при сотняхъ и всѣхъ офицеровъ больными дизентерiей. Не в лучшихъ условiяхъ возвращались и остальныя части передового отряда.

Въ полдень 24–го iюля полкъ прибылъ въ Самаркандъ и сталъ бивакомъ на Чупанатинскихъ высотахъ, верстахъ въ трехъ отъ города и почтовой дороги на Ташкентъ.

В это время Зарявшанъ былъ въ сильномъ разливѣ; онъ вышелъ изъ береговъ и совершенно уничтожилъ переправу на почтовом трактѣ.

На свѣту 26–го числа обозы направились къ броду, отысканному джигитами въ нѣсколькихъ верстахъ отъ почтовой дороги. Полковой обозъ, состоявшiй изъ больших туземныхъ арбъ, при помощи казаковъ переправился благополучно; настала очередь сотенъ; онѣ въ колоннѣ по три шли за проводникомъ, который измѣряя глубину дна шестомъ, все время дѣлалъ крутые повороты то вверхъ, то внизъ по теченiю рѣки. Было 9 часов утра; вода все прибывала и начала уже бить подъ потники; сотни медленно шли одна за другой, стараясь не разорваться и не потерять направленiя. Онѣ уже были на половинѣ рѣки, какъ на одномъ крутомъ поворотѣ снизу вверхъ головная сотня всплыла и въ ней вырвало изъ строя двухъ казаковъ. Въ этомъ мѣстѣ, всего на разстоянiи 8―1 0 шагов, Зарявшанъ страшно бушевалъ; он шелъ такой могучей волной, которая еще издали рельефно выдѣлялась въ общей массѣ воды. Казаки,вырванные изъ строя, вертѣлись какъ щепки, вмѣстѣ съ лошадьми и ихъ быстро уносило внизъ по теченiю. По счастью, одному удалось освободиться отъ коня и онъ удержался на мели, а другого такъ и унесло вмѣстѣ съ лошадью [1].

Перейдя обратно ущелье Тамерлана, казаки невольно перенеслись мысленно къ долинѣ Ферганы, которая такъ близко была отсюда. Тамъ два года тому назадъ ихъ братья, одностаничники и друзья, стяжали въ бояхъ громкую славу и возвращались обратно не въ арбахъ съ красным крестомъ, какъ многимъ пришлось послѣ Джама, а съ побѣдными пѣснями въ строю на коняхъ и с крестомъ на груди.

Вотъ еще одна изъ Кавказскихъ пѣсенъ, передѣланная казаками на память о Коканской войнѣ:

Полночь наступаетъ,

Луна горитъ свѣтло;

Отрядъ нашъ выступаетъ

Съ бивака своего.

Здѣсь горныя вершины

Привѣвъ: Видны со всѣхъ концовъ;

Ферганскiя долины

Кладбище удальцовъ.

Идти намъ недалеко

Отъ города къ горам,

Тѣ горы―то высоко

Оказываютъ намъ.

Припѣвъ.

Но гор мы не страшимся,

Ихъ скоро перейдемъ;

Кипчаковъ не боимся,

Послѣдки ихъ добьемъ.

Припѣвъ.

И вотъ всѣ тѣ поляны

Гдѣ кровь лилась рѣкой,

Гдѣ крѣпко басурманы

Дрались за край родной.

Припѣвъ.

Мы долго не забудемъ,

Коканскую войну

И дѣтям пѣть мы будемъ,

Какъ брали Фергану.

Припѣвъ.

За труды и лишенiя, перенесенные войсками за время стоянки на Бухарской границѣ, Высочайше повелено этотъ походъ, подъ названiемъ «Джамского» считать за военный.

Изъ Джузака 5–я и 6–я сотни были направлены в Ура-Тюбе и Ходжентъ, а штабъ полка съ 1–й и 2–й сотнями въ Ташкентъ. Тогда же изъ Ура-Тюбе переведены 3 –я сотня въ Чимкентъ и 4 –я въ Аулiеата.

~~~~~~~~~~

X

Въ Кульджинскомъ походѣ 1880 года.

Послѣ Джамского похода служба казаковъ 1–го полка состояла, главнымъ образомъ, въ конвоированiи трпографовъ, тогда дѣятельно производившихъ работы въ нагорныхъ раiонахъ Туркменскаго края. Изъ числа такихъ командировокъ, часто сопряженныхъ съ большими лишенiями, была поѣздка семи казаковъ съ полковникомъ Матвѣевымъ въ нагорную часть Каферистана. По свидѣтельству Матвѣева, казаки много способствовали достиженiю успѣшныхъ результатовъ экспедицiи [1].

Въ 1879 году Порембскiй былъ пермѣщенъ на должность командира 3 –го Сибирскаго полка въ Зайсанъ, а 1–й полкъ принялъ подполковникъ П.М.Халдѣевъ.

Халдѣевъ прибылъ в Ташкентъ въ январѣ 1880 года, когда всѣ сотни, собранныя къ штабу полка , снова готовились к походу. На этотъ разъ полкъ снаряжался въ Кульджу. Это передвиженiе было вызвано осложненiями съ Китаемъ по поводу обратной передачи Кульджинского края, занятого нами въ 1871 году.

Тогда изъ Ташкента выступили въ Семирѣченскую область: рота саперъ, Туркестанская бригада стрѣлковъ, рота линейцевъ, 1–й Сибирскiй полкъ и 5-я Оренбургская казачья батарея. Всѣ эти войска двигались эшелонами, причемъ сотни 1–го полка составляли три эшелона: № 5–й―1-я и 2–я, № 7–й―4–я и 5–я со штабомъ полка и № 8–й―3 –я и 6 –я.

Седьмой эшелонъ прибылъ въ Кульджу 4–го iюня, но уде не засталъ пятого, сотни котораго, въ день своего прихода, 2–го iюня, выступили на передовую линiю. Восьмой эшелонъ съ Пишпека былъ направленъ въ Караколъ, куда и прибылъ 25–го мая. Здѣсь сотни встрѣтилъ 4–й стрѣлковый баталiонъ съ музыкой и угостилъ казаковъ обѣдомъ. Такая же встрѣча была и у седьмого эшелона съ 2–м стрѣлковым баталiономъ, когда эти части сошлись въ укрѣпленiи Мерке. Подобныя товарищескiя отношенiя Туркестанскихъ войскъ начались съ первыхъ дней завоеванiй въ Средней Азiи. Эти дорогiя традицiи особенно поддерживались между бригадой стрѣлковъ, 5–й Оренбургской казачьей батареей и 1–ым Сибирскимъ полкомъ, которыхъ боевая служба и совмѣстная стоянка въ мирное время, связали въ одну дружную семью и въ этихъ частяхъ не было другихъ названiй, как «наши стрѣлки», «наша батарея», «нашъ полкъ».

Когда в половинѣ апрѣля войска выступили изъ Ташкента, во многихъ мѣстахъ, по логамъ, лежалъ еще снѣгъ. Нужно замѣтить, что въ этомъ году, благодаря многоснѣжной зимѣ и сильнымъ морозамъ, туземцы потеряли много скота отъ безкормицы. Эти послѣдствiя суровой зимы не могли не влiять и на продвиженiя войскъ, но тѣмъ не менѣе полкъ, хорошо обставленный матерiально и снабженный деньгами на всякiя случайности въ пути, шелъ безостановочно по двѣ станцiи въ день, дѣлая дневки только у попутныхъ магазиновъ, гдѣ можно было взять запасы фуража и провiанта.

Разстоянiе 1340 верстъ отъ Ташкента до Кульджи было пройдено въ 47 дней при десяти дневках. И въ этомъ походѣ, какъ всегда у генерала Кауфмана, довольствiе людей было обставлено прекрасно; казаки получали добавочный полуфунтъ мяса и чай съ сахаромъ два раза въ день. Ихъ пища все время разнообразилась: щи приготовлялись изъ сушеной капусты или прессованной зелени, а съ границы Семирѣченской области―и изъ листьевъ молодого барбариса или щавеля. Каша рисовая, просенная или ячменная варились со свѣжимъ саломъ ежедневно, а щи чередовались съ супом и лапшей.

За время похода генералъ Кауфманъ два раза осмотрѣлъ полк: „Во время моей поѣздки в Семирѣченскую и Ферганскую области“,―объявлялось въ его приказахъ по войскамъ Туркестанского округа,―„я имѣлъ случай осмотрѣть части войскъ, входяшiя въ составъ расположенныхъ тамъ отрядовъ; будучи каждый разъ доволенъ состоянiем всѣхъ осмотрѣнныхъ мною войскъ, мое внимание, однако, какъ въ Кульджинском раiонѣ, такъ и на Алаѣ привлекалось прекраснымъ, во всѣхъ отношенiяхъ, состоянiемъ тѣхъ частей, которыя поступили въ состав отрядовъ изъ Сыръ-Дарьинской области; Туркестанская стрѣлковая бригада, 3–й Западно-Сибирскiй баталiонъ, 1–й полкъ Сибирскаго казачьяго войска и 5–я Оренбургская казачья батарея, по молодцеватому, здоровому виду солдатъ и казаковъ, по своему отличному строевому образованiю выдѣлялись изъ числа линейныхъ и и казачьихъ войскъ, входящихъ въ составъ Кульджинскаго и Ферганскаго отрядовъ“.

Въ этомъ походѣ, въ составѣ полка находилось много кавалеровъ урядниковъ и казаковъ, имѣвшихъ знаки отличiя военнаго ордена за боевые подвиги, оказанные ими въ Коканской войнѣ 1 875― 1 876 годовъ.

Кульджинскiй отрядъ, подъ начальствомъ генерала Колпаковскаго, состоялъ изъ 30-ти ротъ, 20–ти казачьихъ сотенъ, 24–хъ орудiй, одной мортирной и одной ракетной батарей.

Для наблюденiя за горными проходами въ сѣверной части Кульджинскаго раiона было выставлено нѣсколько отрядовъ, которые находились въ вѣдѣнiи полковника Куропаткина по званiю начальника авангарда.

Вначалѣ передовые отряды были расположены въ Талкинскомъ ущельѣ и на урочищѣ Ачалъ, которое прикрываетъ Цитартинскiй перевалъ. Съ приходомъ войскъ изъ Ташкента, Талкинскiй отрядъ былъ усиленъ баталiономъ стрѣлковъ съ двумя орудiями и Ачальскiй ― линейнымъ баталiономъ съ двумя горными орудiями и 4–й сотней 1–го Сибирскаго полка. Для связи этихъ отрядовъ были поставлены на урочищѣ Турасу 1–я, 2–я и 5–я сотни со штабомъ 1–го полка.

Направляя войска на передовую линiю, Куропаткинъ и самъ выѣхалъ туда, чтобы на мѣстѣ указать постановку постовъ. Прибывъ на Тарусу, онъ приказалъ выслать офицерскiй разъездъ черезъ горы Борохоро въ долину рѣки Кызымчикъ, гдѣ и ожидать его со стороны Ачала.

На свѣту 19–го iюня разъездъ изъ пяти офицеровъ и 25 казаков выступилъ изъ Турасу и, переваливъ горы Борохоро, остановился въ долинѣ рѣки Кызымчикъ, въ 40 верстахъ отъ штаба полка. Въ тотъ же день поздно вечеромъ, къ турасуйскому разъѣзду подъѣхалъ начальникъ авангарда съ полусотней 4–й сотни. На другой день, осмотрѣвъ окрестности въ направленiи Императорской дороги и указавъ мѣсто для расположенiя турасуйскаго передового поста, онъ вернулся на бивакъ Турасуйскаго отряда, откуда 21 –го числа выступилъ со 2–й сотней на перевалъ Кертасъ. Здѣсь онъ оставилъ сотню,а самъ, верховьями рѣки Кызымчикъ, проѣхалъ въ Талкинскiй отрядъ, гдѣ его застало распоряженiе, чтобы наши отряды и разъѣзды не переходили границы и тѣмъ не вызывали столкновенiя съ китайцами. Но это распоряженiе запоздало; казачьи посты уже стояли на китайской сторонѣ.

Съ разстановкою передовыхъ постовъ явилась необходимость расчистить пути, по которымъ двигались разъѣзды. Эти работы были исполнены казаками; они расширили тропинки, какъ въ камышевыхъ и кустарныхъ заросляхъ долины рѣки Кызымчикъ, такъ и на перевалахъ Борохоро, черезъ который пролегали вьючныя дороги къ отрядамъ.

В это же время стали ходить слухи о воинственномъ настроенiи китайцевъ. Хотя эти свѣдѣния и не отличались положительностью, но пренебрегать ими было нельзя уже по одному тому, что дѣйствительное положенiе дѣлъ у китайцевъ намъ не было извѣстно. Мы почти не знали и мѣстности пограничной полосы. На это обстоятельство обратилъ особенное вниманiе начальникъ авангарда; онъ по всѣмъ направленiямъ разослалъ офицеровъ для производства маршрутныхъ съемокъ и описанiя дорогъ, которыя пролегали черезъ горы Борохоро.

Въ концѣ iюня въ долинѣ Кызымчикъ показались китайскiе разъѣзды, высылавшiеся съ озера Эбинора, обильного порослями камыша, гдѣ, для корма лошадей, остановилось нѣсколько кавалерiйскихъ лянзъ, прибывшихъ изъ городов Шихо, Урумчи и Манаса.

Появленiе китайской кавалерiи въ сосѣдствѣ съ нашими передовыми постами, вызвало усиленiе ихъ, и съ этой цѣлью 2–я сотня была переведена въ верховья рѣки Кызымчикъ, а

4-я поставлена на урочищѣ Уланъ-булакъ, почти противъ озера Эбинора и въ 23–хъ верстахъ отъ передового Турасуйскаго поста, который былъ также усиленъ до полусотни казаковъ.

Такъ войска Кульджинскаго отряда оставались на передовой линiи до октября, а въ половинѣ этого мѣсяца они стали выступать на зимнiя квартиры. Въ это же время прибыли изъ Каракола въ Кульджу 3–я и 6–я сотни.

Для обезпеченiя Кульджинскаго раiона на случай вторженiя китайцевъ зимой, были оставлены передовые отряды:

а) Въ Талкинскомъ ущельѣ рота и полусотня 2–й сотни 1–го полка.

б) На Ачале―рота съ 5-й сотней 1–го полка и взводомъ горныхъ орудiй и

в) В селенiи Ямату―рота съ 3–й сотней 1–го полка.

Каждый изъ этихъ отрядовъ, въ свою очередь, выставилъ казачьи передовые посты у озера Сайрамнора, на Уланъ-булакѣ и на рѣкѣ Кашъ.

Ближайшими резервами этихъ отрядовъ служили: двѣ роты съ дивизiономъ пѣшихъ орудiй и полусотней 2–й сотни въ Суйдунѣ и рота со взводомъ конныхъ орудiй и 1–й сотней въ селенiи Восточный Мазаръ.

Общий резервъ изъ 10–ти ротъ, 4–хъ орудiй Оренбургской батареи и 4–й и 5–й сотенъ со штабомъ 1–го полка находились въ Кульджѣ.

На передовые отряды возлагалось уничтожать разбойничьи шайки; не пропускать контробанды; наблюдать, чтобы не было тайныхъ сношенiй между китайцами и калмыками, сибо и солонами, населяющими Кульджинскiй край; собирать свѣдѣнiя о настроенiи, какъ этихъ послѣднихъ, такъ и китайцевъ.

Всѣ передовые отряды и посты были размѣщены: Мазарскiй и Талкинскiй въ киргизскихъ юртахъ съ двойнымъ рядомъ кошемъ; Яматинскiй въ юртахъ и землянкахъ; Ачальскiй и Уланбулакскiй въ плетневыхъ баракахъ и Кызымчикскiй въ бревенчатой избѣ.

Во всѣхъ баракахъ, юртахъ и землянкахъ были устроены нары и поставлены желѣзныя печи, которыя казаки обложили сырцевымъ кирпичемъ и обмазали глиной. Такiе печи довольно хорошо сохраняли теплоту. На случай зимняго похода казаки завели себѣ ватные халаты, надѣванмые подъ шинель, и большiе сапоги съ валеными изъ шерсти чулками.

Служба казаковъ, особенно Талкинскаго и Ачальскаго отрядовъ, на которыхъ лежало наблюденiе за Императорской дорогой и долиной рѣки Кызымчикъ, требовала большой бдительности; они, поддерживая дружескiе отношенiя съ китайцами, которые все чаще и чаще стали посѣщать наши передовые отряды, должны были еще слѣдить и за шайками барантачей изъ дунганъ, появившихся на передовой линiи и даже въ тылу отрядовъ для грабежа проходившихъ каравановъ. Нѣсколько набѣговъ и особенно набѣгъ хорунжаго Самсонова, разсѣяли шайки дунганъ и они очистили пути, на которыхъ стояли отряды.

Не мало лишенiй пришлось казакамъ испытать и отъ многоснежной зимы этого года. Глубокiе снѣга иногда совершенно прекращали сообщенiе между отрядами; такъ, въ декабрѣ уѣздная администрацiя распорядилась киргизскими табунами проложить дорогу по Цитартинскому ущелью, страшно заваленному снѣгомъ. Но и послѣ того, перевалъ этотъ представлялъ много затрудненiй для движенiя даже мелкихъ разъѣздовъ.

Служба двухъ сотенъ в Кульдже состояла въ томъ, что онѣ поддерживали сообщенiя съ передовыми отрядами и конвоировали чиновъ администрацiи во время объѣзда участка. Но независимо отъ величины служебнаго наряда, казаки Кульджинскихъ сотенъ, въ полномъ наличномъ составѣ и вместѣ съ Оренбургской батареей, еженедѣльно, не смотря ни на какую погоду, выѣзжали на проѣздки в направленiи передовыхъ отрядовъ. Вначалѣ эти проѣздки не превышали 20 , а къ веснѣ 1881 года онѣ дошли до 50-ти верстъ. Тогда же часто устраивались офицерскiя скачки на разстоянiи 15―20 верстъ и завершались 80–верстным пробѣгомъ.

Въ томъ же 1881 году Ермака Тимофеева полкъ разстался съ 5–й Оренбургской казачьей батареей; она была направлена обратно въ Ташкентъ, а полкъ остался въ Кульджѣ. На проводахъ было спѣто нѣсколько общихъ пѣсенъ о совмѣстныхъ боевыхъ дѣлахъ полка и батареи въ Коканскомъ походѣ и въ томъ числѣ:

Вспомнимъ, братцы, про былое,

Какъ мы въ оны времена,

Крѣпко бились, брали съ бою

У коканцев знамена.

Гремитъ слава трубой,

Припѣвъ: Мы дралися за Дарьей;

По холмамъ твоимъ Чиназъ,

Разнеслась слава про насъ.

Мы летали соколами

Вдоль коканскихъ кишлаковъ,

Гдѣ всегда побѣды съ нами

Были славой казаковъ.

Припѣвъ.

Какъ у крѣпости Махрама,

Абдрахманъ, было, собралъ,

Много тысячъ басурмана,

Но и тутъ не устоялъ.

Припѣвъ.

Онъ сзывалъ ихъ поголовно,

Старыхъ, малыхъ―всѣхъ съ собой

И поставилъ ихъ такъ славно,

Будто-бы какъна убой.

Припѣвъ.

Скоро пушки загремѣли,

По полямъ разнесся дымъ…

Вдругъ кипчаки заревѣли:

„Русскимъ жару зададимъ“.

Припѣвъ.

Нашъ полковникъ улыбнулся,

И казакамъ лишь мигнулъ…

Тутъ коканецъ взадъ рванулся

И бекъ тоже повернулъ.

Припѣвъ

Онъ съ досады чуть не плачетъ,

Не успѣлъ вскричать „алла“,

Какъ народъ его ужъ скачетъ

Вдоль Махрамскаго села.

Припѣвъ

За этой пѣсней былъ спѣтъ традицiонный прощальный полковой припѣвокъ:

Расхожая, разъѣзжая,

Кому спать, ночевать,

Тотъ стелись да ложись,

Кому ѣхать домой,―

Тотъ сѣдлай, да ступай.

И «наша» батарея тронулась въ далекiй путь, напутствуемая благопожеланiями друзей и товарищей.

За время Кульджинскаго похода было нѣсколько выдныхъ командировокъ казаков 1 –го полка. Такъ взводъ съ консуломъ Шишмаревымъ ходилъ въ Шихо. Эта поѣздка не была сопряжена съ особыми лишенiями для конвоя: китайцы вездѣ выставляли продовольствiе и отводили квартиры казакамъ, но она обращаетъ на себя вниманiе большими и продолжительными переходами въ зимнее время. Выступивъ съ Турасу вначалѣ октября, взводъ подъ командой сотника Панкова*) вернулся въ Кульджу 5 –го декабря. За эту командировку казаки побывали въ городахъ Шихо, Джинхо, Такiазни, въ Бараталинской долинѣ и въ Чегучакѣ. Всего было пройдено болѣе 1500 верстъ.

Одновременно съ этимъ 10 казаковъ съ урядникомъ находились въ конвоѣ капитана Петрова, командированнаго изъ Кульджи въ Кашгаръ. Петровъ выѣхалъ въ концѣ ноября, когда вообще всѣ перевалы черезъ Тяньшаньскиiй хребетъ чрезвычайно затруднительны даже для одиночныхъ всадниковъ. Онъ направился Музартскимъ переваломъ. Этотъ путь со стороны долины рѣки Текеса начинается отлогимъ подъемомъ. Съ седьмой версты дорога втягивается въ узкое ущелье, гдѣ мѣстами приходится спѣшиваться и вести лошадей въ поводу по узкимъ первобытнымъ мостикамъ, перекинутымъ черезъ бурныя потоки. На 20–й верстѣ ущелье расширяется и вмѣстѣ съ тѣмъ открывается величественный видъ на снѣжныя вершины Поднебесныхъ горъ. Отъ этого мѣста до рѣки Арчалы всѣ скаты горъ покрыты вѣковымъ еловымъ лѣсомъ.

На 50–й верстѣ перевалъ достигаетъ 12000 футовъ и здѣсь же начинается лощина вѣчнаго льда, изрытая глубокими трещинами. Эта ледяная площадь тянется около 8–ми верстъ и оканчивается крутымъ, въ видѣ обрыва, спускомъ въ долину Кашгара, гдѣ зимой не только вещи, но и животныхъ приходится спускать на веревкахъ.

Два дня Петровъ шелъ отъ подошвы горъ до подъема, причемъ на втором переходѣ его застигла снѣжная мятель. На другой день, поднимаясь на перевалъ, казаки все время работали киркой, вырубая ступени въ ледяной корѣ, безъ чего и хорошо подкованныя лошади не могли взбираться на подъемъ. Съ той и другой стороны этой узкой ледяной дороги шли отвѣсныя пропасти и обойти ихъ не было возможности.

Но еще большихъ усилiй потребовалъ спускъ въ долину Кашгара. Первымъ скатился капитанъ Петровъ; онъ сѣлъ на воловью кожу, привязанную къ длиннымъ веревкамъ, за которыя ухватились казаки. „И смѣшно и страшно было смотрѣть, как нашъ капитанъ покатился“,―говоритъ участникъ этой поѣздки, урядникъ Степанов.

За Петровымъ спустили всѣ вещи; когда же очередь дошла до лошадей и ихъ подвели къ спуску, то несчастныя животныя начали трястись какъ в лихорадкѣ. Лошадей также привязывали къ веревкамъ и осторожно сталкивали съ обледенѣлой покатости. Хотя этотъ прiемъ и увѣнчался успѣхомъ, казаки не потеряли ни одной лошади, но за то и не было такой, которая бы не оцарапала себѣ головы, ногъ, боковъ.

У подошвы спуска казаковъ застигла темная морозная ночь съ сильным вѣтромъ. Ни дровъ, ни сѣна не было. Казаки имѣли при себѣ сухари и по куску жареной баранины. Лошадямъ была выдана увеличенная дача ячменя; но и првычныя ко всякимъ невзгодамъ лошади казаковъ, отъ страшной стужи объели другъ другу хвосты.

На четвертый день Петровъ добрался до Кашгарскаго пикета, расположеннаго у подошвы Тяньшаня, причемъ на послѣднемъ переходѣ сорвались съ карниза двѣ вьючныхъ лошади и вмѣстѣ съ вьюками погибли в расщелинѣ.

Изъ Кашгара Петровъ вернулся Бедельскимъ переваломъ на Караколъ, откуда и отпустилъ казаковъ, которые прибыли въ Кульджу наканунѣ новаго года.

Въ концѣ 1880 года одному уряднику и 12 казакамъ съ командиромъ 2–й сотни Нуджевским выпало неожиданное счастье еще разъ принять участье въ бояхъ подъ начальствомъ незабвенного М. Д. Скобелева. Они составляли личный конвой полковника

*) Въ чинѣ полковника убитъ въ Русско-Японской войнѣ 1904 г.

Куропаткина, вызваннаго изъ Кульджи на Аму-Дарью въ городъ Петроалександровскъ, где былъ сформированъ небольшой отрядъ подъ его командой и высланъ въ Ахалтеке къ Скобелеву. Здѣсь казаки участвовали во всѣхъ бояхъ съ текинскими и мервскими туркменами при обложенiи и штурмѣ крѣпости Геокъ-тепе, гдѣ Нуждевскiй былъ раненъ пулею въ грудь на вылетъ.

За боевые подвиги 3 казака получили знаки отличiя военнаго ордена, одинъ произведенъ въ урядники и всѣ удостоены серебряной медали, установленной за этотъ походъ[2 ].

~~~~~~~~~~

XI

Въ оккупацiонномъ отрядѣ.

Въ мартѣ 1881 года состоялся договоръ съ Китаемъ, по которому Россiя передавала китайцамъ Кульджинскiй край, но жителямъ его, таранчамъ, дунганамъ и киргизамъ, предоставлялось право выселиться въ Семирѣченскую область.

Для приведенiя въ исполненiе этого договора, въ апрѣлѣ и маѣ прибыли въ Кульджу комиссаръ русскаго правительства, генералъ Фриде и уполномоченный китайскаго, сановникъ Шенъ, съ 2000 отрядомъ. Годъ спустя въ Кульджинскiй край вступилъ Илiйскiй Дзинь-Дзянь-Даюнь съ отрядомъ въ 12000 пѣшихъ и конныхъ солдатъ. Онъ вышелъ изъ Талкинскаго ущелья и торжественно, съ распущенными знаменами, занялъ городъ Суйдунъ, выдѣливъ часть войскъ въ города Кульджу и Чинчиходзи. Съ приходомъ Дзиня китайцы приступили къ исправленiю городскихъ стѣнъ Суйдуна, Чинчиходзи и къ постройкѣ девяти новыхъ импановъ въ окрестностяхъ этихъ городовъ.

Тогда-же въ Суйдунъ была выслана 1–я сотня 1–го полка для наблюденiя за китайцами, которые, нужно замѣтить, сразу ознаменовали себя рядомъ насилiй и грабежей; они забирали у таранчей все, что признавали нужнымъ и полезнымъ для себя. Въ первое время ихъ особенно смущалъ телеграфъ, въ которомъ они видѣли «нечистую силу» и потому старались обрывать проволоку, гдѣ только можно. Эти разбои и охрана телеграфа вызывали частую высылку разъѣздовъ по дорогамъ.

Въ это же время въ Кульдже началась постройка глинобитных бараковъ для размѣщенiя казаковъ на зиму. Бараки строились на экономичесiя суммы сотенъ. Казаки ими пользовались только годъ; съ выборомъ мѣста подъ городъ Джаркентъ, было сдѣлано распоряженiе, чтобы всѣ лѣсные матерiалы отъ казенныхъ и войсковыхъ зданiй въ Кульдже, были сплавлены по рѣкѣ Или до Борохудзирской переправы, а оттуда гужемъ перевезены на рѣку Усекъ, гдѣ разбивался новый городъ. Эти работы: разборка бараковъ, сплавъ лѣса, его перевозка до Или и отъ Борохудзирской переправы до Усека, а затѣмъ постройка казарменныхъ помѣщенiй въ Джаркентѣ, снова не дешево обошлись казакамъ. Они здѣсь обносились, переломали сотенный обозъ и перепортили много вьючныхъ лошадей.

Для постройки казарменныхъ помѣщенiй въ Джаркентѣ, по распоряженiю командующаго войсками, сначала была выслана команда въ 120 казаковъ, а затемъ вся 6–я сотня Вологодскаго, на долю которой выпало не мало тяжелаго труда.

Этотъ перiодъ службы въ оккупацiонномъ отрядѣ казаки называли «страдой», т.е. таким временемъ, когда некогда думать объ отдыхѣ. Охраняя туземное населенiе отъ грабежей и насилiй со стороны разнаго сброда пришельцевъ, они должны были еще усилить наблюденiе за своими казармами, которыя примыкали къ садамъ и саклямъ туземнаго города Кульджи, что дававло возможность любителямъ легкой наживы скрытно пробираться къ складамъ, коновязамъ и казармамъ. Тогда ежедневный нарядъ по городу доходил до 65–ти казаковъ, которые днемъ и ночью держали разъѣзды по улицамъ и базарнымъ площадямъ. Кромѣ того казаки, въ составѣ взводовъ и даже сотенъ, нерѣдко вызывались въ окрестности Кульджи для водворенiя порядка въ кишлакахъ, Эти командировки вызывали не одни китайцы, но и китайскiе дунгане и таранчи, собиравшiеся въ шайки для грабежей своихъ же единоплеменниковъ, пожелавшихъ выселиться въ Семирѣченскую область.

Въ разгаръ казачьей «страды» подполковникъ Халдѣевъ былъ отозванъ въ войско, а 1–й полкъ принялъ подполковникъ Н. А. Симоновъ. Въ это время переселенцы двинулись по обоимъ берегамъ Или. Для охраны ихъ были выставлены 3–я и 5–я сотни 2–го Сибирскаго полка въ Чинчиходзи и Кольджагерѣ. Казаки этихъ сотенъ сопровождали переселенческiе обозы до рѣки Хоргоса и Чарыка, а до Чинчиходзи и Кольджагера ихъ конвоировали казаки 1–го полка изъ Кульджи и Суйдуна.

Такой порядокъ скоро обнаружилъ тѣ неудобства, что конвойные казаки при обозахъ надолго задерживались въ пути, а переселенцы, не рискуя выѣхать въ поле безъ охраны, начали группироваться въ Кульджѣ въ огромном числѣ. Это побудило установить встрѣчные конвои, которые на полдорогѣ обмѣнивались транспортами, причемъ казаки возвращавшiеся въ Кульджу, обыкновенно принимали подъ свою охрану порожнiя арбы, направлявшiяся за новыми тяжестями.

Такъ это шло до осени. Когда же настало время дождей и дороги превратились въ сплошную массу липкой грязи, въ которой увязли неуклюжiя арбы таранчей, казаки опять начали возвращаться обратно с опозданiемъ болѣе чѣмъ на сутки. Какъ ни тяжела была эта служба, но нужно, къ чести казаковъ, сказать, что никогда они не оставляли беззащитныхъ таранчей въ дороге. Медленно двигаясь шагъ за шагомъ съ обозами, мокрые и продрогшiе, они нерѣдко останавливались въ полѣ и проводили долгiя осеннiя ночи подъ дождемъ, не всегда имѣя даже позможность обогрѣться у костровъ.

Тяжесть конвойной службы особенно увеличилась съ ноября 1882 года, когда стали перевозить войсковое имущество, а затѣмъ начали оставлять Кульджу и семьи служащихъ. Въ январѣ 1883 года все это какъ-то сразу двинулось къ Джаркенту и порядокъ встрѣчныхъ конвоевъ окончательно нарушился. Теперь между Кульджой и Хоргосомъ, на протяженiи 90 верстъ, казаки двигались почти непрерывной цепью, одинъ другому навстрѣчу; одни шли съ войсковыми или переселенческими обозами, другiе хлюнцей трусили за повозками проѣзжающихъ, а иные, прицѣпивъ фуражирку къ телѣге, помогали вытянуть громоздкiй возъ изъ ухаба. Эта по истинѣ изумительная служба, только и могла быть по плечу казакамъ. Конвоируя переселенцевъ и рѣшительно всѣхъ проѣзжающихъ между Кульджей и Хоргосомъ, казаки не разъ охраняли и китайскихъ купцовъ; а однажды они предотвратили нападенiе шайки дунганъ на китайскiй отрядъ.

Этотъ случай произошелъ при слѣдующихъ обстоятельствахъ. Въ январѣ 1883 года Дзянь-Дзюнь отпустилъ изъ Суйдуна 200 калмыковъ, находившихся на казенныхъ работахъ, и отправилъ ихъ въ свои улусы на р. Кашъ, подъ охраною 100 конныхъ солдатъ. Этотъ отрядъ дошелъ до Кульджи, но дальше не рѣшился идти безъ казаковъ, которые и были назначены въ числѣ трехъ съ приказнымъ Свѣтличнымъ.

Верстахъ в 15–ти от Кульджи, китайцы узнали, что впереди стоитъ шайка дунганъ. Это извѣстiе очень встревожило китайского офицера. „Дѣлай, какъ знаешь по своимъ обрядамъ“,― сказалъ онъ Свѣтличному. Послѣднiй, забравъ часть солдатъ, выѣхалъ впередъ и такъ шелъ еще верстъ 10 до таранчинскаго селенiя, гдѣ и остановился на ночлегъ. Здѣсь, дѣйствительно, таранчи и дунгане начали требовать выдачи калмыковъ, которые, нужно замѣтить, шли съ работъ съ деньгами, но казаки уговорили толпу разойтись.

На ночь Свѣтличный выставилъ посты и выдѣлилъ 28 солдатъ в секретъ. Офицеръ былъ удивленъ, что онъ спряталъ столько людей. Но когда узналъ ихъ назначенiе, началъ обнимать Свѣтличнаго. „Ахъ, какъ хорошо! Чудно хорошо; дѣлай какъ знаешь“, ― повторялъ онъ несколько разъ.

На другой день калмыки были доведены до селенiя Восточный Мáзаръ, откуда ихъ распустили по домамъ, а китайскiе солдаты съ казаками вернулись въ Кульджу.

Но не такъ китайцы поступаютъ, когда убѣждены въ успѣхѣ своего дѣла; тогда ихъ нахальству и дерзости нѣтъ прѣделовъ; они способны на самые звѣрскiе поступки, что и доказали въ октябрѣ 1882 года, когда ихъ конный отрядъ въ 150 человѣкъ съ офицеромъ напалъ на Алимтинскую почтовую станцiю. Здѣсь китайцы убили проѣзжавшаго приказчика, сожгли старосту и только каким-то чудомъ удалось убѣжать очевидцу этого звѣрства, киргизу―ямщику. Эти же солдаты убили двухъ молодыхъ, только что прибывшихъ изъ войска, казаков 1–го полка, Филипьева и Полянскаго, подъѣзжавшихъ къ станцiи, когда уже несчастный староста умиралъ на кострѣ.

Въ январѣ 1883 года другая конная партiя китайцевъ въ 50 человѣкъ, подъ самой Кульджой, отхватила купеческiй табунъ лошадей. Городской разъѣздъ изъ 10 казаковъ съ урядникомъ Путинцевымъ бросился въ погоню и скоро настигъ китайцевъ, которые открыли по казакамъ стрѣльбу. Казаки отвѣтили нѣсколькими выстрѣлами и затѣмъ бросились въ шашки. Часть китайцевъ поскакала въ направленiи горъ, а другая къ импану Чимпанзи, находящемуся въ пяти верстахъ отъ Кульджи. Этихъ послѣднихъ и пустились преслѣдовать казаки; они довели ихъ до того, что многiе солдаты стали падать с лошадей и укрываться въ рытвиныхъ, гдѣ и попадали въ руки таранчей, изъ любопытства скакавшихъ за казаками.

Во время этой скачки одинъ изъ чиновныхъ китайцевъ съ шарикомъ на шапкѣ, выстрѣлилъ въ урядника Путинцева, но промахнулся; тогда послѣдний сдѣлалъ выстрѣлъ и смертельно раненый китаец свалился съ коня.

Между тѣмъ казаки, увлеченные погоней, неслись на полномъ карерѣ и впереди всѣхъ скакалъ казакъ Угрениновъ. Онъ не замѣтилъ, какъ вмѣстѣ съ солдатами влѣтѣлъ въ ворота Чимпанзи, гдѣ получилъ ударъ палкой по головѣ и затѣмъ пикой въ глазъ, отчего на время потерялъ сознанiе. Когда остальные казаки прискакали къ импану, его ворота уже были заперты и потому они пустились вдоль стѣны. Завернувъ за угловую башню, казаки услышали крикъ Угренинова и тутъ же замѣтили небольшой обвалъ въ стѣнѣ, на который и забрался казакъ Калугинъ. Здѣсь онъ увидѣлъ, что Угрениновъ, держа лошадь за поводъ, отбивается шашкой отъ китайцевъ, тѣснившихъ его изъ узкой улицы на площадь. Калугинъ открылъ стрѣльбу по толпѣ, отъ чего китайцы бросились бѣжать вдоль улицы и въ фанзы, а этимъ временемъ воспользовался Угрениновъ; онъ вскочилъ на свою лошадь и поскакалъ къ Калугину, но опять потерялъ сознанiе. Со стѣны его сняли товарищи и, усадивъ на одну лошадь съ Калугинымъ, поѣхали отъ импана. Имъ вслѣдъ китайцы открыли ружейный огонь со стѣнъ импана, но совершенно безвредный. Через два часа эта крѣпосца была окружена дежурной сотней и китайцы выдали винтовку и лошадь Угренинова.

За эту схватку съ китайскими солдатами Государь Императоръ пожаловалъ уряднику Путинцеву и казаку Калугину серебряныя медали на Георгiевской лентѣ съ надписью «За храбрость».

Оккупацiонный отрядъ находился въ Кульджѣ до 7–го марта 1883 года, а этого числа, оставивъ при консульствѣ въ Кульджѣ двѣ сотни Ермака Тимофеева полка, выступилъ въ Джаркентъ. Утромъ 10–го числа онъ подошелъ къ рѣкѣ Хоргосу, гдѣ его ожидалъ командующiй войсками Семирѣченской области во главѣ многотысячной толпы таранчей, дунганъ и киргизъ, которые собрались здѣсь привѣтствовать войска хлѣбомъ-солью [1 ].

Въ тот же день генералъ Фриде, въ приказѣ по области, благодарилъ войска отряда за службу въ Илiйскомъ краѣ: „10–го марта я имѣлъ удовольствiе видѣть васъ, войска оккупацiонного отряда, на Хоргосѣ, при вступленiи въ русскiе предѣлы годичнаго пребыванiя на китайской территорiи, переданной мной китайскому правительству 10-го марта прошлаго года“.

„Не смотря на огромныя трудности и лишенiя, перенесенныя вами въ предѣлахъ Дайцинскаго вѣдомства, не взирая на большiе переходы, сдѣланные вами отъ Кульджи до Хоргоса въ самое неблагопрiятное время года, вы представились мнѣ здоровыми, бодрыми и веселыми, какъ будто ничего пережитаго и испытаннаго и не существовало“.

„Народонаселенiе глубоко признательное вамъ за тѣ, по истинѣ, рыцарскiя защиту и покровительство, которое вы оказывали имъ въ теченiе всего года въ китайскихъ предѣлахъ отъ насилiй, притѣсненiй и грабежей разного сброда пришельцевъ, радостно, задушевно встрѣтило васъ съ хлѣбомъ-солью и восторженно привѣтствовало васъ криками „ура“!

Объявляя благодарность начальникам частей, командующiй войсками особенно благодарилъ казаковъ: „нижним чинамъ всѣмъ объявляю огромнѣйшее спасибо за ихъ отличное поведенiе во время оккупацiи Илiйскаго края и особенно казакам № 1 Сибирскаго Ермака Тимофеева полка и 3–й и 5–й сотенъ 2–го Сибирскаго полка, на долю которыхъ выпали наитруднѣйшiя обязанности по водворенiю и поддержанiю порядка въ разныхъ пунктахъ Кульджинскаго раiона, при постоянномъ конвоированiи переселенцевъ“.Послѣ дневки на Хоргосѣ, штабъ и четыре сотни Ермака Тимофеева полка перешли на рѣку Усекъ. Съ пѣснями казаки подходили къ вѣковой карагачевой рощѣ, въ которой, на лѣвомъ берегу Усека зарождался новый русскiй городъ Джаркентъ. Вотъ одна изъ любимыхъ полковыхъ пѣсенъ, съ которой казаки вступали на новую стоянку:

«Здорово, братъ, служивый,

«Куришь ли табачек?»

Есть трубочка, другъ милый,

Давай курнемъ разокъ.

«Какая позолота,

« Съ рѣзьбою по краямъ,

«И чудная работа,

«Продай, братъ, трубку намъ».

Нѣтъ, сударь, непродажна,

Работа не моя;

Та трубочка завѣтна,

Продать не въ силахъ я.

Она у супостата

Отбита, на войнѣ,

И в память командира

Досталась трубка мнѣ.

Однажды полкъ несется,

Всѣхъ рубитъ на повалъ,

Но выстрѣлъ раздается

И сотникъ съ коня палъ.

Кровь хлынула изъ раны,

Я соскочилъ с коня;

Ужъ лучше-бъ, басурманы,

Убили бы меня.

По счастью деревушку

Вблизи увидѣлъ я,

И внесъ его въ избушку,

Гдѣ онъ узналъ меня.

«Спасибо, благодѣтель,

«Ты другъ души моей,

«Так будь же ты владѣтель

«Завѣтной трубки сей».

Какую страшну муку

Нашъ сотникъ претерпѣлъ!

Онъ сжалъ мнѣ крѣпко руку

И долго жить велѣлъ.

Когда были походы,

Я трубочку берегъ:

И мѣсяцы и годы

Все пряталъ за сапогъ.

Теперь ты знаешь, милый,

Чья трубка у меня,

И буду я постылый,

Когда продамъ ее.

«Да, трубочка на диво,

« Какъ ты сказалъ, дружекъ;

«И все это правдиво,―

«Давай курнемъ разокъ».

XII

На Китайской границѣ.

Въ мартѣ 1883 года для охраны границы съ Китаемъ по рѣкѣ Хоргосу были высланы двѣ сотни Ермака Тимофеева полка и отъ Кольджата до Тяньшаня двѣ сотни 2–го Сибирскаго полка, причемъ завѣдыванiе всей линiей передовыхъ постовъ было возложено на командира Ермака Тимофеева полка.

Тогда же, противъ нашихъ постовъ китайцы выставили свои караулы, которые занимали, сибо, солоны и калмыки.

Въ первое время казаки стояли на постахъ въ киргизскихъ юртахъ, а на зиму они сдѣлали полууглубленныя землянки съ плетневыми нарами и желѣзными печами. Такiя же землянки были построены для офицеровъ, подъ кухни, хлѣбопекарни и склады для провiанта, фуража и аммуницiи. Все это строилось на экономичекiя суммы сотенъ.

Не лучше казаки размѣщались и въ Джаркентѣ. Тамъ имъ была отведена одна казарма на одну сотню, а для другой съ учебной и трубаческой командами полкъ выстроил на свои же средства глинобитный баракъ съ кухней, хлѣбопекарней и складами для сотенныхъ и полкового имущества.

Пограничная служба въ только что образованномъ уѣзде, гдѣ выходцы изъ Кульджинскаго края, таранчи и дунгане, еще не устроились на отведенныхъ имъ мѣстахъ, а киргизы не знали раiона своихъ кочевiй, требовала отъ постов большей бдительности. На нихъ возлагалось предупреждать и не допускать откочевокъ нашихъ киргизъ за границу; слѣдить, чтобы они не переходили ея съ цѣлью «баранты», т.е. для угона скота и въ качествѣ перебѣжчиковъ, а также, чтобы и китайскiе подданные не переходили на нашу сторону съ тѣми же цѣлями; чтобы пропускъ людей за границу и въ наши предѣлы былъ исключительно на одномъ Хоргосскромъ пропускномъ посту и съ установленнымъ видомъ.

Тогда же на офицеровъ полка было возложено произвести маршрутныя съемки пограничной полосы въ раiонѣ своихъ постовъ. Къ осени каждая сотня имѣла такiе планы, а въ 1885 году эти отдѣльныя съемки были сведены въ одну общую карту.

Летомъ наши киргизы кочевали въ горахъ Барохоро, Кетменя и в предгорьяхъ Тяньшаня, а на зиму они спускались въ долины рѣкъ Или и Текеса, гдѣ ихъ табуны часто паслись у самой границы и тѣмъ способствовали развитiю баранты. Первыми открыли баранту китайскiе киргизы изъ рода кызаевъ, славившихся по всему Илiйскому краю своими набѣгами.

Нужно замѣтить, что въ то время китайскiе караулы мало содѣйствовали нашимъ постамъ въ прекращенiи баранты, которая особенно усилилась осенью въ низовьяхъ Хоргоса, гдѣ скрытнымъ переходамъ границы много блгопрiятствлвали большiе поросли высокаго камыша и кустарнаго лѣса. Здѣсь кызаи, въ нѣсколько дней, угнали у наших киргизъ 73 лошади; наши барантачи не замедлили отплатить тѣмъ же; они за одинъ разъ отхватили у китайскихъ киргизъ 50 лошадей и нѣсколько голов рогатого скота, но съ этой добычей ночью наскочили на казачiй разъѣздъ. При видѣ казаковъ, киргизы сейчасъ же разбили лошадей на нѣсколько частей и въ карьеръ понеслись въ разныя стороны, оставив на мѣстѣ 5 лошадей и 15 быковъ. Такъ барантачи обыкновенно поступали, когда встрѣчались съ казаками, причемъ переходъ границы они всегда прiурачивали къ ночи.

Въ этомъ набѣгѣ всѣ 20 киргизъ были „одвуконь“, т.е. съ заводными лошадьми, отлично подготовленными для скачки, почему по словамъ казаковъ, они, какъ вихрь и унеслись въ пески.

Ежедневные слѣды перехода границы и постоянные слухи о сборахъ киргизъ для баранты, а также жалобы китайцевъ, что наши барантачи угнали у нихъ до 150 лошадей, были причиной вызова на Хоргосъ еще одной сотни, которая и заняла постами низовья рѣки.

Тогда же Кульджинскiй консулъ отпустилъ въ Джаркентъ 1 ½ сотни, но просилъ усилить пропускной постъ до полусотни казаковъ, на которыхъ и возложить конвоированiе къ нему почты два раза в недѣлю.

Въ ноябрѣ казаки начали съ большимъ успѣхомъ преслѣдовать барантачей. Такъ 6 казаковъ въ низовьяхъ Хоргоса ночью отбили всю ихъ добычу въ 28 лошадей, а спустя нѣсколько дней разъѣздъ того же поста, въ 10 человѣекъ, задержалъ 15 кызаевъ съ 95 лошадьми.

Одиночные барантачи и перебѣжчики задерживались почти ежедневно; они сдавались безъ сопротивленiя. И только въ декабрѣ былъ случай, когда четыре киргиза оказали сопротивленiе казакамъ. Э то происходило въ ясную лунную ночь. Часовой промежуточнаго поста далъ знать старшему уряднику Кучковскому о приближенiи къ Хоргосу четырехъ всадниковъ. Урядникъ выѣхалъ къ нимъ навстрѣчу, но киргизы направили въ него винтовки. Кучковскiй выстрѣлилъ. Въ первую минуту барантачи поскакали назадъ, но скоро оправились и начали окружать урядника, гнавшагося за ними. Въ это время показались два казака: киргизы, сдѣлавъ нѣсколько выстрѣловъ, опять повернули обратно, а казаки пустились за ними. Такъ они скакали около версты, но тутъ сначала лошадь казака Агѣева, а затѣмъ и Мутасова, наскочили на большое гнѣздо норъ сусликовъ и повалились вмѣстѣ в казаками. Кучковскiй опять остался одинъ, что замѣтили киргизы и одинъ изъ нихъ, сдерживая лошадь, началъ въ него цѣлить изъ ружья; на этотъ разъ урядникъ мѣткимъ выстрѣломъ изъ берданки ссадилъ барантача съ коня, но въ ту же минуту и самъ свалился вмѣстѣ съ лошадью; его конь наскочилъ на такое же гнѣздо норъ.

Пока казаки выводили лошадей съ изрытой норами площадки, на выстрѣлы прискакалъ ближайшiй разъѣздъ, но уже киргизы скрылись въ бугристыхъ пескахъ и только на мѣстѣ остался тяжело раненый и хорошо извѣстный в краѣ барантачъ Ильясъ.

Всѣ эти баранты и слѣды перехода границы вызывали большiе наряды казаковъ на службу. Нерѣдко бывало, что на другой день послѣ осмотра границы или преслѣдованiя барантачей, казакъ получалъ приказанiе стать на часы у коновязи и это считалось за отдыхъ въ зимнiя морозныя ночи.

Ничего подобнаго не было на китайскихъ караулахъ. Они не болѣе одного раза въ недѣлю и непремѣнно днемъ, высылали разъѣзды человѣка въ три, которые доѣзжали до сосѣдняго караула или заѣзжали на наши посты, чтобы обмѣняться привѣтствiями, а затѣмъ возвращались домой и на ночь крѣпко запирались въ своихъ караулахъ, обнесенныхъ толстыми глинобитными стѣнами.

Пограничными правилами, между прочимъ, требовалось, чтобы баранта преслѣдовалась открывшими ее только до перваго поста, селенiя или аула той стороны, куда ушли барантачи. Здѣсь начальникъ поста или старшина обязаны выдать росписку въ принятiи слѣдовъ и дальнѣйшее преслѣдованiе принять на себя. Получая такую росписку на китайскомъ языкѣ, казаки везли ее на свой постъ, откуда, черезъ командира полка, она представлялась губернатору. И только здѣсь не рѣдко обнаруживалось, что китайскiе караулы отвергали случай баранты. А однажды они выдали росписку слѣдующаго содержания:„О, Господи! прибыли русскiе, начальника нѣтъ; когда прiѣдетъ, дѣло разберетъ“.

При таком отношенiи къ делу пограничныхъ карауловъ, барантачи выслѣживали только казачьи разъѣзды. Въ прѣделах же Китая они были увѣрены, что ихъ никто не остановитъ, а если и встрѣтитъ, такъ свой же собратъ по ремеслу.

Въ мартѣ киргизы, зимовавшiе въ долинѣ рѣки Или, потянулись къ горамъ Борохоро и Кетменя, куда перешли и посты съ низовьевъ Хоргоса. Они были усилены и въ Кетменскихъ горахъ на урочищахъ Уртенсаѣ и Ойкарагаѣ. Тогда же было выбрано мѣсто подъ лагерь в верховьяхъ рѣки Хоргоса на урочищѣ Башкунчанъ, куда въ концѣ апрѣля, перешли свободныя отъ постовой службы сотни Ермака Тимофеева полка.

Въ iюнѣ распространились слухи, что въ Кульдже и Суйдуне ожидаются безпорядки; это подтвердилъ и консулъ; онъ просилъ усилить свой конвой полусотней и быть на готовѣ остальнымъ сотнямъ, чтобы по первому требованiю двинуться въ Кульджу.

Этой неурядицей у китайцевъ воспользовались барантачи; они повели баранту на всемъ протяженiи границы. Тогда же началось броженiе между нашими киргизами, часть которыхъ и откочевала въ Китай. Это было въ августѣ 1884 года, когда 2–я и 5–я сотни 1-го полка только что смѣнили 4-ю и 5–ю сотни 2–го полка въ Нарынколѣ и въ горахъ Кетменя. Въ это время Сибирскiе полки были въ большомъ некомплектѣ отъ увольненiя на льготу двухъ нарядовъ.

Первое извѣстiе объ откочевкѣ киргизъ за границу, направившихся лѣвымъ берегомъ Или, гдѣ были сняты посты, получено въ Кольджатѣ въ часъ ночи на 23 августа. Здѣсь находилось 25 казаковъ, въ томъ числѣ нѣсколько человѣкъ больныхъ. На встрѣчу киргизамъ поскакалъ вахмистръ Косыхъ съ 12–ю казаками. Онъ ихъ настигъ въ 40 верстахъ отъ Кольджата, но уже часть киргизъ успѣла перейти границу; тѣ же, которые еше оставались на нашей сторонѣ, соединились съ китайскимъ карауломъ и открыли по казакамъ ружейную стрѣльбу. Казаки отвѣтили тѣм же; во время перестрѣлки они ранили одного сибинца, трехъ киргизъ и нѣсколько лошадей подъ верховыми киргизами. Скоро показался новый караулъ, приближавшiйся къ границѣ. Косыхъ поскакалъ ему на встрѣчу; киргизы безъ соротивленiя сдались и вмѣстѣ съ казаками, въ числѣ 169 человѣкъ при 4000 головъ разнаго скота, поздно вечеромъ, прибыли въ Кольджатъ.

Не успѣли еще казаки выкормить своихъ лошадей, какъ снова дали знать, что вторая половина волости, той же дорогой, направилась въ Китай. Въ это время въ Кольджатъ вернулись казаки, находившiеся въ разъѣздѣ въ Кетменскихъ горахъ, но ихъ лошади были такъ же утомлены, какъ и лошади казаков, сдѣлавшихъ пробѣгъ къ Кырылгану, у котораго киргизы перешли границу. Отобравъ наиболѣе крѣпкихъ лошадей, Косыхъ съ 20–ю казаками снова выехалъ изъ Кольджата.

Около 8–ми часовъ утра онъ встрѣтилъ киргизъ и сразу отхватилъ у нихъ табунъ лошадей, которыхъ, с четырьмя казаками, направилъ въ Кольджатъ, а съ остальными бросился останавливать верблюдовъ, навьюченныхъ юртами, но былъ атакованъ киргизами въ числѣ до 200 человѣкъ. Казаки быстро спѣшились въ кругъ и открыли частый огонь по нападавшимъ. Пока это происходило, киргизы на карьерѣ перегнали черезъ границу большой табунъ лошадей и успѣли перевести верблюдовъ. Здѣсь они разбились на нѣсколько партiй: одни угоняли табуны, другие,― въ нѣсколькихъ мѣстахъ, уложили верблюдовъ для обороны, а часть киргизъ, нападавшихъ на казаковъ, кинулась къ табуну, отбитому казаками. Чтобы не упустить хотя бы этихъ лошадей, Косыхъ бросился за киргизами. Произошла рукопашная схватка, въ которой были ранены нѣсколько киргизъ, четыре казака и вахмистръ Косыхъ, получившiй три раны шашкой. Здѣсь казаки отстояли

150 лошадей, съ которыми и прибыли въ Кольджатъ.

Спустя нѣсколько дней командиру сотни въ Нарынколѣ дали знать, что часть киргизъ предгорьями Тяньшаня направились въ Китай. Онъ сейчас же выслалъ два разъѣзда, однимъ съ вахмистромъ Сусловымъ въ горы по Нарынкольскому ущелью, а другой долиной рѣки Текеса. Послѣднiй не открылъ откочевки, а Сусловъ донесъ, что идетъ по слѣду кочующего аула. Направивъ къ нему второй разъѣздъ съ подхорунжимъ Калугинымъ, командиръ сотни началъ собирать свѣдѣнiя о настроенiи киргизъ, которые въ это время приближались къ Нарынколу со стороны долины Кегеня.

Пройдя верстъ 30, Калугинъ, поздно вечеромъ, встрѣтилъ первый разъѣздъ, спускавшiйся съ горъ обратно. Здѣсь Сусловъ сообщилъ, что на перевалѣ Сайлемузартскаго ущелья онъ настигъ кочующiй аулъ, но киргизы спѣшились и изъ-за камней открыли по казакамъ ружейную стрѣльбу, причемъ, на первыхъ же порахъ, изъ 7–ми казаков, тяжело ранили вахмистра Суслова, казака Милютина, четырехъ казачьихъ лошадей и убили казака Корзухина.

Въ это время горы были покрыты обычнымъ въ Тяньшанѣ туманомъ, который окуталъ непроницаемой мглой и ущелье. Калугинъ рѣшилъ выждать разсвѣта, но часа черезъ два къ нему подошелъ командиръ сотни со взводомъ казаков и сейчасъ же выступилъ дальше.

На свѣту казаки спустились въ Сайлемузартское ущелье, но не зная дороги и потерявъ слѣды откочевки, пошли по такой тропѣ, которая завела ихъ въ глубокую лощину, заваленную погорѣлымъ лѣсомъ, гдѣ лошади съ трудомъ проводились въ поводу. Только въ полдень казаки выбрались въ долину Текеса, гдѣ скоро опять напали на слѣды откочевки, но уже киргизы успѣли отойти далеко. Они здѣсь бросили много барановъ и утвари своего хозяйства. Казаки ихъ преслѣдовали еще верстъ 20 и, за полнымъ утомленiемъ лошадей, должны были остановиться. На обратномъ пути они забрали до 2500 барановъ, брошенныхъ бѣжавшими киргизами.

Для возвращенiя киргизъ, откочевавшихъ въ Китай, была выслана сотня казаковъ изъ Джаркента. 130 верстъ до Кульджи она сдѣлала въ 36 часовъ времени; на другой день, переправившись на лѣвый берегъ Или, казаки подрядъ шесть дней дѣлали переходы отъ

50–ти до 60–ти верстъ въ сутки по горнымъ дорогамъ, останавливаясь для отдыха гдѣ попало. Но и эта погоня за бѣглецами не увѣнчалась успѣхомъ; благодаря проискамъ китайцевъ, они разбились на мелкiя партiи и укрылись въ горахъ. Казаки вернули всего 80 киргизъ съ ихъ имуществомъ на 49 верблюдахъ, 142 лошади, 215 головъ рогатаго скота и 4766 барановъ.

Ранней весной 1885 года опять пошли слухи, что часть киргизъ, кочующихъ въ горахъ Кетменя, намѣревается бежать въ Китай, куда ихъ тянуло приволье луговъ съ отличнымъ кормомъ для скота. Предупредить откочевку была выслана 1–я сотня. Она выступила изъ Кольджата 16–го апрѣля и только 20–го числа добралась до Ойкарагая, мѣста своей стоянки. Этотъ 40–вертный путь сотня сдѣлала по единственной въ то время года дорогѣ черезъ Бюдатинскiй перевалъ, гдѣ на каждомъ карнизѣ ее задерживали снѣговые обвалы, въ которыхъ лошади часто проваливались во весь свой ростъ.

Въ половине лѣта баранта опять усилилась. На этотъ разъ дерзость барантачей была просто изумительна. Они даже дѣлали попытки отогнать казачьихъ лошадей съ луговъ во время травяного довольствiя, но ни разу не имѣли успѣха; за то китайскихъ солдатъ обезоруживали среди дня и отбирали у нихъ лошадей. Въ августѣ наши барантачи изъ-подъ стѣнъ Суйдуна угнали два табуна китайских казенныхъ лошадей. Но и кызаи, за нѣсколько разъ, отхватили у нашихъ киргизъ до 200 лошадей. Самая крупная баранта была на Текесѣ въ началѣ ноября, когда въ одну ночь китайскiе барантачи отхватили у нашихъ киргизъ до

1000 лошадей, но были настигнуты въ 40 верстахъ отъ границы казаками двухъ сосѣднихъ постовъ, въ числѣ 40 человѣкъ, которые и отбили 949 лошадей [1].

Такъ, въ постоянной тревогѣ, въ разъѣздахъ и набѣгахъ протекли пять лѣтъ службы казаковъ Ермака Тимофеева полка на китайской границѣ Семирѣченсой области.

В это же время полковой лагерь былъ перенесенъ въ отроги тѣхъ же горъ Борохоро на рѣкѣ Тишканъ, гдѣ теперь собираются на учебный сборъ войска Джаркентскаго гарнизона и въ томъ числѣ 1-й и 2–й полки Сибирскаго казачьяго войска.

Здѣсь же полки ежегодно провожаютъ казаковъ, уходящихъ на льготу въ войско.

Прiятно смотреть на счастливыхъ и здоровыхъ „стариков“, как въ первоочередныхъ полкахъ называютъ смѣнныхъ казаковъ, когда они, прощаясь съ товарищами, выстраиваютъ фронтъ, чтобы получить послѣднее „спасибо“ отъ своего командира за службу въ полку.

Вѣрно службу мы служили,

Какъ клялись передъ крестомъ;

Присягнувъ не измѣнили

Передъ Богомъ и Царемъ.

Вспомнимъ, братцы, край родной

Припѣвъ: И пойдем теперь домой;

С яснымъ сердцемъ и лицомъ,

Споемъ пѣсню молодцомъ.

Мы служили всѣ три года

На границѣ по постамъ,

А теперь съ молитвой Бога

Мы пойдемъ къ роднымъ мѣстамъ.

Припѣвъ.

Всѣ товарищи простите,

Дай Богъ счастливо служить;

Насъ вы въ путь благословите,

Пора дома намъ пожить.

Припѣвъ.

С этой пѣсней казаки обыкновенно выступаютъ изъ полка на льготу.

Теперь смѣнные эшелоны направляются черезъ перевалы Алатынъ-Эмель или Югонташъ на города Капалъ, Сергiополь и, не доходя верстъ 50 до этого послѣдняго, сворачиваютъ въ степь на городъ Каркаралинскъ, откуда степью же выходятъ на городъ Акмолинскъ. Здѣсь казаки Акмолинской и Атбасарской станицъ распускаются по домамъ, а остальные слѣдуютъ на станицу Щучинскую въ городъ Кокчетовъ, гдѣ распускной пунктъ для казаковъ остальныхъ восьми степныхъ станицъ 1–го отдѣла. Казаки Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ продолжаютъ свой походъ по тракту на городъ Петропавловскъ и распускаются по домам въ станицѣ Прѣсновской.

Этой же дорогой въ 1934 верты отъ Прѣсновска и въ 1690 верстъ отъ Кокчетава, ежегодно направляются въ Джаркентъ молодые казаки, командируемые въ Ермака Тимофеева полкъ на очередную службу.

~~~~~~~~~~

XIII

Посѣщенiе Войска Августѣйшимъ Атаманомъ

Осенью 1890 года стало извѣстно, что Государь Цесаревичъ Николай Александровичъ посѣтитъ Сибирское войско. Зто известiе быстро облетѣло станицы. Всѣ офицеры и чиновники войска рѣшили поднести Его Высочеству икону, хлѣбъ-соль и два альбома изъ природы, жизни и службы Сибирскаго войска. Казаки Атбасарской, Прѣсновской и Пресногорьковской станицъ заказали двѣ серебряныя фигуры. На одной представленъ крутой обрывъ скалы, на которую въѣхалъ казакъ и пристально изъ подъ руки, приложенной къ папахѣ, всмативается вдаль. Конь его, энергично осаженный назадъ, тревожно стоитъ, как бы чуя опасность. Для второй фигуры идея взята изъ боевой жизни 1–го полка. Здѣсь изображенъ тотъ моментъ, когда при штурмѣ города Андижана въ 1875 г. казакъ Березуцкiй, подъ выстрѣлами непрiятеля, стоялъ на крышѣ ханскаго дворца со значкомъ начальника отряда.

К прiѣзду Его Высочества было собрано въ городѣ Омскѣ 14 сотенъ, в составѣ трехъ полковъ подъ командой атамана 1–го отдѣла полковника Симонова. Отъ 1–го отдѣла былъ вызванъ № 4 полкъ въ четырехсотенном составѣ подъ командой войсковаго старшины Ерковскаго и двѣ сотни молодыхъ казаковъ, назначенныхъ въ этомъ году на полевую службу. Эти послѣднiя съ двумя сотнями молодыхъ же казаковъ отъ 2–го отдѣла составляли полкъ молодыхъ казаковъ, которымъ командовалъ войсковой старшина Березовскiй. Третiй подъ № 5 полкъ шестисотеннаго состава находился подъ командой войскового старшины Павла Калачева.

Въ первомъ отдѣлѣ Цесаревичъ долженъ былъ имѣть двѣ продолжительныхъ остановки: въ поселкѣ Новорыбинскомъ для завтрака и въ Прѣсногорьковскомъ станичномъ поселенiи для обѣда и ночлега.

Въ Новорыбинскѣ урядникъ Чернигинъ и казаки братья Бородавкины приняли всѣ расходы по устройству помѣщенiя для Его Высочества въ зданiи поселковой школы. Они же предложили своихъ верховыхъ лошадей Августѣйшему Атаману и его свитѣ для объѣзда войскъ на смотру въ городе Омскѣ и дали лошадей ученикамъ своей школы, вооруживъ ихъ пиками укороченнаго размѣра.

Ученики школы имѣли значекъ, на одной сторонѣ котораго было вышито: «Храни Господь въ пути Августѣйшего Атамана», а на другой ― «Вѣрноподданые Новорыбинцы».

Наружный видъ зданiя школы былъ украшенъ флагами, щитами и вензелями, а двѣ его классные комнаты обращены въ столовую и гостинную. Убранство столовой обращало на себя особенное вниманiе. Здѣсь съ большим вкусомъ были развѣшены по стѣнамъ разныхъ системъ ружья, шашки, сабли и пистолеты, бывшiе на вооруженiи казаковъ. Но особенно былъ красиво составленъ двуглавый орелъ, въ срединѣ котораго помѣщался портретъ Августѣйшего Атамана. Всѣ эти работы были исполнены казаками оружейной мастерской 1–го отдѣла подъ руководствомъ сотниковъ Петрова и Калачева.

Они же устроили въ Пресногорьковскѣ двѣ арки и красиво декорировали площадь передъ домомъ казака Кладенова, въ котором останавливался Его Высочество.

В половинѣ iюня въ Омскъ съѣхались Войсковые, полковые и станичные депутаты. Тогда же были отправлены въ городъ Томскъ 9 урядниковъ сопровождать Цесаревича по Западной Сибири. Отъ перваго отдѣла въ составѣ этого конвоя находились вахмистры: Панкратiй Воропаевъ, Василiй Воронкинъ, Павеъ Кучковскiй, Ефим Колесниченко и старшiй урядникъ Өедоръ Тютинъ.

Наконецъ настало 14–е iюля, день прибытiя въ Омскъ Государя Цесаревича. Задолго до назначеннаго часа, народъ собрался у устья Оми, гдѣ долженъ былъ пристать пароходъ, на котором слѣдовалъ Высокiй путешественникъ изъ Томска. Сюда же съѣхались городскiя депутацiи и представители городского общества съ генералъ-губернаторомъ.

Въ 4 часа дня подошелъ пароходъ. Принявъ почетный рапортъ отъ генерала барона Таубе, Государь Цесаревичъ прослѣдовалъ къ павильону, гдѣ принялъ хлѣбъ-соль отъ горожанъ и казаковъ Омской станицы, а затемъ, при восторженныхъ кликахъ народа, направился въ экипажѣ къ Ильинской церкви.

Изъ церкви Его Высочество прошелъ ко дворцу, гдѣ, при почетномъ какаулѣ, его ожидали начальники частей и управленiй округа, въ числѣ которыхъ находились старщiе представители Сибирскаго и Семирѣченскаго казачьихъ войскъ. Всѣ эти лица были представлены Его Высочеству.

Въ тотъ же день состоялся смотръ казачьей бригадѣ, Омскому баталiону и кадетамъ Сибирскаго корпуса.

Къ 7 ½ часамъ войска выстроились впереди лагеря. На правомъ флангѣ стояли кадеты, лѣвѣе ихъ баталiонъ, а возлѣ него казаки въ полковыхъ сомкнутыхъ колоннахъ. Всѣми войсками командовалъ атаманъ 2–го отдѣла генералъ-маiоръ Русиновъ. Къ этому времени впереди войскъ собралась многотысячная толпа народу.

Около 8 часовъ перекаты «ура» возвѣстили о приближенiи Цесаревича; онъ ѣхалъ съ Войсковымъ Наказнымъ Атаманомъ барономъ Таубе. Лишь только остановилась коляска, раздалась команда. Дружно, почти безъ звука кадеты и солдаты вскинули ружья; у казаковъ колыхнулись пики, сверкнули клинки и все на минуту замерло.

Когда Его Высочество сѣлъ на вороного коня, присланнаго урядникомъ Чернигинымъ, генералъ Русиновъ скомановалъ «на караулъ» и, подъ звуки марша, поскакалъ на встрѣчу съ рапортомъ.

Глаза всѣхъ устремились на Цесаревича. Вотъ онъ подъѣхалъ къ кадетамъ: „Здравствуйте господа!“―слышится всюду. „Здравiя желаемъ Вашему Императорскому Высочеству“, отвѣчаютъ дѣтскiе голоса и вслѣдъ за тѣмъ ихъ же звучное «ура» раздается въ воздухѣ.

„Здравствуйте братцы!“― слышится тотъ же отчетливый привѣтъ, обращенный къ баталiону.

Трубачи 4–го полка играютъ «встрѣчу». „Здорово казаки!“― опять раздается покрывающiй трубные звуки голосъ. «Ура» казаковъ идетъ перекатами отъ полка къ полку. По мѣрѣ того, какъ Августѣйший Атаманъ медленно ѣхалъ по фронту и внимательно осматривалъ казаковъ, восторженные клики все усиливались и, наконец, слились въ одинъ общiй гулъ войскъ и народа.

Церемонiаломъ войска проходили два раза. Сначала казаки шли шагомъ по сотенно, а во второй разъ― также по сотенно, но перемѣнными аллюрами по сигналамъ…

Стройно, молодцами проходили станичники, за что и удостоились благодарности Августѣйшаго Атамана. По окончанiи смотра Государь Цесаревичъ еще разъ объѣхалъ полки и благодарилъ казаковъ, послѣ чего пересѣлъ въ коляску; офицеры полковъ сопровождали Его Высочество до дворца.

На другой день въ 9 часовъ утра 1 сотня 4–го полка съ хоромъ музыки и Войсковыми знаменами выстроились у Войскового собора. Къ этому же времени на казачьей площади и по Дворцовой улицѣ построились казаки въ пѣшемъ строю.

Въ 10–ть часовъ Государь Цесаревичъ, в мундирѣ Атаманскаго полка, вышелъ изъ дворца съ Войсковымъ Атаманомъ и направился къ собору. Ему предшествовали 6 станичныхъ атамановъ с насѣками, а шествiе замыкали всѣ войсковые депутаты.

Когда Августѣйшiй Атаман подошелъ къ собору, знаменная сотня отдала ему установленную честь, послѣ чего Его Высочество прослѣдовалъ въ храмъ, куда были внесены и знамена.

По окончанiи литургiи Государь Цесаревичъ осмотрѣлъ знамя дружины Ермака, а затѣмъ, выйдя изъ церкви и пропустивъ мимо себя сотню со знаменами, направился въ скверъ, гдѣ къ этому времени выстроились депутаты отъ станицъ, воспитанники Войскового пансiона и учащiеся дѣти Омской станицы. По другимъ аллеямъ и на площадкахъ сквера у столовъ, заставленныхъ явствами, стояли казаки полковъ. Проходя по аллеямъ, Государь Цесаревичъ осчастливилъ многихъ станичниковъ милостивой бесѣдой.

У зданiя Войскового Правленiя Августѣйшiй Атаманъ былъ встрѣченъ представителями Сибирскаго и Семирѣченскаго войскъ съ иконами и хлѣбомъ-солью. Выслушавъ привѣтствiе депутатовъ и принявъ отъ нихъ иконы и хлѣбъ-соль, его Высочество вошелъ въ зданiе Правленiя. Здѣсь онъ былъ встрѣченъ полковникомъ Катанаевымъ, который имѣлъ счастье давать объясненiя на всѣ вопросы, которыми интересовался Высокiй путешественникъ.

Для его обзора были выставлены планы войсковыхъ и юртовыхъ земель, альбомы, блюда, на которыхъ подносились хлѣбъ-соль и серебряныя фигуры казаковъ 1–го отдѣла. Посвятивъ цѣлый часъ знакомству съ Войскомъ въ его прошломъ и настоящемъ по картамъ, рисункамъ и фотографiямъ, Его Высочество прошелъ въ столовую, гдѣ уже было все готово къ завтраку, распорядителемъ котораго былъ войсковой старшина Чириковъ.

Почетный столъ былъ поставленъ такъ, чтобы Цесаревичъ сидя на одном концѣ его подъ сѣнью Войсковыхъ знаменъ и своимъ портретомъ, пожалованномъ Войску въ 1871 году, могъ видеть всѣхъ участниковъ въ завтракѣ, на который были приглашены начальники частей и управленiй края и всѣ Войсковые и станичные депутаты.

У прибора Государя Цесаревича лежало плато изъ цвѣтовъ с иницiалами Его Высочества и меню завтрака съ виньеткою изъ казачьяго быта, художественно исполненного Каразинымъ акварельными красками.

Первый тостъ, восторженно встрѣченный, былъ тостъ Войскового Атамана за Государя Императора и Государыню императрицу.

Второй, имъ же предложенный,―за Государя Цесаревича и Августѣйшаго Атамана всѣхъ казачьихъ войскъ.

Слѣдующiй тостъ былъ провозглашенъ Августѣйшимъ Атаманомъ, громко и ясно сказавшимъ: „Пью за славное Симбирское казачье войско и представителей родственнаго ему Семирѣченскаго. Ура!“.

Долгими несказанно радостными кликами было встрѣчено это „ура“, впервые раздавшееся среди Сибирскихъ казаковъ изъ устъ Августѣйшаго Атамана.

Послѣ завтрака Государь Цесаревичъ еще долго бесѣдовалъ съ представителями войска, а затѣмъ прошелъ на балконъ, гдѣ его появленiе было восторженно встрѣчено казаками и народомъ, находившимся въ скверѣ и на казачьей площади.

Отсюда Его Высочество прослѣдовалъ въ павильонъ, гдѣ разрѣшилъ фотографу снять съ себя одинъ поясной портретъ и другой в группѣ съ старшими представителями Войска[1].

О восторженныхъ чувствахъ, воодушевлявшихъ казаковъ Сибирскаго войска по случаю пребыванiя въ ихъ средѣ Августѣйшаго Атамана, было по телеграфу донесено Государю Императору. На эту депешу 16–го iюля Войсковой Атаманъ получилъ слѣдующiй отвѣтъ: „Императрица и я искренно благодаримъ Сибирское и Семирѣченское казачьи войска за выраженныя чувства. Радуемся, что Атаманъ лично могъ видѣть казаковъ и вполнѣ увѣрены, что при случаѣ они окажутся достойными своихъ славныхъ предковъ. Александръ“.

Въ тотъ же день Августѣйшiй Атаманъ выѣхалъ на Прѣсногорьковскую линiю, а 17–го числа молодые казаки выступили изъ Омска на Семипалатинскъ въ Джаркентъ на службу въ первоочередные 1–й и 2–й полки. Эта молодежь пошла съ традицiонной пѣсней, которую обыкновенно Сибирскиiе казаки поютъ при выступленiи въ походъ изъ своихъ станицъ:

Засвистали казаченьки въ походъ съ полуночи;

Заплакала Марусенька свои ясны очи;

― Не плачь, не плачь, Марусенька, не плачь, не кручинься,

За своего миленькаго Богу помолися.

Стоитъ мѣсяцъ надъ горою, хуторъ освѣщаетъ;

Мать сыночка въ дороженьку слезно провожаетъ.

― Прощай, милый мой сыночекъ, тамъ не забавляйся,

Сколь возможно, поскорѣе домой возвращайся.

― Я бы съ радостью, родная, скоренько вернулся,

Да вотъ бѣда: конь мой вѣрный въ воротахъ споткнулся;

Теперь Господъ знаетъ, когда домой возвращуся―

Пускай твоей дочкой будетъ голубка Маруся!

Прими ее, матусенька,―всѣ мы въ Божiей волѣ:

Кто же знаетъ, живъ вернуся, или лягу въ полѣ.

― Ой, рада бы я Марусеньку за дочку принять,

Да, нѣтъ, не будетъ она меня должно почитать….

― Ой, не плачьте, не тоскуйте, въ печаль не вдавайтесь:

Заиграл мой конь ретивый!.. назадъ дожидайтесь.

В тотъ же день направились по своимъ станицамъ и казаки льготныхъ полковъ. Ихъ пѣсня изъ конца въ конецъ неслась по улицамъ города:

Маршъ станичники домой,

Вольно, въ разсыпную;

Смотръ окончили, и пой

Съ мѣста удалую!

Трай, рай! Съ мѣста удалую!

Атаманъ, вѣдь, самъ смотрѣлъ,

Молвилъ нам спасибо .

Полкъ предъ нимъ не оробѣлъ,

Он прошелъ на диво.

Трай, рай! Онъ прошелъ на диво.

Громче, музыка, гуди,

Весело съ тобою….

Ретивое бьетъ в груди,

Словно рвется къ бою.

Трай, рай! Словно рвется къ бою.

На пути вездѣ народъ,

Въ окнахъ видны лица,

Казакъ, право, не уродъ,

Взгляньте, молодицы!

Трай, рай! Взгляньте, молодицы!

На Прѣсногорьковской линiи Его Высочество имѣлъ семь продолжительныхъ остановокъ. Первый обѣдъ и ночлегъ были въ поселкѣ Покровскомъ, второй― въ станицѣ Полуденной, третiй ― въ поселкѣ Становскомъ и четвертый ― въ станице Прѣсногорьковской. Для завтрака Государь Цесаревичъ останавливался въ поселкѣ Лебяжьемъ, въ городѣ Петропавловскѣ и въ поселкѣ Новорыбинскомъ. На всемъ пути слѣдованiя Его Высочества по линiи и особенно въ мѣстахъ остановокъ для ночлега, поселки были переполнены казаками, крестьянами и киргизами изъ сосѣднихъ хуторовъ, деревень и ауловъ. Въ поселкѣ Новорыбинскомъ этотъ съѣздъ начался 18–го iюля. На слѣдующiй день, въ 10 часовъ утра, были приведены учащiеся дѣти сосѣднихъ поселковыхъ школъ и поставлены у крыльца Новорыбинской школы; возлѣ нихъ заняли мѣсто представители поселка съ хлѣбомъ-солью и депутаты Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ съ своимъ подношенiемъ―серебряной фигурой, котороя была привезена сюда изъ Омска. По другую сторону крыльца выстроились казаки почетнаго караула и полусотня малолѣтковъ Новорыбинской школы со своимъ значкомъ.

Ровно въ 11 часовъ утра экипажъ Цесаревича, при восторженныхъ кликахъ народа, остановился у школы. Выйдя изъ коляски, Его Высочество обошелъ почетный караулъ и полусотню казачатъ, здороваясь съ каждой частью. Пропустивъ затѣмъ обѣ полусотни церемонiаломъ и поблагодаривъ ихъ за прохожденiе, Государь Цесаревичъ подошелъ къ представителямъ станицъ. Въ это время дѣти запѣли народный гимнъ, по окончанiи котораго десятилѣтняя ученица Новорыбинской школы подала Его Высочеству полотенце, работы ученицъ. Эта малютка, по характеру очень рѣзвая дѣвочка, теперь настолько растерялась, что не могла сказать и несколько словъ привѣтствiя. Ласково улыбнувшись,

Государь Цесаревичъ принялъ полотенце, а затѣмъ поблагодаривъ станичниковъ за подношенiя, вошелъ въ зданiе школы.

К завтраку были приглашены Войсковой Атаманъ, атаманы 1-го и 2–го отдѣловъ, предсѣдатель Войскового Правленiя, начальникъ почетного караула и ординарецъ.

Войдя въ столовую, Государь Цесаревичъ внимательно осмотрѣлъ убранство этой комнаты и особенно работу орла, впереди котораго было его мѣсто за столомъ. По окончанiи завтрака Его Высочество перешелъ въ гостиную, гдѣ еще нѣкоторое время бесѣдовалъ съ представителями поселка.

Въ часъ дня Цесаревичъ отбылъ изъ Новорыбинска. За его коляской сейчасъ же вынеслись казачата со значкомъ, который держалъ 13–лѣтний мальчикъ Владимiръ Бородавкинъ, а сбоку и нѣсколько въ сторонѣ скакали казаки конвойнаго взвода.

Въ Прѣсновскѣ Его Высочество остановился у церкви, на паперти которой его ожидало духовенство. Приложившись ко кресту, Государь Цесаревичъ подошелъ къ станичникамъ, првѣтствовавшимъ его хлѣбомъ-солью.

Наградивъ конвоировъ казачатъ, Государь Цесаревичъ, напутствуемый благопожеланiями Прѣсновцевъ, выѣхалъ дальше. Какъ только его экипажъ тронулся съ мѣста, Бородавкинъ со значкомъ присоединился к конвойному взводу. Такъ онъ скакалъ 60 верстъ на одной лошади до поселка Кабановскаго . Здѣсь Бородавкинъ пересѣлъ на другого коня, высланнаго ему отцомъ и еще проскакалъ 48 верстъ до Прѣсногорьковска.

Этотъ мальчикъ былъ замѣчательный наѣздникъ. Отлично управляя лошадью, онъ въ то же время красиво сидѣлъ въ седлѣ; 108 верстъ Бородавкинъ проскакалъ при шести небольшихъ остановкахъ въ попутныхъ поселкахъ, гдѣ производилась перепряжка лошадей и смѣна конвоевъ. Чтобы в полной мѣрѣ судить о его пробѣгѣ, необходимо замѣтить, что линейные казаки везли своего Августейшего Атамана со скоростью 20―22 верстъ въ часъ и 108 верстъ сдѣлали въ 7 часовъ времени.

Ко времени прибытiя Государя Цесаревича въ Прѣсногорьковскъ, у дома Кладенова стали представители станицы съ хлѣбомъ-солью; правѣе ихъ учащiеся дѣти, а по другую сторону крыльца выстроился почетный караулъ; тутъ же стояла и другая полусотня, составленная изъ кавалеровъ урядниковъ и казаков, участниковъ Хивинскаго и Коканскаго походовъ. Эти почтенный старики, украшенные крестами и медалями, положительно привлекали къ себѣ вниманiе всѣхъ.

Около 8–ми часовъ вечера Государь Цесаревичъ прибылъ въ Прѣсногорьковскъ. Рядомъ съ его коляской скакалъ Бородавкинъ со значкомъ. Обойдя полусотни и поздоровавшись съ казаками, Его Высочество пропустилъ ихъ церемонiаломъ. Нужно было видѣть какими молодцами проходили старики кавалеры и какъ они были счастливы, когда Августейшiй Атаманъ сказалъ имъ: „Спасибо молодцы“. На эти милостивые слова они отвѣтили восторженнымъ „ура“, которое было подхвачено народомъ.

Принявъ от станичниковъ хлѣбъ-соль и обойдя учащихся дѣтей, Его Высочество прошелъ въ домъ, куда на обѣдъ были приглашены всѣ начальствующiе лица.

Въ это же время площадь передъ домомъ Кладенова освѣтилась огнями. Гирлянды цвѣтныхъ фонарей, флаги, вензеля и транспоранты придавали этому уголку красивый видъ. Между тѣмъ въ павильонѣ и на столахъ разставленныхъ на этой же площади, началось угощенiе народа чаемъ, сластями, пивомъ и медомъ. По временамъ раздавалось „ура“. То были здравицы за Государя Императора, Матушку Царицу и Августейшаго Атамана. Еще не окончился обѣдъ, какъ станичники собрались въ кружокъ и запѣли свои пѣсни; ихъ примѣру послѣдовали казачки, ― онѣ составили хороводъ. Нѣсколько въ сторонѣ кто-то отхватывалъ «казачка» подъ скрипку съ бандурой и трензелемъ. Только ближе къ дому, молча, безъ шапокъ, стояли глубокiе старики: они не принимали участiя въ общемъ весельѣ, оно ихъ не занимало; ихъ мысли были сосредоточены на окнахъ дома, въ которомъ находился Наслѣдникъ престола. Они его ждали и не напрасно―послѣ обѣда Его Высочество вышелъ на крыльцо. Какимъ могучимъ „ура“ встрѣтилъ его народъ и какъ были счастливы эти убѣленные сѣдиной станичники, что еще раъ имъ представился случай видѣть дорогого, желаннаго гостя, они молились и благославляли его.

На другой день, передъ выѣздомъ изъ Прѣсногорьковска, Государь Цесаревичъ подарилъ на память свои портреты генерала барону Таубе, полковникамъ Катанаеву, Симонову. Такiе же портреты были подарены въ Омскѣ генералу Русинову, войсковымъ старшинамъ Чирикову, Ерковскому, Березовскому и Калачеву; урядники конвоя получили серебряные часы съ Государственнымъ гербомъ и по 50 рублей деньгами, а малолѣтокъ Бородавкинъ золотые часы. Перстни, золотые и серебряные часы были пожалованы депутатам отъ Атбасарской, Прѣсновской и Прѣсногорьковской станицъ.

Около 7 ½ часовъ утра Государь Цесаревичъ выѣхалъ изъ Прѣсногорьковска. До границы Оренбургскаго войска оставалось около 50 верстъ. Весь этотъ путь у коляски Цесаревича снова скакалъ Бородавкинъ со значкомъ на второй своей лошади. Кромѣ конвойныхъ взводовъ, съ половины дороги, приняли участiе въ сопровожденiи Его Высочества киргизки, въ своихъ нацiональныхъ костюмахъ. Эти степныя амазонки, мчавшiяся во весь опоръ, представляли замѣчательно красивую картину. Тутъ же скакали казаки — станичники, крестьяне, киргизы, обгоняя другъ друга, чтобы скорѣе добраться до границы и еще разъ взглянуть на свое „красное солнышко“.

Часовъ въ 11 утра поѣздъ остановился у юртъ, выставленныхъ у границы. Здѣсь наши казачки снова имѣли счастье угощать Высокаго гостя чаемъ съ домашнимъ печеньемъ.

Передъ выездомъ Его Высочество приказалъ снять съ древка значекъ Новорыбинцевъ и уложить его въ ящикъ своей коляски.

Попрощавшись съ начальствующими лицами, Государь Цесаревичъ отбылъ въ Оренбургское войско.

Долго еще казаки оставались на мѣсте и только когда послѣднiй экипажъ скрылся изъ виду, они начали расходиться по степи, чтобы подѣлиться другъ съ другомъ впечатлѣнiями незабвенныхъ дней.

~~~~~~~~~~

XIV

Пѣсни Сибирскаго войска и его Ермака Тимофеева полка.

Нигдѣ лучше не обрисовываются разныя стороны народной жизни, подвиги отдѣльныхъ общинъ и ихъ вождей, какъ въ пѣсняхъ и былинахъ. К сожалѣнiю, въ нашъ вѣкъ забыты на Руси многiя старыя пѣсни. Даже въ войскахъ нерѣдко приходится теперь слышать, какъ воспѣваются разнаго рода „стрѣлóчки“ или какъ она „шлейфомъ улицу мела“. А еще такъ недавно мы гордились, что „Русь и въ пѣсняхъ-то могуча“.

Въ Сибирском войскѣ не мало глубоко содержательныхъ пѣсенъ, но часть ихъ тоже забыта или настолько передѣлана, что нѣтъ возможности добраться до смысла.

Чтобы сохранить уцѣлѣвшiя въ Войскѣ пѣсни, я помѣстилъ ихъ на страницахъ Исторiи полка и, притомъ въ тѣхъ главахъ, въ которыхъ описаны воспѣваемыя ими событiя. Тѣ же пѣсни, которыя, по своему содержанiю, не соотвѣтствуютъ внесеннымъ въ Исторiю событiямъ или касаются ихъ только отчасти, помѣщены въ этой главѣ.

Въ главѣ III-ей на страницѣ -й записана старинная пѣсня „Рано утром весной“… Она называлась „семиверстной“. И дѣйствитеольно, чтобы пропѣть ее отъ начала до конца, можно сдѣлать цѣлый переходъ. Вотъ ея продолженiе[1]:

Лишь одинъ не кричалъ,

Одиноко стоялъ

Онъ, опершись на саблю стальную.

То казакъ молодой

И любимый женой

И любившiй жену молодую.

Когда холостъ онъ былъ,

Он кутилъ и рубилъ

И въ степяхъ гарцевалъ съ удальцами.

Он бы рад на войну,

Жаль оставить жену

Съ голубыми, какъ небо, очами.

Вот к вечернѣ звонятъ,

Казаки мигомъ въ рядъ

И пошли въ Божью церковь молиться.

Да поклономъ земнымъ

Поклониться святымъ

И къ чесному кресту приложиться.

Но казакъ молодой,

Не спѣшитъ за толпой

Помолиться святымъ не радѣетъ.

Он стоитъ молчаливъ,

И не мертвъ и не живъ,―

Кровь въ груди то кипитъ, то хладѣетъ.

Вотъ, одѣтый въ стихарь,

Зазвонилъ пономарь

На высокой звоницѣө собора.

И казакъ задрожалъ,

Жгучей искрой запалъ

Червь укора въ душѣ неспокойной.

Онъ во храмъ не спѣшитъ.

И боится вступить,

И стоитъ одинокъ у порога.

Онъ гладитъ на народъ

И креста не кладетъ

И не молится Господу Богу.

Освѣщенъ Божiй храмъ

И святой өимиамъ

Будто ризой народъ одѣваетъ.

И казаки поютъ,

Да поклоны кладутъ,

Атаманъ съ есауломъ читаютъ.

Службу кончили, вотъ

Атаманъ напередъ,

А за нимъ молодцы есаулы:

Приложась къ образамъ,

Казаки по домамъ

Разошлись, говоря про аулы.

А казакъ молодой

Съ неспокойной душой

Въ церковь Божiю робко вступаетъ.

Къ алтарю онъ идетъ,

Тихо старца зоветъ

И съ слезами къ ногамъ припадаетъ.

Мой отецъ поспѣши,

Тяжкiй грѣхъ разрѣши,

Погибаю я, грѣшный, душою.

„Сколь-бы грѣхъ не великъ“,―

Гоаворитъ духовник,―

„Не утай ничего предо мною“.

А казакъ отвѣчалъ:

Атаманъ приказалъ

Нам идти на киргизцевъ войною.

Мой отецъ, я женатъ,

И хоть нѣту ребятъ,

Да ведь жалко разстаться съ женою.

Я на Бога ропталъ

И своих проклиналъ

И не шелъ съ казаками молиться.

И пришедши потомъ,

Не крестился крестомъ,

Не хотѣлъ къ образамъ приложиться.

„Чадо! Грѣхъ твой велик“,―

Говоритъ духовникъ,―

„Омрачился ты тяжкой виною,

„Но и бездну грѣховъ

„Богъ очистить готовъ,

„Прибѣгай лишь къ нему съ покаяньемъ.

„Как Христовъ iерей,

„Я по власти своей

„ От греховъ всѣхъ тебя разрѣшаю.

„И под знамемъ креста,

„Супротивныхъ Христа

„Поражай, я тебя посылаю.

„Мужем будь, не жалѣй

„Крови грѣшной своей

„И за братiю жертвуй собою.

„Знай, убитыхъ въ конецъ

„Ждетъ нетлѣнный вѣнецъ.

Поѣзжай сынъ мой, миръ надъ тобою“.

И казакъ молодой

Съ облегченной душой

Божiй храмъ, помолясь, оставляетъ.

Онъ приходитъ къ женѣ,

Говоритъ о войнѣ

И печальну жену утѣшаетъ.

Не тоскуй, не кручись,

Лучше Богу молись,

Что от смерти меня Онъ избавилъ.

Чтобы насъ, казаков,

Сохранилъ от окóвъ

И великой побѣдой прославилъ.

За степьми, говорятъ,

Камней груды лежатъ

И песокъ при рѣкахъ золотистый.

„Что мнѣ въ платьяхъ цвѣтныхъ,

„Что въ камняхъ дорогихъ,

„Когда нѣту тебя ненаглядный!

„От разлучнаго дня

„Не утѣшитъ меня

„Ни серебро, ни жемчугъ прекрасный.

„Кто-то мнѣ говоритъ:

„Мужъ твой будетъ убитъ,

„Вот ужъ по три я слышу все ночи.

„Видно мне сиротой

„Вѣковать вѣкъ вдовой,

„Не видать твои свѣтлые очи;

„Не крутитъ черный усъ,

„Не лобзать алыхъ устъ,

„Не прижать ко груди бѣлоснѣжной.

„Твой сынокъ подрастетъ,

„Тятю кликать начнеть,

„Что мнѣ дѣлать тогда безнадежной?“

И съ сердечной тоской,

Тут казакъ молодой

Молодую жену обнимаетъ.

Не тоскуй, говоритъ,

Я не буду убитъ,

Вѣдь не всякiй въ войне погибаетъ.

И недѣль черезъ пять

Ворочусь я опять

И съ добычей къ тебѣ боевою.

Я тебя обниму,

Крѣпко къ сердцу прижму

И у сердца тебя успокою.

Коль паду на войнѣ,

Ты не плачь обо мнѣ,

Пожалей свои ясныя очи.

Ожидай ты меня

Не средь бѣла дня,

Я вернуся обратно средь ночи.

У воротъ я сойду,

Тихо въ хату войду

И махну посинѣлой рукою.

Ты не бойся меня,

А садись на коня,

Мы поѣдемъ, другъ милый, с тобою,

Тутъ казакъ замолчалъ,

Три свѣчи засвѣчалъ

И сбираться онъ началъ на битву.

Онъ осѣкъ три кремня,

Изготовилъ коня,

Наточивъ свою саблю, какъ бритву.

На другой день съ зарей,

Грянулъ гулъ вестовой….

Казаки лошадей выводили.

Гулъ второй разнесло,

Казаки на сѣдло

И за третьимъ― на площадь спѣшили.

Шумно строятся в рядъ,

Громко сабли гремятъ….

Развиваютъ казацкое знамя.

Кони борзые бьютъ,

Пыль копытами вьютъ

И въ глазахъ ихъ свирѣпое пламя.

Вотъ раздался сигналъ,

Атаманъ прискакалъ

И церковны врата отворились.

Кивера всѣ долой,

Закричалъ удалой….

Кивера тутъ у всѣхъ опустились.

Тихо старцы пошли,

Образа понесли

И святую хоругвь къ окропленiю.

А за ними идетъ

Весь церковный причéтъ,

Позади iерей въ облаченiи.

Призывалъ Бога силъ,

Iерей возгласилъ

И всемирную славы запѣли.

Онъ по ряду ходилъ,

Казаковъ окропилъ

Освященной водою въ купели.

„Родъ избранный возстань,

„Ополчайся на брань,

„Покоряй супротивныхъ подъ ногу.

„Укрѣпитъ Богъ боговъ

„Васъ на вашихъ враговъ,

„Я вручаю васъ Господу Богу“.

И покончив обрядъ,

Повернулъ он назадъ

И слезами глаза омрачились.

Тихо старцы пошли,

Образа понесли

И церковныя врата закрылись.

Весь какъ пламя огня,

Атаманъ на коня

И тяжелыми брякнулъ ножнáми.

Вдругъ сверкнулъ, какъ стекло,

Длинный мечъ наголо

И летитъ молодцомъ предъ рядами.

Онъ ряды обскакалъ,

„Съ Богомъ, дети!“ сказал;

Казаки на сѣдлѣ поднялися.

Засверкали мечи

И орломъ казаки,

Какъ на пиръ, на войну понеслися.

Слѣдующiя четыре пѣсни: „Дикарь“,„Иртышъ“, „Настала священная брань на враговъ“ и „Казакъ“, относятся къ тому перiоду жизни Войска, когда ссыльные въ Сибири зачислялись въ казаки. Одни изъ этихъ ссыльныхъ были разнаго рода уголовные преступники, а другiе ― иноземцы, взятые въ плѣнъ русскими послѣ неудачныхъ для нихъ войнъ. Тоска по дикой Корелiи, воспѣтая въ „Дикаре“, несомненно относится къ жизни плѣнныхъ шведовъ, попавшихъ въ Сибирь послѣ Петровскихъ побѣдъ над Карломъ XII и принимавшихъ участiе въ заложенiи крѣпостей на Иртышской линiи. Послѣднiя двѣ пѣсни занесены въ Сибирское войско вѣроятно Донцами, попавшими въ его ряды тоже не по доброй волѣ.

Д И К А Р Ь.

Какъ въ кованой клѣткѣ дубровая птица,

Все жажду я грустный свободнаго дня.

Напрасно мнѣ блещутъ привѣтныя лица

И добрые люди ласкаютъ меня.

Мнѣ больно встрѣчаться съ улыбкою ясной,

Мнѣ больно смотреть, какъ играетъ заря.

Ахъ, добрые люди, напрасно, напрасно

Хотите вы сдѣлать ручнымъ дикаря.

Вы – сами видали, какъ странно и тщетно,

Скрывая улыбку, притворствовалъ я:

Какъ в обществѣ чинномъ бывало замѣтна,

Глухая лѣсная природа моя.

Природа была мнѣ въ притворстѣ уликой,

Скрывая свою вѣковую красу

Я росъ на раздольѣ Корелiи дикой,

При озерѣ бурномъ, въ дремучемъ лесу.

Со мной вы разстались деревья родныя,

Я помню минуты прощальной поры,

Какъ слезы катились у васъ смоляныя,

Густымъ янтаремъ изъ подъ черной коры.

Какъ вы мнѣ, прощаясь, главами кивали,

Даря свой послѣднiй унылый привѣтъ;

И какъ ваши листья по вѣтру шептали:

Куда ты уходишь, тамъ счастiя нѣтъ.

Но я разорвал-бы печали завѣсу,

Свободною грудью вздохнулъ-бы вполнѣ,

Лишь дайте мнѣ лѣсу, дремучаго лѣсу,

Лишь дайте мнѣ волю, свободную мнѣ.

Чтобъ могъ я по своему горе размыкать,

Объятья природѣ опять распахнуть;

И праздно-бродячую радость закликать

Хотя на минуту въ разбитую грудь.

И Р Т Ы Ш Ъ.

Пѣвец младой, судьбой гонимый,

При брегѣ быстрыхъ водъ сиделъ,

И грустью скорбною гонимый,

Разлуку съ родиною пѣлъ.

Шуми Иртышъ, струитесь воды,

Припѣвъ: Несите грусть мою съ собой,

А я, лишенный здѣсь свободы,

Дышу для родины драгой.

Для родины, для сердца милой,―

Я въ нихъ все счастiе имѣлъ,

Въ кругу родныхъ, всегда любимый,

Гдѣ радости однѣ я пѣлъ.

Припѣвъ.

Теперь пою одну разлуку,

Судьбой расторгнутыхъ сердецъ

И грусть свою ввѣряю звуку….

Ужъ не на родинѣ пѣвецъ.

Припѣвъ.

Настала священная брань на враговъ,

И въ битву помчала Сибири сыновъ.

Одинъ изъ казаковъ наѣздникъ лихой.

Лишь годъ одинъ живши съ женой молодой,

Любя ея страстно и страстно любимъ,

Былъ долженъ разстаться съ блаженствомъ своимъ.

Прощаясь съ женою, сказалъ: „будь вѣрна!“―

„Вѣрна до могилы“,― сказала она.

Три года за родину бился съ врагомъ.

Разилъ супостата копьемъ и мечемъ.

Безстрашный наѣздникъ всегда впереди,―

Свидѣтели раны и всѣ на груди.

Окончились битвы, онъ ѣдетъ домой,

Все страстный, все вѣрный жѣне молодой.

Уже достигаетъ родныхъ городовъ

И видитъ на встрѣчу идущихъ отцовъ.

Казакъ нашъ объемлетъ отца своего:

„Повѣдай родитель, повѣдай ты мнѣ

О матери родной, о милой женѣ?“

Старикъ отвѣчаетъ: „здорова семья,

„Но, сынъ мой, случилась бѣда у тебя:

„Тебѣ измѣнила младая жена:

„За то отъ печали изсохла она.

„Раскаянье видя, простили мы ей,

„Прости-же ты, сынъ мой, мы просимъ объ ней“.

Ни слова отвѣта, идетъ онъ съ отцомъ

И вот уже входитъ въ родительскiй домъ.

Упала на грудь его матерь въ слезахъ,

Жена молодая лежала в ногахъ.

Онъ мать обнимаетъ, иконамъ святымъ,

Какъ быть, поклонился съ поклономъ земнымъ.

Вдругъ сабля взвилася могучей рукой,

Глава покатилась съ жены молодой.

Безмолвно онъ голову тихо беретъ

И молча къ народу на площадь несетъ.

Свое преступленiе онъ всѣмъ объявилъ

И требовал казни, и казнь получилъ.

К А З А К Ъ.

Раз, полночной порою,

Сквозь тумаъ и мракъ,

Тихо ѣхалъ надъ рѣкою

Удалой казакъ.

Черна шапка на бекренѣ,

Весь челпакъ въ пыли,

Пистолеты при колѣнѣ,

Сабля до земли.

Вѣрный конь, узды не чуя,

Шагом выступалъ,

Гриву долгую волнуя,

Углублялся въ даль.

Вотъ предъ нимъ двѣ ―три избушки,

Выломанъ заборъ;

Здѣсь дорога къ деревушкѣ,

Тамъ― въ дремучiй боръ.

Не найду въ лѣсу дѣвицы,―

Думалъ хватъ Денисъ:

Ужъ красавицы дѣвицы

На ночь убрались.

Шевельнулъ казакъ уздою,

Шпорой прикольнулъ

И помчался конь стрѣлою ―

Къ избамъ завернулъ.

Въ облакахъ луна сребрила

Дальни небеса:

Подъ окном сидитъ уныла

Дѣвица краса.

Храбрый видитъ красну дѣву,

Сердце бъется въ немъ;

Конь тихонько къ лѣсу, къ лѣсу―

Вотъ ужъ подъ окномъ.

Ночь становится темнѣе,

Скрылася луна.

„Выйдь, коханочка, скорѣе,

„Напои коня“.

― Нѣтъ, къ мужчинѣ молодому

Страшно подойти.

Страшно выйти мнѣ изъ дому,

Коню дать воды.

„Ах, небось, дѣвица красна,

„Съ милым подружись!

„Ночь красавицамъ опасна?

„Радость, не страшись!

„Верь, коханочка, пустое,

„Ложный страхъ отбрось!

„Тратишь время золотое,

„Милая, небось!

„Сядь на борзаго: с тобою

„В дальнiй ѣду край;

„Будешь счастлива со мною:

„Съ другомъ всюду рай!“

Что же девица? склонилась,

Побѣдила страхъ,

Робко ѣхать согласилась,

Счастливъ сталъ казакъ!

Поскакали, полетѣли:

Дружку другъ любилъ:

Былъ ей вѣренъ три недѣли,

Въ третью измѣнилъ.

Эти пять пѣсенъ мнѣ приходилось слышать въ 60–хъ и 70–хъ годахъ прошлаго столѣтiя на Прѣсногорьковской линiи у командира 3–го полкового округа С. В. Папкова, въ городѣ Омскѣ въ Войсковой учебной сотнѣ П. М. Путинцева и въ Сыръ-Дарьинской области въ № 1 Сибирскомъ казачьемъ полку С. А. Елгашина. Тогда же пѣлись: „На границѣ мы стояли“, „Не лазорево красно солнышко“, „Соберемтесь-ка казаченьки во единый во кружекъ“, „Какъ изъ далеча, далеча“, „Полно, маменька, тужить“, „В рѣкѣ бѣжитъ могучiй валъ“. Но эти пѣсни теперь забыты и только иногда старики― станичники, сидя на лавкахъ у своихъ домовъ, тихо, как-бы про себя, напѣваютъ отрывки изъ нихъ.

Пѣсня „Въ рѣкѣ бѣжитъ могучiй валъ“, ест ь передѣлка черкессой пѣсни

А. С. Пушкина: она пѣлась со сдѣдующими измѣненiями:

Въ рѣкѣ бѣжитъ могучiй валъ;

Въ степи безмолвiе ночное;

Казакъ усталый задремалъ,

Склоняясь на копiе стальное,

Не спи казакъ: во тьмѣ ночной

Киргизецъ ходитъ за рѣкой.

Казакъ плыветъ на челнокѣ,

Влача по дну рѣчному сѣти:

Казакъ, утонешь ты въ рѣкѣ,

Какъ тонутъ маленькiя дѣти,

Купаясь жаркою порой:

Киргизецъ ходитъ за рѣкой.

На берегу Иртышскихъ водъ

Взросли линейныя станицы;

Веселый поляшетъ хороводъ;

Бѣгите русскiя дѣвицы,

Спѣшите, красныя, домой:

Киргизецъ ходитъ за рѣкой.

Въ 1883 году въ Ермака Тимофеева полку появилась новая пѣсня:

Проявился въ Сибири славный―крѣпкiй казакъ,

Славный―крѣпкий казакъ, по прозванью Ермакъ.

Ужъ какъ этот-то Ермакъ, он сражался не робѣлъ,

Он сражался не робѣлъ, всей Сибирью завладѣлъ.

Завладѣвши всей Сибирью, онъ царю послалъ поклонъ:

„Ой ты гой еси, надежда ― православный царь!

„Не вели меня казнить, да вели рѣчь говорить:

„Какъ и я-то Ермакъ сынъ Тимофеевичъ,

„Какъ и я-то воровской Донской атаманушка,

„Какъ и я-то гулялъ по синю―морю,

„Что по синю―морю по Хвалынскому,

„Какъ и я-то разбивалъ вѣдь бусы корабли,

„Какъ и тѣ-то корабли все неорленые;

„А теперича, надежда―православный царь,

„Приношу тебѣ буйную головушку

„И съ буйной головой царство Сибирское!“

~~~~~~~~~~

И С Т О Ч Н И К И

ГЛАВА I Стр.

1. Н. Симоновъ. Очеркъ службы № 1 Сибирскаго казачьяго

Ермака Тимофеева полка. Изд. 1901 г. . . . . . . . . . . . . . . . 10

2. Е. Тихомировъ. Ермакъ Тимофеевичъ, покоритель Сибири. Изд. 1866 г. . . . . . 11

3. Н. Симонов. Тотъ-же очеркъ . . . . . . . . . . . . . . . . . . 13

4. Приказы сибирскому казачьему войску 1903 г. . . . . . . . . . . . . 13

5. Тоже 1906 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 14

ГЛАВА II.

1. Г. Катанаевъ. Краткiй очеркъ службы Сибирскаго казачьяго войска.

Военный сборник 1903 г. №№ 7 и 8. . . . . . . . . . . . . . . . 15

2. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15

3. Н. Путинцевъ. Хронологическiй перечень событiй изъ Исторiи

Сибирскаго казачьяго войска. Изд. 1891 г. . . . . . . . . . . . . . . 15

4. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15

5. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 16

6. Г. Катанаевъ. Тот-же очеркъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 16

7. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 16

8. Г. Катанаевъ. Тот-же очеркъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 16

9. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 17

10. Г. Катанаевъ. Тот-же очеркъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

11. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

12. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечнь. . . . . . . . . . . . . . . . . 17

13. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

14. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 18

15. Отчетъ о Сибирскомъ войскѣ за 1903 . . . . . . . . . . . . . . . 18

16. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 18

ГЛАВА III.

1. Г. Катанаевъ. Тот-же очеркъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . 20

2. Тоже. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 20

3. Тоже. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21

4. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 21

5. Тоже. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21

6. Тож . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22

7. Кн. Горчаков. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22

8. Разсказъ отставного есаула Александра Семеновича Симонова,

Записанный въ 1889 г., а имъ слышанный отъ своего дѣда,

Служившаго на Иртышской линiи въ конце XVIII вѣка . . . . . . . . . . . 23

9. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 24

10. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24

11. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 24

12. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25

13. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25

ГЛАВА IV.

1. Г. Катанаевъ. Тот-же очеркъ . . . . . . . . . . . . . . . . . . 28

2. Н. Путинцевъ. Тотъ-же перечень. . . . . . . . . . . . . . . . . 28

3. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29

4. Тоже. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 29

5. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30

6. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 30

ГЛАВА V.

1. Приказы войскам Туркестанскаго округа Сыръ-Дарьинской области 1873 г. . . . . 33

2. Военный Сборникъ 1874 г. №№ 8 и 11 . . . . . . . . . . . . . . . 34

3. Тоже . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 36

4. Приказы войскам Туркестанскаго округа и архивъ штаба 1-го пол38ка 1873 и 1874 гг . 38

ГЛАВА VI.

1. Н. Симонов. Тотъ-же очеркъ . . . . . . . . . . . . . . . . . 40

2. Тоже. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 41

3. Военный Сборникъ 1876 г. № 1 . . . . . . . . . . . . . . . . 42

4. Приказы войскамъ Туркестанскаго округа 1875 г. . . . . . . . . . . . 42

ГЛАВА VII.

1. Приказы войскам Туркестанскаго округа и архивъ штаба 1-го полка 1875 г. . . . . 46

2. Военный Сборникъ 1876 г. № 8. . . . . . . . . . . . . . . . . 46

3. Приказы войскам Туркестанскаго округа и архивъ штаба 1-го полка 1875 г. . . . . 47

ГЛАВА VIII.

1. Военный Сборникъ 1876 г. № 8 и архивъ штаба 1-го полка 1876 г. . . . . . . . 54

ГЛАВА IX.

1. Приказы войскам Туркестанскаго округа и архивъ штаба 1-го полка 1878 г . . . . . 60

ГЛАВА X.

1. Приказъ войскам Туркестанскаго округа 1879 г. . . . . . . . . . . . . 61

2. Архивъ штаба 1-го полка 1880 и 1881 гг. . . . . . . . . . . . . . . 62

ГЛАВА XI.

1. Архивъ штаба 1-го полка 1882 и 1883. . . . . . . . . . . . . . . 69

ГЛАВА XII.

1. Архивъ штаба 1-го полка, приказы войскам

Семирѣченской области 1883, 1884, 1885, 1886 г.г. . . . . . . . . . . . 74

ГЛАВА XIII.

1. Кн. Ухтомскiй. На Востокъ. Т. VI . . . . . . . . . . . . . . . . 78

ГЛАВА XIV

1. Сообщено Н. Г. Путинцевымъ . . . . . . . . . . . . . . . . . 82

На фотографиях с сайта «Сибирские казаки. Фотки на «Яндексе» офицеры и казаки 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеевича полка: 4 казака и 2 приказных 1-го полка; Казак-батареец С.В.Бородин (1-й полк, 1916 — 1917 г.г.); Казаки 1-го Ермака Тимофеевича полка; Казаки 1-го военного отдела Сибирского казачьего войска на службе в 1-м полку (Семиреченская область, 1911 г.); Казаки 1-го полка (г. Джаркент); Казаки 1-го полка (ст. Котуркульской); Казаки 1-го полка в Джаркенте; Казаки 1-го полка (в центре — Федор Александрович Егоров, г. Джаркент, 1911 г.); Казаки Кутыркульской станицы на службе в полку (1914 г.); Команда службы связи полка (первая мировая война); Подхорунжий 4-й сотни Иван Иванович Шилов (из казаков поселка Пресногорьковский Редут Пресногорьковской станицы); Приказный 1-го полка; Кавалер трёх Георгиевских крестов, старший урядник Артемий Павлович Савельев; Кавалер трёх Георгиевских крестов, старший урядник Сухов; Учебная команда полка (г. Омск); Хор трубачей 1-го полка (в гимнастёрках); Хор трубачей 1-го Сибирского казачьего полка (в мундирах, в центре сидят полковой адъютант с аксельбантом, командир полка и капельмейстер, гражданский чиновник в мундире без погон); фотографии с сайта «Сибирскiй Казакъ»: 3 казака 1-го полка; Участники Кокандского похода, Георгиевские кавалеры, офицеры Сибирского № 1 Ермака Тимофеевича казачьего полка (М., 1891 г.); Офицеры штаба 1-го полка (г. Карс, 1917 г.).